Состав группы уменьшился, однако они продолжали танцевать, каждый раз предвкушая, как вырастет их слава, а местные жители стали к ним добрее. Время от времени к Мерседес присоединялся новый танцор фламенко; иногда приезжали два талантливых брата-гитариста из другой колонии, что в Суссексе.

Когда весной 1939 года пал Мадрид, Франко пожелал, чтобы все эвакуированные и беженцы, которые все еще находились в Англии, вернулись домой. Многие были против. Нищета, гонения и аресты ждали их в Испании.

Мерседес поняла, что должна рискнуть. Она написала короткое осторожное письмо матери о том, где находится, надеясь получить совет, что ей следует делать.

В Гранаде Пабло с Кончей рыдали от счастья, когда получили письмо и узнали, что их дочь жива и здорова.

— Все это время она ухаживала за детьми! — воскликнул отец, изучая аккуратный почерк дочери. — Последний раз, когда мы ее видели, она сама еще была ребенком!

— И она все еще танцует… — сказала Конча. — Это так прекрасно, что она все еще танцует.

Они без конца рассматривали письмо и обсуждали свой ответ.

— Это чудесно, что мы ее снова увидим. Интересно, когда она приедет? — восторженно спросил старик, так как она была его единственной дочерью.

Конча сразу перешла к делу. Она хотела все обсудить и найти решение в ближайшие дни. Пабло, с тех пор как побывал в тюрьме, стал немного медлительным.

— Я думаю, ей следует остаться в Англии, — резко сказала она. — Мы не можем позволить ей вернуться сюда.

— Почему нет? — удивился Пабло. — Война закончилась.

— Пабло, здесь все еще небезопасно, — категорично заявила Конча. — Как бы сильно мы ни хотели ее видеть, это не самое лучшее место для Мерше.

— Я не понимаю, — возмутился он, швырнув очки на стол. — Она просто невинная молодая девушка!

— Однако власти ее таковой не считают, — настаивала Конча. — Она покинула страну. Это считается враждебным поступком, да и к тому же она отказалась вернуться. Поверь мне, Пабло, скорее всего, ее арестуют. Я должна знать, что она в безопасности.

— А как же Хавьер? — продолжал возражать Пабло. — Она захочет его увидеть.

Вот это как раз больше всего волновало Кончу. Если Мерседес узнает, что Хавьер жив и находится в Куалгамуросе, она точно вернется. Ради безопасности дочери она решила утаить эту информацию.

В Уинтон-Холле Мерседес никак не могла дождаться ответа. Наконец среди писем из Испании, на марках которых был изображен новый диктатор, нашелся конверт из Гранады. Мерседес задрожала от одного только вида почерка матери. Она легко его узнала, и ей показалось, что мать совсем рядом.

Она разорвала конверт в надежде получить весточку от каждого, однако лишь разочаровалась. На одном листе было всего два сухих предложения: «Папа и я ждем тебя с нетерпением. Твоя сестра передает тебе привет».

Многое можно было прочитать между строчек. Новость, что ее отец дома, привела Мерседес в неописуемый восторг, однако она была озадачена и расстроена, так как ничего не узнала об Антонио. Она предчувствовала худшее. Мерседес прекрасно поняла смысл второго предложения. Бессмысленное упоминание сестры открывало перед ней все карты: «Я пишу не то, что думаю». Даже если Конча Рамирес и не смогла сказать больше, так как боялась, что письмо проверят, Мерседес поняла: ей не стоит приезжать домой. Она уже не та непослушная девчонка, а взрослая молодая женщина, которая прислушивается к советам матери.

Глава тридцать седьмая

В мае 1939 года, когда Уинтон-Холл наконец распрощался с последними детьми из Бильбао, Мерседес поняла, что пришло время уезжать и ей. В течение двух лет дом оберегал ее и служил крышей над головой, и она знала, что будет с любовью вспоминать роскошные поля и романтические сады.

Большинство сеньорит ушло в отставку, а другие учились на секретаря. Все начали изучать английский язык. За прошедшие два года в Англии немногие выучили хотя бы несколько слов. Проживая и общаясь только с испанцами, они преследовали главную цель — сохранить собственный язык и культуру. Великобритания — это последнее, о чем они думали.

Так же как и Мерседес, Кармен не могла вернуться домой. Как только установился режим Франко, ее отец и брат были арестованы. Они присоединились к сопротивлению, а власти поймали их на горячем — они уничтожили мост возле Барселоны. Оба были приговорены к смерти. Мать Кармен тоже посадили в тюрьму.

Когда пришло время прощаться, леди Гринхэм немного подобрела. Они понимали, что она была рада их отъезду, и ее тонкие губы, растянутые в улыбке, не могли никого обмануть. В отличие от нее глаза сэра Джона были полны слез. Он не показывал их, но все видели, что его переполняли эмоции. Они пообещали приехать, и он молча кивнул, прежде чем уйти.

Следующие несколько месяцев Мерседес прожила в нетерпении, волнении и трепете. Как и тогда, садясь на корабль, отплывающий из Бильбао, она надеялась, что это изгнание не продлится вечно.

