Последующие три года Джеймс путешествовал по отдаленным уголкам Европы, не переставая убеждать себя, что замок Даркмер, при всей его захватывающей красоте, недоступен ему, как и дружба брата. Он проводил лето в Италии и Австрии, даже пережил незабываемое приключение в России, что наилучшим образом подготовило к будущему, полному обмана и разочарований, и все чаще думал, как бы все сложилось, не прибеги он в тот день к Гарри? Что с ним произошло бы, найди он в себе силы остаться дома и справиться с тем, что предал Люка, пережить муки уязвленной гордости, понять поступок брата, выгнавшего его из дома, что, впрочем, было меньшим проступком по сравнению с его собственным?

Догадки и умозрительные построения теперь были бесполезны, однако благодарность Джеймса старому другу была все же меньше, чем, видимо, полагалось. Что это? Еще один из темных уголков души, в которые он боялся заглядывать, чтобы вновь не почувствовать себя трусом? Время не стерло из памяти последний ужасный разговор с братом, лишь сделало собственное предательство еще страшнее.

«Ты спал с моей женой?»

Он слышал этот оставленный без ответа вопрос столь же ясно, словно Люк задал его не семнадцать лет назад, а секундой ранее. Несколько слов заставили Джеймса осознать, что в тот день его жизнь закончилась. Все, что он смог тогда предложить в ответ, — трусливое молчание, так и не нарушенное до самого отъезда. Люк отвернулся от него и каждый раз при встрече с единокровным братом вел себя так, будто один вид его доставлял неимоверные страдания. «У меня больше нет брата», — сказал он позже. Положение не изменилось до сих пор, несмотря на неимоверные старания новой жены Люка перебросить мост над пропастью между братьями, созданной ее предшественницей.

— Черт возьми, Хлоя, почему я не могу присутствовать при оглашении завещания? — с возмущением вопрошал Люк несколько дней спустя, когда они застали брата в библиотеке Райн-Хаус.

Джеймсу было позволено оставаться в поместье Лафренов сколь угодно долго — работать над чертежами по восстановлению Брекли и приданию дому былой красоты. Джеймс привнес в архитектурный план усадьбы некоторые современные черты, а также намеревался применить в обустройстве дома собственные оригинальные идеи. Работать над проектом дома его мечты было необычайно увлекательно, однако в глубине души Джеймс сомневался, что его планы будут реализованы.

— Потому что это моя обязанность — следить за исполнением воли тетушки Вирджинии и поговорить с каждым ее наследником перед наступлением означенного ею времени года. Хотела бы я посмотреть на тебя, если бы брат присутствовал при моей встрече с тобой.

— Но тогда ты не была моей женой, — возразил Люк.

— И никогда бы не стала, если бы подозревала, что ты мне не доверяешь.

— Тебе я доверяю, но вот ему… — отчеканил Люк и нахмурился, отчего Джеймс застыл с полуулыбкой на лице, хотя у него не было ни желания, ни повода улыбаться, ведь Хлоя стояла перед ним с пухлым конвертом в руке.

Осознав наконец, о чем идет речь, Джеймс пожал плечами и посмотрел на Люка:

— Ты волен остаться, если пожелаешь, брат.

Люк и Хлоя посмотрели на него с недоверием.

Видимо, его беззаботность и равнодушие показались им наигранными.

— Ни для кого из нас не станет неожиданностью то, что скажет мне леди Хлоя. Я последний в списке, оставленном Вирджинией в завещании, последний в числе болванов, которым предстоит в этом году плясать под ее дудку. Надеюсь, нам не предстоит еще одна свадьба? В последние месяцы их и так было немало.

— Что ж в том плохого? — Леди Хлоя невинно захлопала ресницами и повернулась к мужу, ожидая поддержки и подтверждения, что он тоже не видит в этом ничего страшного.

— Женитьба не входит в мои планы, кроме того, можете ли вы представить меня в роли отца семейства, которая вас так радует?

— Хм, в начале года я тоже, возможно, счел подобное невозможным для себя, но всякое случается, если очень захотеть. — Люк посмотрел на супругу с обожанием, наводящим Джеймса на мысль, что сейчас ему следовало бы покраснеть, если бы он знал, как это делается.

— Что ж, супружеская жизнь — ваш удел, а я предпочту остаться холостяком. Надеюсь, даже Вирджинии не пришло в голову заставить меня жениться. Я намерен поселиться в той части Райн-Хилл, где вы будете видеть меня так редко, как только пожелаете, дорогой брат, что дает каждому из нас возможность жить так, как заблагорассудится, я же готов передать право продолжения рода Уинтерли вам.

Судя по тому, как нахмурился Люк и залилась краской Хлоя, он понял, что они усердно трудились на ниве продолжения рода. Прежде чем выйти из комнаты, Люк попросил жену закончить разговор с его неблагонадежным братом по возможности скорее, а потом дать распоряжение горничной подготовить все необходимое для их завтрашнего отъезда в Даркмер.

— Почему ты всегда провоцируешь его, Джеймс? — спросила Хлоя с такой грустью в голосе, что Джеймс прикусил язык и воздержался от колкого ответа.

