– Прости меня, – выплюнула я.

Эндрю не смотрел в мою сторону.

– Ты вообще знаешь, что эти слова значат? Потому что использовать ты их не умеешь.

Я уперла руки в бока.

– Можно мы просто уже поедем?

– Поезжайте. Я не просил вас ждать меня.

– Мы приехали сюда вместе.

Он молчал, опустив голову.

Ну и упрямый осел.

– Неужели со мной все настолько плохо? – спросила я. – Я первая, кто тебе говорит, что твой отец – говнюк? Мне это кажется очень маловероятным.

Он наконец поднял голову.

– Это не твое дело, вот и все.

– Ага, но кого там целует Кайл и какое отношение это имеет ко мне – твое дело?

– Это абсолютно разные вещи.

Я сделала еще один шаг вперед и ткнула пальцем ему в грудь.

– Это одно и то же. И если кто-нибудь – даже твой отец – будет говорить с тобой вот так, когда ты этого не заслуживаешь, то я призову его к ответу.

Эндрю перехватил мое запястье, отталкивая мою руку от своей груди.

– А если ты будешь притворяться, что ты в полном порядке, когда это очевидно не так, то я призову к ответу тебя.

– Ну и ладно!

– Ладно! Я быстро перевела взгляд на его руку, все еще сжимающую мое запястье, а потом снова взглянула ему в лицо. Пристальный взгляд голубых глаз, чуть приоткрытые губы, частое нервное дыхание. В следующий момент мое тело как будто переключилось на автопилот. Я наклонилась вперед и с яростью поцеловала его.

Он замер. Мы оба замерли, прижавшись друг к другу губами.

Он притянул меня ближе к себе, и я обхватила его рукой за талию. Он наклонил голову, углубляя поцелуй; я быстро втянула воздух носом, чувствуя, как по всему телу будто проходит электрический разряд. Я обняла его обеими руками, прижимаясь к нему всем телом. Он развернулся на 180 градусов, прижав меня к сараю и все еще целуя. Это было слишком хорошо. Нет. Нельзя было это продолжать.

Я просунула руки между нами и оттолкнула его. Он какое-то время смотрел на меня и тоже прислонился спиной к сараю. Несколько минут мы просто пыхтели, пытаясь выровнять дыхание.

– Зачем ты это сделал? – спросила я наконец.

– Вообще-то ты это сделала, – заметил он резонно. – Ты сделала это, потому что тебе стало меня жалко.

Я нахмурилась.

– Не надо мне объяснять, почему я что-то сделала.

– Даже если это правда?

– Особенно если это правда.

Он издал слабый смешок.

– А может, это тебе стало меня жалко, – сказала я.

– Это не так.

– Хорошо.

– Хорошо, – повторил он.

– Нам пора, – сказала я, не двигаясь с места.

– И правда пора, – повторил он, не двигаясь с места.

– Ты боишься? – спросила я.

– Что ты на меня снова накинешься? Да, ужасно.

Я улыбнулась. В лицо повеял слабый ветерок – хоть какое-то облегчение после этой удушающей жары. Листья на дереве, растущем во дворе, зашелестели.

– Я имела в виду, возвращаться домой, – пояснила я.

– Видишь, я же знал, что ты это сделала из жалости.

Я пожевала внутреннюю сторону щеки.

– Я сделала это, потому что каждый по-разному справляется с горем.

Эндрю расхохотался.

– Не такой уж плохой способ горевать.

– Я начинаю видеть плюсы, – сказала я, с раздражением чувствуя, что начинаю краснеть.

– То есть ты признаешь, что я хорошо целуюсь?

Он и правда отлично целовался.

– Я это никогда не признаю, – ответила я.

Он повернулся ко мне, прижавшись к доскам сарая щекой и одним плечом.

– Отец – это все, что у меня есть. Если что-то случится, останемся только мы с ним. Я не могу это потерять.

– Он твой отец. И не перестанет им быть, если ты с ним честно поговоришь.

Едва сказав это, я вспомнила, что мама Эндрю бросила семью из-за какой-то ерунды. Что и мой собственный отец бросил семью – может, и не из-за ерунды, но по причинам, которые никак от меня не зависели. Может быть, кровные узы и не всегда были самыми стойкими.

– Прости, что вступилась за тебя… – начала я. – Хотя нет, за это я извиняться не буду. Прости, что расстроила тебя.

– В который раз? – спросил он, сверкая глазами.

– Только сейчас. Во все остальные разы ты этого заслуживал. – Я потянулась, взяла его за руку и переплела наши пальцы. – Сегодня много что происходит один раз.

Я встретилась с ним взглядом, надеясь, что он понимает, о чем я говорю. Что я больше не буду кричать на его отца. И что, как бы ни было приятно целовать Эндрю Харта, продолжать это нам было нельзя. Мы с ним были несовместимы. И не раз уже это доказали.

Он кивнул.

– Интересно, насколько велики шансы, что твой отец после такого все-таки даст мне рекомендацию? – спросила я вслух.

– Рекомендацию для чего?

– Не знаю. Ни для чего.

Он прищурился.

– Ты думаешь, мой отец может каким-то образом помочь тебе пробиться в модной индустрии?

