– Только не сердись! – попросила она. – Знаю, ты никому не разрешаешь его брать. Но может, мы сможем тебе помочь? Позволь нам помочь.

Я нахмурилась.

– И как вы мне поможете?

– Может быть, мы полистаем его. – Она кивнула в сторону Эндрю. – Скажем, что выделяется, что кажется нам уникальным.

Инстинктивно мне захотелось спрятаться в кокон и закопать альбом где-нибудь на заднем дворе под ивой, но это было больно уж драматично. Это был плохой инстинкт, моя гордость. Не было ничего плохого в том, чтобы позволить людям помочь.

– Окей, – тихо сказала я.

– Да? – спросила она взволнованно.

Я кивнула.

Она подошла к качелям и жестом приказала нам потесниться:

– Так, двигайтесь, двигайтесь.

Качели были маловаты для троих, но Эндрю сдвинулся вправо, как только мог, и откинул руку на спинку, чтобы освободить еще больше места. Я придвинулась к нему ближе. От него приятно пахло свежим бельем и мускусным одеколоном. Мика села слева от меня и положила альбом мне на колени. Потом они с Эндрю наклонились вперед в ожидании.

– Короче, тут все очень неаккуратное, я рисую первое, что придет в голову в порыве вдохновения, без какой-либо логики и смысла, – быстро проговорила я, сжимая альбом в руках.

– Не тяни, – сказал Эндрю.

– Да, мы хотим узнать, что происходит в твоем беспорядочном мозгу, – заявила Мика.

– Ты не помогаешь, – сказала я.

Она слегка пихнула меня плечом, и я открыла альбом.

На первой странице был набросок, который я нарисовала еще года два назад: стандартная юбка-карандаш и свободная блузка. Ничего особенного, но работа добротная. Я помнила, как вырисовывала на ней каждый штришок. Я перевернула страницу, на следующей была приклеена вырезка из журнала с розовым платьем, которое мне понравилось. Я даже уже не помнила, почему оно нравилось мне. Оно было симпатичное, но совсем не в моем стиле. Мика и Эндрю совсем притихли, и я подумала, что они, видимо, ждут, когда я спрошу их мнения. Но для этого я слишком нервничала.

Я продолжила листать. Содержание дальше не сильно отличалось: кучи страниц с набросками, вырезками из журналов или кусочками ткани. Мика еле слышно хмыкала, когда какая-то страничка казалась ей интересной.

– И как это должно мне помочь? – спросила я наконец. Мне казалось, что этот просмотр работ только уменьшил мою уверенность в том, что когда-нибудь я смогу стать приличной художницей.

– Это очень классные работы, Соф, – сказала Мика. – Я надеялась, что ты это увидишь.

Я снова перелистнула страницу. Я уже собиралась сделать это снова, но вдруг остановилась. Этот набросок был не особенно прорисованным: линии получились неровными, а сам рисунок был не закончен, но он все равно сильно отличался от остальных. Юбка обтягивала талию, но расширялась книзу; передняя часть была короче, а задняя – мягко струилась вниз. Она была чем-то похожа на лилию. Перевернутую лилию. Я посмотрела на дату, которую накарябала в углу. Я нарисовала это, когда начала работать в цветочном магазине – в первую неделю.

Эндрю, видимо, тоже заметил в этом наброске что-то необычное.

– Что изменилось? – спросил он.

– Тогда я устроилась на работу, – ответила я, снова перелистывая страницу. Там было нарисовано платье – пуговицы в форме маленьких розочек, юбка – слоями, как лепестки.

– Цветы, – прошептала Мика. – Вот твоя фишка.

Я продолжила листать. Не все дизайны были связаны с цветами, даже не каждый третий, но редкие цветочные работы бросались в глаза, как будто оживали. Я вспомнила все те образы, которые приходили мне в голову, пока я работала с цветами: девочки в платьях на поле тюльпанов, балерины, танцующие в подсолнухах. Может быть, до источника вдохновения все это время было рукой подать.

– Это тот цветок, который я тебе подарил? – спросил Эндрю. Он не дал мне перелистнуть страницу, придержав ее рукой. Внутрь альбома был вложен засушенный розовый тюльпан. На страничке за ним была набросана блузка с волнистыми рукавами. В тот день я встретила Эндрю. Тогда я думала, что дизайн получился неудачным, но это было не так. Сейчас я смотрела на набросок и понимала, что к рукавам стоит добавить слои, не только складки.

– Это не тот цветок, – возразила я. – Я его сюда вложила еще до того, как мы встретились.

– Конечно…

– Я его из мусорки достала. Слишком короткий стебель.

– Ну-ну, ври дальше, – поддразнивая, отозвался он. Я ущипнула его за бок, и он расхохотался.

Я закрыла альбом.

– Погоди, что ты делаешь? – спросила Мика. – Мы еще не закончили.

– Закончили, – сказала я. – Ты права. Цветы – моя фишка. Я доработаю все свои цветочные дизайны и составлю из них портфолио для заявок в дизайнерские вузы. – Меня вдруг охватила волна уверенности.

– В дизайнерские вузы Нью-Йорка, – добавила Мика. Я прижала альбом к груди и кивнула.

Мика сжала меня в объятиях.

– Спасибо, что подтолкнули меня. – Я посмотрела в сторону Эндрю, надеясь, что он поймет, что я и к нему обращаюсь. Он улыбался, значит, понимал.

Из-за угла появился мистер Уильямс.

