Кейси Уэст - Возможно, на этот раз

– Да, что ты сделала? – повторил Эндрю. Глаза его весело поблескивали. Я смерила его яростным взглядом, и он улыбнулся.

– Я включила компьютер и прочитала о громе все. Откуда он берется. Почему. А потом однажды во время грозы заставила себя выйти на крыльцо и просидеть там от первого раската грома до последнего.

– Но я знаю, что такое фейерверки, – пробормотал Ганнар.

– Я понимаю. Но, может быть, тебе стоит просто посмотреть на них. Они правда красивые. Тебе даже никуда идти не надо, просто подними голову. Ничего плохого не случится. Чем больше будешь смотреть, тем меньше будешь бояться.

Ганнар повернул голову и перевел взгляд на дыру в крыше: там разорвалось еще несколько ярких вспышек.

– Я знаю, ты думаешь, что я веду себя, как ребенок, – проговорил он. – Но я ничего не могу поделать.

– Я вовсе не думаю, что ты ведешь себя, как ребенок, – ответила я, удивленная таким обвинением. – У страха не всегда есть смысл или причина.

– У моего есть причина.

– Да?

– В прошлый канун Нового года, когда ты была на работе, мамуля устроила вечеринку на заднем дворе. Я должен был спать.

– Что случилось? – спросила я, с ужасом ожидая ответа.

– Какие-то мужики начали стрелять в небо и разбили мне окно, и кусок стекла угодил мне в руку, и я подумал, что меня подстрелили. И никто не пришел на помощь. И теперь любые громкие звуки напоминают мне об этом. – Я видела, что он силится не заплакать, нацепив маску храбрости: подбородок у него откровенно дрожал.

– Что? – переспросила я. Ярость просто переполняла меня. – Так вот как разбилось твое окно?

Он кивнул.

– Ганнар, я понятия не имела. Прости меня. Почему же ты мне не рассказал?

– Потому что я знал, что ты разозлишься на мамулю. Ты на нее всегда злишься.

Я сглотнула.

– Прости. Ты можешь рассказывать мне что угодно. Я очень постараюсь не злиться.

Ганнар приподнялся, а потом прижался ко мне вместо Эндрю. Я обняла его за плечи. Какое-то время мы просто смотрели в тишине, как в небе загораются вспышки фейерверков. Молчание затянулось; Ганнар совсем поник головой и, кажется, задремал – эта нервная встряска явно утомила его.

– Знаешь, – произнес Эндрю, – когда ты рассказываешь истории, твой акцент сильнее заметен.

– Да?

– Ага.

– Наверное, это потому, что я говорила о своей маме. Она южанка до мозга костей.

– Кстати об этом. Если кто-то «перерос свои штаны» – что это значит?

– Я такого не говорила.

– Знаю, просто на вечеринке услышал.

– Как бы это объяснить… Ну, наверное, это значит, что ты слишком зазнаешься, считаешь себя важнее, чем ты есть на самом деле.

– Ох, – пробормотал он разочарованно.

Я улыбнулась втихомолку.

– Не переживай. Местные немного предвзято относятся к горожанам.

– Речь шла не обо мне.

– Ох. – И тут до меня дошло. – Погоди, это обо мне кто-то сказал?

Эндрю пожал плечами.

– Это неважно.

– Спасибо, – ответила я сокрушенно.

– Я подумал, что это что-то хорошее.

– А кто это сказал?

– Твоя мама.

Наверное, меня это должно было обидеть, но в действительности все было совсем наоборот. Может быть, потому, что я уже и без того прекрасно знала, что моя мама думает обо мне.

– Если она не одобряет твоих планов на будущее, – проговорил Эндрю чуть погодя, – что она сама от тебя хочет?

– Она хочет, чтобы я выбрала более практичную профессию. Типа школьной учительницы. Или стоматолога.

– Твоя мама хочет, чтобы ты была стоматологом?

– У них есть гарантия занятости. Зубы у людей всегда будут.

Эндрю рассмеялся.

– И то верно. Но ты хочешь поехать в Нью-Йорк и стать дизайнером?

– Ну, сначала было бы неплохо поступить в дизайнерскую школу, но да, в конечном итоге я хочу стать дизайнером. – Я слышала свой голос как будто со стороны, и звучали эти слова далеко не так убедительно, как обычно.

– Модным дизайнером?

– Ага.

– И это мне говорит девчонка, которую привел в ужас мой дизайнерский костюм.

– Эта девчонка знает, когда дизайнерские костюмы уместны.

Его губы растянулись в улыбке. Он опустил взгляд на мобильник и нажал на экран, выключив фонарик. Теперь фейерверки было видно еще лучше.

– Ну а ты? – спросила я. – Чем ты хочешь заниматься?

– Понятия не имею, если честно. Мой отец хочет, чтобы я занимался веб-дизайном. Вроде бы я уже разбираюсь в этом. Да и людям подобные услуги наверняка будут полезны.

– Но ты сам этого не хочешь?

Он дернул одним плечом.

– Пока и это сойдет.

– А фотографии?

– А что фотографии?

– Тебе это, кажется, нравится. Ты мог бы заняться этим профессионально.

Эндрю снова пожал плечами.

– В этом мой отец недалеко ушел от твоей мамы. Он уже подробно разъяснил мне все причины, по которым фотограф – не самая стабильная профессия.

