Лина вгляделась в его лицо. Волосы такие же, как у нее, пепельно-русые. Чуть-чуть вьются. Глаза серые, самые обычные. Нос немного бульбой, уши слегка оттопырены, губы полные… Этакий губошлеп. Но это все не важно. Главное, он… нормальный. Не Ален Делон, не пьет бурбон… надо надеяться, одеколона тоже не пьет. Квадратиш. Практиш. Гут.

– Я не могу вот так вдруг, – ответила Лина. – Я тебя вижу… третий раз в жизни. И сразу замуж? Давай чайку попьем. И детей надо полдником покормить. И за Митькой уже скоро ехать…

– Я на машине. Давай я съезжу, – предложил Климов, пока Лина накрывала на стол.

– У нас есть кому съездить, – отклонила его предложение Лина. – Я Смирнова попрошу.

– А кто у нас Смирнов? – насторожился Климов.

– Наш электрик и водопроводчик. Золотой мужик. Галюсин ухажер. Мне ужасно хочется, чтобы у них все получилось, но Галюся все тянет. Носом вертит.

– Вот и подай ей пример, – подсказал Климов. – Выходи за меня. Может, две свадьбы сыграем.

– Это нечестный прием, – покачала головой Лина и пошла звать детей полдничать.

Настя совсем позабыла свои обычные капризы и активно выпила чаю с сырниками. Климов вслед за матерью называл их «творожниками».

– Вот умница! – похвалила ее Лина, а Климов твердо решил про себя, что никуда он отсюда не уйдет, хоть палками его гоните.

Когда они сами сели пить чай с творожниками, Лина вернулась к прерванному разговору.

– Как я понимаю, тебе негде ночевать?

– Не совсем так, – отозвался Климов. – Я могу вернуться домой, только, честно говоря, ужасно не хочется. И Настя… Это было бы жестоко – возвращать ее домой, где мать на нее орет. Я по первости думал снять квартиру, даже Татьяну попросил, бывшую мою, подыскать что-нибудь. Она же риелтор. Но мне будет тяжело одному. Настенька в садик ходит, но все равно… Это не спасает. Я весь день на работе, только сегодня каникулы устроил. Думал няню взять… Так ее еще найти надо…

– Ясно, – прервала его Лина. – Сегодня можешь переночевать в квартире Лидии Григорьевны. Галюся со Смирновым там ремонт делают, но Смирнов может только по вечерам, он же в домоуправлении работает, целыми днями по вызовам ходит… Короче, они начали с кухни и одну комнату уже отделали. Галюся и сейчас там – что-то доделывает. Привези Настины вещи, кроватку, ну и себе что-нибудь. Только дай мне сперва Митю из садика забрать.

У Климова был на уме несколько иной расклад, но он решил не спорить. Главное, тут закрепиться, а там видно будет.

– Я не могу оставить Настю: вдруг она испугается, заплачет?

– А что ж ты – с собой ее повезешь? Думаю, я тут с ней справлюсь. Поезжай. Правда, сейчас самый час пик… Погоди, я Галюсю позову…

– Почему ты ее так зовешь? – полюбопытствовал Климов. – Галюсей?

– Это я в детстве ее так называла. Привыкла… Мне было столько же, сколько твоей Насте. Галюсечка? Ты что там застряла? И обедать не пришла… А у нас гости… А вот спустись и увидишь… Скоро уже за Митькой ехать…


Галюся вошла в квартиру и, увидев Климова, попятилась.

– Опять этот злыдень? Что вы к Лине пристали? Что вы ее в покое не оставите?

Настя, заметив незнакомое лицо да еще услышав, как ее папу ругают, уцепилась за отцовскую ногу и ударилась в рев. Климов подхватил ее на руки. Лина тем временем вразумляла Галюсю:

– Он не злыдень, его Влад обманул. А он Владу в морду дал, когда разобрался.

– Нокаутировал, – подтвердил Климов, укачивая плачущую дочь. – Я в школе боксом занимался. Что ж ты? – обратился он к Лине. – Ты уж все рассказывай.

– Замуж зовет, – добавила Лина.

– А он драться не будет?

– Нет, – улыбнулся Климов, – я вообще-то тихий. Только если гаду какому-нибудь наподдать, тогда да.

Галюся перевела взгляд с Климова на Лину.

– Не смотри на меня, – рассердилась та. – Я еще ничего не решила. Но человеку с ребенком жить негде, вот я и подумала, пусть пока у нас поживут. У Лидии Григорьевны. Только надо будет кровать притащить. Мы всю мебель сдвинули в большую комнату, – пояснила Лина Климову, – но кровать, думаю, вытащить можно. И стул какой-нибудь – хоть вещи повесить… И детскую кроватку там поставим. А где Федор Иванович? Он тебе сегодня не помогал?

Галюся покачала головой.

– У него сегодня вызовов много. Я за Митей сама съезжу.

– Давайте я подвезу, – предложил Климов. – Я на машине.

Галюся с сомнением взглянула на Лину.

– Поезжай, Галюсечка. Что тебе в метро давиться? Поезжай. Настенька, идем еще в прятки поиграем. Дай мне ручку.

Настя доверчиво вложила ручонку в ладонь Лины, и та увела ее по коридору, а Климов решил поторопиться, пока она не хватилась его и не разревелась опять.

– Поедемте, – сказал он Галюсе. – Честное слово, я хороший.

– Ладно, поехали. Но если что, я ведь Смирнову позвоню, вы не думайте.

– Галюся, я вас не обижу. Можете на меня положиться.