– Вот вы где, – сказал он. – Время десерта.

– Мы идем, – ответила Мика. – Пойдемте-ка съедим пирога, ребята. Мы это заслужили.

Глава 37

– Эй, Ганнар, хочешь сыграть с нами в футбол? – спросила я, когда мы одолели десерт. Я не знала, почему в тот день, когда все обжирались, было принято также заниматься каким-нибудь спортом. Казалось бы, единственное, что стоило сделать после такого ужина – лечь поспать, но логика никого не волновала.

– Мне можно? – подпрыгнул Ганнар.

– Да, – ответила я. – Хочу тебя в свою команду, раз уж ты так быстро бегаешь.

Он издал радостный клич и, как будто чтобы доказать мою правоту, мгновенно вынесся во двор.

– Полагаю, это значит, что я в твоей команде, – сказал Эндрю Мике. – Ты хорошо играешь?

– Лучше всех, – ответила Мика, последовав за Ганнаром.

– Чудно. Мы вас замочим, Софи, – сказал Эндрю.

– Прямо как тот камень, который ты бросил в озеро? – спросила я.

– Эм… вообще-то да. Ты планировала подтвердить мои слова?

Я задумалась.

– Нет, я пыталась оскорбить твои навыки бросания предметов.

Мика подобрала корзинку с тапочками, которые всегда использовала для того, чтобы обозначать границы поля на траве.

– В следующий раз просто скажи: «Ну а ты не умеешь бросать, вот так», – сказала она.

– Я думал, мы в одной команде, – сказал ей Эндрю.

– Это да, но Софи не помешает пара уроков язвительности.

– С каких это пор? – Эндрю перевел взгляд на меня. – Ты весь год надо мной подшучивала.

– Знаю! – Я слегка пнула его по ноге, когда мы вышли на лужайку. – Я совсем размякла.

– Что-то мне подсказывает, что это неправда.

Мы какое-то время играли вчетвером, но потом из дома показались взрослые и высказали желание к нам присоединиться. Раньше они так никогда не делали, и мне стало интересно, что же такого произошло в доме, что им вдруг захотелось сыграть с нами.

Мистер Уильямс сразу ответил на мой вопрос.

– Джетт никогда не играл в регби, – сказал он.

– А еще, – добавила мама, – он сказал, что это выглядит просто.

Просто эта игра выглядела, наверное, из-за Ганнара. Он поймал почти каждый мой бросок и бегал быстрее ветра. К неудовольствию Эндрю, мы разбили их с Микой в пух и прах.

– Мои родители будут с нами! – позвала Мика, махнув рукой, чтобы они к ним присоединялись.

Я смерила Джетта взглядом, когда он присоединился к нашей команде.

– Вы сделаете все, чтобы мы проиграли? – спросила я его.

Эндрю рассмеялся.

Моя мама, кажется, тоже оценивала физическую форму Джетта.

– Мы справимся, – сказала она мне, поднимая ладонь. Я дала ей пять.

– Прости, что тебе пришлось надеть это платье, – тихо сказала я ей.

– В нем очень удобно.

– Тебе необязательно надевать его снова.

Она рассмеялась и прижала меня к себе за плечо.

– Люблю тебя, милая.

– И я тебя.

Я заняла свою позицию квотербека. Кажется, у Эндрю появилась новая цель: теперь, когда в их команде появились новые игроки и ему не приходилось ловить мяч, он пытался достать меня прежде, чем я успею сделать бросок. Уже четвертый раз с тех пор, как родители присоединились к нам, мне приходилось бежать с ним наперегонки. Ганнара загнали в угол родители Мики, мама, нарушая правила, держала Мику, не давая ей двигаться, но Джетт был открыт на другой стороне поля.

Я еще ни разу не бросала мяч ему. Он поднял руки и закричал:

– Давай, цветочница!

Я сжала губы и успела сделать бросок за секунду до того, как Эндрю настиг меня. Он подхватил меня на руки и прокрутил в воздухе.

– Поздно! – крикнула я ему. Он рассмеялся и остановился, все еще держа меня на руках, пока его отец поймал мяч и добежал до очковой зоны.

– Ха! – воскликнула я.

– Видимо, у моего папы талант, – произнес Эндрю. – И он на твоей стороне.

Ганнар подскочил к нам и врезался в Эндрю, повалив нас обоих на землю. Эндрю, охнув, упал на спину, я навзничь свалилась на него, а Ганнар плюхнулся мне на живот.

– Мы победили! – заорал Ганнар, скатываясь с меня, подскакивая на ноги и начиная носиться по лужайке, чтобы всем утереть нос. Я слезла с Эндрю и легла набок лицом к нему.

– Ты как? – спросила я.

– Дышать нечем, – прохрипел он, все еще лежа на спине и драматично прижимая руку к груди.

– Хорошо, что мы не стали пробовать захват, неженка.

Он смотрел на небо, слегка улыбаясь.

– Вот почему люди не работают на День благодарения, – произнес он.

– Почему?

– Потому что быть с семьей куда лучше.

Я улыбнулась и села, оглядываясь по сторонам. Мама показывала Джетту, как правильно держать мяч. Мика щекотала Ганнара, заявляя, что просто поддалась ему. Мистер и миссис Уильямс стояли в обнимку и рассматривали какие-то заросли на краю лужайки. Технически мы не были семьей, но я понимала, что Эндрю имеет в виду. Семья была важнее всего на свете.