— На мой взгляд, это проще, чем пытаться разбудить наши умершие друг к другу чувства, дорогая Хлоя. Прошу тебя, не начинай обреченную на провал кампанию по восстановлению братской любви, в этом даже Вирджинии не удалось преуспеть.

— Я уверена, что любовь не умирает так быстро, как ты полагаешь. Люк мастер скрывать свои чувства, да и ты ему не уступаешь.

— Возможно, но признай: некоторые вещи лучше хорошо спрятать.

— Время покажет, — ответила Хлоя и посмотрела на него в упор, словно бросая вызов его нежеланию сохранять надежду, что братская любовь может возродиться между ним и ее мужем. — На этот год Вирджиния предсказала три события, надеюсь, что и четвертое сбудется.

Хлоя протянула письмо. Джеймсу ничего не оставалось, как взять конверт, содержимое которого он до дрожи боялся увидеть.

— Или не произойдет, — добавил он. — Не стоит надеяться на многое, Хлоя.

— Твоя мудрая тетушка Вирджиния научила меня не терять веру, Джеймс, — тихо произнесла Хлоя и отвернулась, позволяя ему прочитать послание от той, к кому он испытывал самую сильную любовь, на какую был способен.

Дела придется отложить. Джеймс свернул большой лист с планом дома и захлопнул книгу с записями. Внутреннее волнение заставило его отказаться от идеи вскочить на коня и умчаться подальше в лес, в самый уединенный уголок, а потому он просто вышел в парк, вид на который открывался из огромных окон библиотеки лорда Лафрена. Пройдя по широкой дорожке, Джеймс остановился и приложил ладонь к карману, в котором дожидалось своего часа письмо тетушки, постоял несколько минут, надеясь, что красота природы и свежий осенний ветер вернут ему душевное спокойствие. Так и случилось, он почти пришел в себя.

Звуки мира природы, занятого последними приготовлениями к зиме, добавили уверенности, что ему не стоило приезжать в Райн-Хилл, не надо было позволять себе слабость привязаться к щедрым на краски пейзажам этих мест и птичьим трелям, а особенно к старой усадьбе на холме в десяти милях от Райн-Хаус. Нельзя забыть, что произошло в его жизни, но здесь никто не должен видеть, как велико его горе и тоска по женщине, не ослабевающая даже спустя девять месяцев после ее кончины.

Джеймс был почти уверен, что тетушка Вирджиния устала от жизни и готова была покинуть этот мир еще до того, как ее забрала последняя скоротечная болезнь. Однако это событие увеличило количество трещин в броне, созданной им много лет назад для защиты сердца от мира, теперь же он еще отчетливее ощущал, что их становится больше.

Много месяцев прошло с тех пор, как он приехал в эти места, едва живой после смерти Хебе, ищущий неизвестно чего. Теперь же он влюблен в дряхлое имение и даже испытывает симпатию к последнему капризу Вирджинии. Джеймс живо представил, как бы она нахмурилась, услышав эти слова. Выходки покойной леди Фарензе, как ни странно, возымели положительное действие: Люк, Том и Гидеон нашли свое место в жизни, обзавелись семьями и стали достойными людьми. Однако на этот раз тетушка ошиблась: какое бы испытание она ни придумала для Джеймса, ее замысел не принесет достойного плода. Три хороших человека и один изгой.

И где он был? Ах да, прошедшее лето… Когда Фредерик Петерс, адвокат, превратился в сэра Гидеона Лафрена, наследника титула пэра и владельца великолепного старого поместья. Кроме того, он был внуком Вергилия Уинтерли — еще одного человека в коротком списке тех, кого Джеймс не мог не любить. Прекрасная и решительная Каллиопа, жена Гидеона, способствовала появлению еще одной трещины в броне, созданной им в семнадцать лет и сдерживающей его от привязанности к кому-либо. Теперь же Джеймсу казалось, что он слишком долго заставлял себя притворяться, хотелось сбросить бремя данного себе тяжкого обета. Однако делать этого не следует. Он должен покинуть Райн-Хилл прежде, чем причинит боль все этим людям, проникшим в его сердце. Исчезнуть из их жизни, чтобы никто не пострадал от его бездумного чувства, как несчастная Хебе.

Джеймс решил, что прочтет письмо Вирджинии и немедленно уедет. Теперь он принадлежит сам себе, владеет поместьем, несмотря на то что похвастаться приобретением удастся нескоро. В Брекли он, Джеймс Уинтерли, повеса и искатель приключений, будет вдали от семьи, а значит, дорогие ему люди не пострадают.

Джеймс миновал парк в глубокой задумчивости и не заметил, как оказался на краю леса, у дендрария, известного во всем Райн-Хилл замечательной коллекцией растений. Он не раз бывал в этой части парка, и всякий раз этот дивный сад, истинный эдем, вызывал у него восхищение. Несмотря на то что родиной многих растений была не Англия, а Китай или обе Америки, влияние осени не миновало их, окрасив листву в золотистый, янтарный и багряный — цвета, которым Джеймс всегда отдавал предпочтение. Он мечтал создать хотя бы скромное подобие этого великолепия в Брекли, но потом изменил мнение, решив, что красивый сад вокруг дома будет смотреться лучше.