Когда они вернулись с Митей, притихшим в присутствии незнакомого дяди, прятки уже кончились, Лина читала детям сказки. У Климова от сердца отлегло: Настя не плакала, сидела, привалившись к Лининому боку, и слушала. «Точно надо здесь оставаться, – решил он. – Диспозицию только поменять».

– Я им еще немного почитаю, – сказала Лина, – а ты поезжай за вещами.

Климов съездил домой, хотя уже мысленно называл это не «домом», а «Татьяниной квартирой», разобрал на части Настину кроватку, увязал, снес в машину, погрузил в огромный багажник джипа. Потом снова поднялся за вещами. Татьяны не было дома. Он оставил ей записку: «Мы с Настей переезжаем. Не волнуйся, у нас все в порядке».

Вернувшись к Лине, он первым долгом собрал Настину кроватку.

– А можно, мы их всех вместе положим? Тут кроватка встанет. И, если можно, я бы лег здесь, на матрасе. Я не храплю. Вдруг Настя ночью проснется и испугается? А вам, Галя, я в той квартире кровать вытащу, хорошо?

И опять Галюся вопросительно поглядела на Лину.

– Если ты не возражаешь… – начала Лина.

– Как скажешь, – отозвалась Галюся. – А хочешь, я на кухне лягу, на диване? И кровать не таскать.

– А вам будет удобно? – засомневался Климов.

– Я маленькая, я помещусь, – бодро махнула рукой Галюся.

На том и порешили.

Детей искупали и уложили, Галюся перетащила свою постель на кухонный диванчик, а Климову постелили свежую на матрасе в детской. Но он не стал ложиться, он прошел в первую комнату, к Лине.

Глава 18

– Мы не договорили.

– Слушай, не дави на меня. Дай мне время. Я же тебя совсем не знаю.

– Зато я тебя знаю.

– Этого мало, – нахмурилась Лина. – Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Как это ты не знаешь? Климов.

– Тебя так и нарекли – Климовым?

– А-а, – улыбнулся Климов, – понял. Валерий. Валерий Сергеевич. Но все зовут меня просто Климов. Я привык.

– Ладно, я тоже буду, – с улыбкой кивнула Лина. – «Валерий» звучит как-то слишком пышно. Хотя тебе идет. Ты здоровый, а «Валерий» значит здоровый. Да, вспомнила, тебя Даня Валерой называл! Но «Климов» мне больше нравится.

– Вот и хорошо.

Климов подсел к ней и вдруг увидел, что компьютер открыт.

– Ты что, работать собираешься? Уже поздно!

– Я сегодня весь день не работала…

– Не надо, – принялся уговаривать ее Климов. – Ты все успеешь. Давай просто поговорим, Воробушек.

– Как ты меня назвал?

– Воробушком. Ты на него похожа. Ну… мне так кажется. Но если тебе не нравится…

– Нет, почему же, – насмешливо глянула на него Лина, – это даже лестно. Воробушком называли Эдит Пиаф. Слово «piaf» и значит «воробушек».

Климов честно признал, что он об этом впервые слышит.

– А знаешь, чем ты выгодно отличаешься от Влада? – огорошила его Лина.

Климову вообще не хотелось, чтобы его сравнивали с Владом, но раз выгодно… Он вопросительно уставился на Лину.

– Влад тоже тундра неасфальтированная, но всегда делает вид, будто он в курсе. А ты честно признаешь, что не знаешь.

– Что ты вообще в нем нашла? – пробурчал Климов.

Лина нахмурилась. Пожалуй, не надо было об этом спрашивать, запоздало сообразил Климов. Но она призналась:

– Я и сама все время задаю себе этот вопрос. Наверно, просто время мое подошло, возраст Суламифи. А он тут как тут.

– Кого возраст? – честно спросил неасфальтированный Климов.

– Суламифи. Ты что же, и Куприна не читал?

– Как-то не пришлось. Я рос в пролетарской среде, у нас с этим проблемы. Но я прочту.

– А вот я говорила про «Белого пуделя». Это тоже Куприн написал.

– Я кино смотрел, – выдал классическую отмазку Климов. – Так что там с этой, как ее?..

– Суламифью? Она была любимой женой царя Соломона. Это из Библии. «Песнь Песней», слыхал?

– Смутно. А при чем тут возраст?

– Суламифи было тринадцать лет, но дело не в этом. На Востоке девушки рано созревают, – повторила Лина слова, когда-то сказанные Ольгертом Куртинайтисом. – Для меня возраст Суламифи – это возраст любви. И когда он настанет, неизвестно. У всех по-разному. – Увидев, что Климов по-прежнему пытливо смотрит на нее, она продолжила: – У меня было проблемное детство. Мать гуляла, я такого насмотрелась, что не дай тебе бог. Потом сюда переехала, за прабабушкой ухаживала. Она дожила до ста одного года, долгожительница моя, но она же была совсем беспомощная. Потом Митя родился, его надо было нянчить… В общем, я припозднилась. Влад был у меня первым. Сравнить было не с чем. Теперь-то я сама удивляюсь: что я в нем тогда нашла?

– Ну не скажи. Влад красавец.

– Тебе нравится? – усмехнулась Лина.

– Нет, – ответил Климов очень серьезно. – Такому сразу хочется дать по роже. Но я думал, женщинам такие нравятся.

– Мне – нет. Не мой тип, – покачала головой Лина. – Сама не знаю, что на меня нашло. Сразу ведь было видно… Но я была как в чаду… Ничего не видела, не слышала… Теперь вспомнить стыдно.