Стало ясно — нужно ехать в Лондон. Там была небольшая испанская община, а так как она владела языком, у нее была возможность получить работу.

— Так непривычно находиться в городе, — сказала Мерседес Кармен, когда они выходили из вокзала Виктория Стейшен на оживленную улицу.

— Действительно, чувствуется некоторое облегчение, — ответила Кармен. — Я устала от сельской местности.

— Однако я поняла, что с меня хватит Бильбао, когда села на корабль, — заметила Мерседес.

— Ну, Лондон — это не Бильбао. Нам здесь понравится! Я в этом уверена!

Улицы Лондона были переполнены людьми. Двум испанкам они казались умными и целеустремленными.

В Финсбери-Парк испанская пара предложила им комнату, и они сели в автобус и отправились к назначенному месту. Сидя в первом ряду на втором этаже, они наслаждались поездкой по городу. Девушки едва верили своему счастью. Гайд-Парк, Оксфорд-стрит, Риджентс-Парк — они были наслышаны об этих местах, но увиденное в реальности превосходило то, что они воображали. Все было ярким, волшебным и живым. Наконец кондуктор объявил их остановку, и они вышли. До своего нового дома они дошли за пять минут. Это был особняк с террасой в викторианском стиле на милой улице, где восхитительно цвела вишня.

Хозяева дома приехали в Лондон до конфликта и были рады оказать услугу Комитету помощи детям басков. Мерседес и Кармен чувствовали себя уютно. Даже разрисованная керамическая плитка, которую они положили на стены, а также заключенный в рамку пейзаж Сьерра-Невады позволял и им чувствовать себя как дома.

Но угроза фашизма росла; испугались даже те, кто помогал Республике в Испании. Война вспыхнула по всей Европе. В сентябре 1940 года в Лондон вступили войска, и впоследствии все восемь месяцев его постоянно бомбили.

— Теперь в нашей стране царит мир, а на нас нападают… — сказала однажды ночью Мерседес Кармен, когда они, испуганные, прижавшись друг к другу, сидели в бомбоубежище Андерсона в глубине сада.

— Мы находимся в чужой стране, в нас целятся немцы — в этом есть некая доля иронии — задумалась Кармен. — Однако ты не права. В нашей стране не так уж все и гладко. Сотни тысяч политических заключенных — разве это хорошо?

Война против Гитлера была ужасной, но, когда она достигла своего апогея, детей эвакуировали из Лондона, и теперь уже не было разницы, где жить, — здесь или в Бильбао. В Испании страна повернулась против своих жителей. В Лондоне же не происходило ничего отвратительного. Здесь царил страх, но не террор.

Обитатели террасы часто ночевали в бомбоубежище. Оно было самым безопасным местом. Мерседес и Кармен часами разговаривали о прошлом и о том, что их ждет в будущем. У последнего не было направления, поэтому их мечтам не было предела. Территория отсутствовала на карте.

Уроки английского и домашняя работа отвлекали Мерседес. Осенью 1941 года пришли добрые вести о строительстве «El Hogar Español»[96]. Премьер-министр Республики в изгнании Негрин подписал договор о возведении Инвернесс Террас — квартала эмигрантов. Это стало главной целью испанских эмигрантов, которые не могли вернуться в свою страну.

Квартал стал сердцем их социальной и культурной жизни, и все, начиная с Мерседес, полировавшей каминные полки, и заканчивая интеллигенцией и политическими эмигрантами, объединились, чтобы общаться, а иногда и петь. Иногда они даже отмечали праздники. Ради такого случая Мерседес откладывала в сторону свою метелку для уборки пыли и танцевала. Вихрь оборок пышной юбки и цоканье металлических набоек на туфлях каждый раз помогали ей почувствовать себя живой. Она была той, кем и являлась, мысленно перемещаясь домой. Другие тоже могли петь, танцевать, играть на гитаре или кастаньетах. В теплую ночь, когда окна были распахнуты настежь, люди собирались на улице и слушали топот ног, похожий на пулеметную очередь, сладкие мелодии гитары, играющей фламенко. Время от времени некоторые испанцы, включая Мерседес, выступали перед публикой.

Она стала регулярно получать письма и фотографии от мамы и наконец-то сама описала ей свою историю. Из того, что Конча рассказала об отце, Мерседес сделала вывод, что он уже не тот человек. Это расстроило девушку, она очень сильно захотела вернуться домой, чтобы помочь. В следующих письмах Конча более подробно рассказала, что произошло с Антонио, а также изложила основные новости об Испании. Мерседес поняла, что Кармен была права. До тех пор пока людей будут незаслуженно сажать в тюрьмы и обращаться с ними как с рабами, в стране не будет мира. Каждый раз получая письмо с испанской маркой, она надеялась, что это от Хавьера. Она знала, что мама передала бы все, что он написал. Уже не раз Мерседес теряла надежду.

Годы шли, и Мерседес все лучше говорила по-английски. В 1943 году она могла уже претендовать на должность секретаря. Вскоре после этого ей посчастливилось получить работу в Бекингеме, и она поняла, что поездки из Финсбери-парк будут отнимать слишком много времени. Кармен тоже была рада переезду; они нашли квартиру на юге Лондона.