– Твой отец – повар! Это же самая что ни на есть профессия мечты!

– Думаю, отчасти дело как раз в этом. – Эндрю начал теребить телефон в руках. – Он знает, как трудно ему было пробиться, а потом оставаться в тренде. Он считает, что это того не стоило.

В небе начали появляться заключительные вспышки фейерверков, одна поверх другой, и мы замерли, наблюдая за ними сквозь дыру в крыше. Потом все стихло. Но мне все еще казалось, что фейерверки взрыв за взрывом отзываются у меня в груди.

– У тебя вообще есть нормальный фотоаппарат – или только телефон? – спросила я.

– Мой телефон и есть нормальный фотоаппарат, – ответила он.

– Я понимаю, но…

– Нет, крутой камеры у меня нет. Фотографии на сайте не нужно увеличивать до огромных размеров, так что качественная камера на телефоне вполне годится. – Он откинулся назад, прислонившись спиной к стене. – Однажды я увидел фотоаппарат в магазине. Это была одна из старых моделей, в которых нужно вручную перематывать пленку. Я страшно хотел купить его, но мой отец, по сути, контролирует мой банковский счет.

– И в итоге ты его не получил.

– Нет.

Я не знала, что на это сказать. Я уже и без того много раз высказывала свое мнение о его отце. Я чувствовала, что в этом случае такие слова не помогут.

Эндрю кивнул в сторону дыры в крыше.

– Это чем-то похоже на фотографии. Мы видим только часть целого.

– Только в этом случае эта часть выбрана за нас. – Я наклонила голову, пытаясь разглядеть небо получше. – Как ты выбираешь, какая часть целого в итоге станет фотографией?

Эндрю снова включил фонарик, потом поднял руки, сложив пальцы в своеобразную прямоугольную рамку, и жестом попросил меня сделать то же самое. Когда я последовала его примеру, он начал аккуратно передвигать мои руки, пока в рамке не оказался фрагмент катамарана.

– Ты просто выбираешь ту часть, которая больше всего выделяется. Или ту, у которой самая интересная форма. Или ту, которая лучше всего рассказывает какую-нибудь историю. – Сквозь пальцы я видела педали катамарана: одна была исправная, зато вторая держалась на честном слове, свисая с крепления, как будто вот-вот собиралась упасть. – И если это не удается тебе с первого снимка, то можно пробовать до бесконечности.

Эндрю снова подвинул мои руки – в сторону угла, где от одной стены к другой тянулась удивительная, сложная паутина. Я пристально всмотрелась в нее, вдруг чувствуя прилив вдохновения. Та юбка – я могла преобразить ее. Уникальность. Тонкая тесьма. Я могла бы добавить отделку, вышить подол своим собственным кружевом. Могло получиться.

Я опустила руки на колени, вдруг осознав, что молчу слишком долго.

– У тебя здорово получается, – наконец произнесла я. – Тебе стоит достать камеру и создавать произведения искусства.

Эндрю издал слабый смешок, как будто говоря, мол, это не так-то просто.

– Что ж, своей маме я не позволю решать за себя, – сказала я. – Я непременно поеду в Нью-Йорк. – Вот, уже получилось убедительнее.

– Нью-Йорк очень…

– Классный? – спросила я.

– Там довольно здорово. Но там очень тяжело пробиться. Этот город может сожрать тебя живьем.

Я поджала губы. Замечательно. Единственный человек из числа моих знакомых, который действительно бывал в Нью-Йорке, соглашался с моей мамой. Он тоже не думал, что мне удастся там выжить.

– Думаю, мне пора возвращаться, – проговорила я. – Цветы сами себя не уберут.

Я легонько потрясла Ганнара за плечо и, когда он открыл глаза, помогла ему подняться.

Мы с Ганнаром и Эндрю направились обратно к столам для пикников. Фонари в парке уже зажглись; издалека было видно, как люди собирают свои вещи и расходятся к машинам.

– Где вы были? – подскочила к нам Мика, когда мы подошли ближе.

– Играли в прятки, – ответил Эндрю, чем, разумеется, только больше озадачил Мику. Ганнар, впрочем, решил, что это забавно.

– Думаю, я выиграл, – хихикнул он.

– Не знаю, – сказал Эндрю. – Софи нашла нас, так что, думаю, выиграла она.

Мика недоуменно смотрела то на меня, то на Эндрю.

– Расскажу потом, – одними губами проговорила я. Она кивнула.

– Кэролайн уже ушла. Она сказала, что у нее страшная мигрень и что придется тебе убираться без нее.

Я рассмеялась.

– Я всегда убираюсь без нее.

– Знаю. Я еле успела прикусить язык, чтобы не сказать это ей.

Эндрю кивнул в сторону своего отца, который собирал тарелки неподалеку.

– Кстати об уборке – пойду-ка я помогу.

– До встречи, – сказала Мика.

– Неужели до октября не предвидится никаких массовых мероприятий? – спросил Эндрю.

– А что, будешь по нам скучать? – спросила я.

– Не по тебе, Эванс, но по Мике – точно.

Я улыбнулась. На этот раз его колкость почти не задела меня.

– По мне необязательно скучать, – сказала Мика. – Я тебе напишу. Давай сходим куда-нибудь.

Эндрю бросил быстрый взгляд в мою сторону, как будто ожидая, что мне вдруг захочется пообщаться с ним вне рабочей обстановки. Я просто подняла руки.