– Он знает больше людей, чем я. Я думала, может быть…

Он поднял наши переплетенные руки.

– Это ты поэтому…?

Я отдернула руку.

– Нет! Если бы я хотела тебя использовать, разве я не сделала бы этого раньше?

Он провел обеими руками по волосам.

– Не знаю, Софи. Я уже говорил тебе, что у меня раньше никогда не было друзей. Мне и сейчас трудно понять, есть ли они у меня.

– Есть, Эндрю. – И я говорила это искренне. – Мы с тобой… друзья.

Как это случилось? Почему-то это удивило меня еще больше, чем наш поцелуй.

Эндрю медленно кивнул.

– Ты сможешь поехать на благотворительный вечер в Бирмингем через несколько недель? На тот, где будет готовить мистер Уильямс.

Я покачала головой.

– «Всякий случай» не поставляет для них цветы. Они наняли кого-то поближе.

– Я знаю. Ты можешь быть официанткой вместе с Микой. Будет весело.

Я рассмеялась. Я не была уверена, что нам будет очень уж весело, но поехать я бы могла. Мне нравилось в Бирмингеме.

– Хорошо.

– И кстати, мой отец точно не поможет тебе пробиться, – добавил Эндрю, когда мы направились в сторону фургона. – Он как я. У него плохо получается заводить знакомства.

Глава 26

Бирмингемская детская больница

Благотворительный вечер


ПИОНЫ

Мечтаете подарить кому-нибудь цветы размером с ваше лицо? Пионы вам помогут. Окей, может быть, они и не настолько большие, но широко известны своими роскошными, пышными цветками, а еще, говорят, приносят удачу. В чем же проблема? Они очень недолговечны. Порой самые прекрасные вещи на свете живут меньше всего.


—Мне кажется, это просто нечестно, – пробормотала Мика, когда мы ехали по центральной улице Бирмингема, – что ты так классно выглядишь в штанах из полиэстера.

– В таком никто классно не выглядит.

Я сидела в штурманском кресле в такой же униформе официантки, как и Мика. Мои волосы отросли, так что я смогла убрать их в хвост. Я подняла руки и затянула резинку потуже.

– Ты выглядишь, – возразила Мика.

Дело было, наверное, в том, что я внесла несколько изменений. Я слегка подшила белую рубашку, чтобы она не сидела на мне бесформенным мешком, и добавила симпатичные серебристые колечки к шлевкам на штанах.

– Интересно, будешь ли ты по-прежнему уверена, что я классно выгляжу, когда я страшно облажаюсь на этом мероприятии. – В животе все переворачивалось от этих мыслей. – О чем я только думала? Впервые пробовать себя в роли официантки на каком-то элитном благотворительном вечере.

Мика смотрела на дорогу.

– Ты отлично справишься. В этом нет ничего сложного.

Я ужасно нервничала и притворялась, что дело только в том, что мне придется подавать богатым людям еду на подносах. Что это никак не было связано с тем, что сегодня я впервые снова увижу Эндрю после трех недель нашего совместного молчания. Я поцеловала его. О чем я вообще думала? Очевидно, я в принципе не думала. Это был очень странный день. Я во всем винила обстоятельства.

Я выглянула из окна, провожая взглядом проплывающие мимо дома.

– А вон одна из моих скамеек, – сказала я.

Мама нечасто отпускала меня в Бирмингем, но в редкие дни, когда это все-таки происходило, я обожала сидеть на скамейке в центре города, разглядывая прохожих.

– Самая скучная скамейка в мире, – протянула Мика. Судя по всему, я часто заставляла ее к себе присоединиться.

– Я думаю, ты имела в виду «самая интересная скамейка». Ты разве не чувствуешь энергию? – Я потрясла ее за плечо.

– Я чувствую, что вокруг меня сейчас слишком много машин, и из-за этого у меня начинается клаустрофобия. Это об этой энергии ты говоришь?

Я опустила стекло. Ветер ворвался в салон вместе со звуками автомобильных гудков, сирен и незнакомых запахов.

– Нет. Об этой.

– Ты странная, – сказала Мика.

– Это из-за тебя я такая.

Она рассмеялась.

– Ты что, забыла, что ты мне сказала на том семейном вечере в детском садике, когда нам было по пять лет?

– Ты мне не дашь забыть.

– «Меня зовут Софи, и я не очень хочу с тобой разговаривать, но мой папа сказал, что так надо».

Я расхохоталась.

– Уверена, все было совсем не так.

– В точности.

– Со мной всегда было непросто, не так ли?

– Это факт. – Мика наклонилась вперед и окинула взглядом высотку перед нами. – Думаю, это то самое здание. Ты видишь где-нибудь въезд на парковку?

– Справа, – ответила я.

Она заехала на второй уровень гаража. Следуя указаниям ее папы, мы проехали чуть дальше и обнаружили там фургон с провиантом. Двери были открыты, и Лэнс разгружал коробки.

Мика опустила окно.

– Где мне припарковаться? – крикнула она.

Лэнс ткнул пальцем в сторону дальнего свободного места.

Припарковавшись, мы выбрались из машины и направились к фургону мистера Уильямса. Лэнс все еще стоял там; в руках у него было огромное пластиковое ведро.