Джейсон не желал, чтобы его игнорировали. Он нахально продолжал вмешиваться в наш с Роем неестественно чопорный разговор. Тогда Рой встал и попросил Джейсона удалиться. Джейсон энергично затряс головой.

— Нет-нет, все в порядке. Правда. Я только посижу здесь. Не обращайте на меня внимания, как сказала Кэтти. Я только посижу здесь тихонько и посмотрю на нее. Хорошо? Взгляни на эти зеленые глаза. Они точно такого же цвета, как у того старого кота, который однажды был у меня…

Рой снова сел. Я понимала, что он находится в совершенно глупом положении: он ведь не мог даже ударить Джейсона, если это и было у него на уме… Джейсон был такой приветливый и милый.

— Убирайся, — сказала я Джейсону. — Я настаиваю. В конце концов, это некрасиво.

Но он не обратил на меня никакого внимания.

— Чем ты занимаешься? — спросил он Роя с большим интересом.

— Я на подготовительном медицинском курсе, — промямлил Рой и взглянул на меня. Наверное, все-таки я смотрела на Джейсона с таким явным обожанием, что Рой снова встал и швырнул счет на столик.

— Увидимся, — сказал он.

Джейсон вскочил на ноги, схватил руку Роя и благодарно потряс ее.

— Замечательный парень, — сказал он, глядя на удаляющуюся спину Роя. — Умница. Самое разумное было в данном случае удалиться. — Он взял мою руку в свою.

— Так, — сказал он.

— Так, — согласилась я.

— Я полагаю, что так.

— Я полагаю так же, — подтвердила я.

Затем он поцеловал меня, перегибаясь через столик, прямо здесь, в Манки Бар, на глазах у всех. Манки Бар, прежде всего, был уютным маленьким местечком, и в нем трудно было не заметить рыжеволосого парня и девушку, похожую на Вивьен Ли; их затянувшийся поцелуй показался девушке вечностью. Прямо как в романе. Совсем как в фильмах сороковых годов.

5

Время — наш враг. Нам приходилось выкраивать время между занятиями, чтобы побыть вместе. Но когда нам это удавалось, то оказывалось, что не было места, где бы мы могли уединиться. Смешанных студенческих общежитий не существовало. Мужчинам не разрешалось подниматься наверх в комнаты. Само собой разумеется, девушка не могла развлекаться со своим гостем в собственной постели, когда на соседней кровати спала ее подруга, что, как я слышала, было допустимо в более изысканных частных колледжах.

Ни одного даже малейшего проявления близости не разрешалось и на удобных, ядовито-зеленых диванах в вестибюле общежития. Там можно было только разговаривать с друзьями мужского пола, заниматься или даже играть в карты на одном из столиков для бриджа, расставленных вокруг. Но не разрешались никакие объятия, кроме пожатия рук, хотя, я думаю, никого не волновало, держался ли кто-нибудь только за руки. Не было никаких поцелуев, не говоря уж о чем-то большем. На доске объявлений висело грозное предостережение, что в случае нарушения правил будут применяться строгие дисциплинарные наказания. Меня несколько раз брали на поруки после того, как обнаруживали, что губы Джейсона были прижаты к моим, его язык находился у меня во рту, а его рука подозрительно размещалась на моем свитере; причем однажды другая рука была даже под свитером.

Комната Джейсона была для нас также недосягаема. Он жил в университетском пансионе, куда девушки не допускались. (Дежурная пропускала только парней-студентов, поскольку с девушками было слишком много проблем. Им требовалось много горячей воды, их длинные волосы забивали сливные трубы). В том пансионе не было даже гостиной, и у Джейсона не было машины. Единственным местом, где мы могли уединиться, был кинотеатр. Там нам частенько удавалось добиться первого успеха, случайно даже второго, редко третьего, но никогда, никогда не доводить дело до конца.

Когда я, совершенно разбитая и измученная, однажды пожаловалась Сесиллии, она протяжно проговорила:

— Бедненькая. Он приносит ей кукурузу, когда она страстно желает орехов!

Я обиженно заявила, что она вульгарна. На самом деле Сесиллия совсем не сочувствовала мне. Она была сторонницей невинности, но отнюдь не по обычным моральным причинам. Как она заявила в первую же неделю нашего знакомства, она не считала, что девушка должна просто так лишаться невинности, она должна сохранить это богатство до определенного дождливого дня, когда сможет отдать его за высочайшую цену… может быть, такую, как солнце, луну, звезды или даже за всю галактику.

Конечно, в нашем распоряжении была еще территория колледжа, трава и кусты, за которые можно спрятаться, если позволяла погода. Отчаянно моля об осуществлении брачных отношений, я настаивала:

— Мы могли бы ночью, в кустах… ты понимаешь. Все так делают!

— Нет. Кэтти, нет, только не в первый раз. Первая ночь должны быть прекрасной.

— Она будет такой, Джейсон. Мы сделаем ее прекрасной.

— Нет, Кэтти, ты достойна самого лучшего.

Очевидным выходом из положения оставался, конечно, мотель, но мне пришлось долго уговаривать Джейсона.

— Но там противно, — сопротивлялся он. Необременная высокими требованиями, как Джейсон, я настаивала до тех пор, пока он наконец не сдался.

— Если тебя устраивает нечто второсортное, ты получишь его.

Джейсону удалось одолжить машину на утро субботы (Джейсон работал по воскресеньям, а хозяин машины по вечерам в субботу). Когда я села в машину, то увидела на сидении голубую спортивную сумку. Я знала, что в любом полуреспектабельном мотеле требовалось сдавать вещи в камеру хранения, поэтому решила, что Джейсон захватил сумку именно для этой цели.

— Что ты положил туда? — спросила я. — Шелковую пижаму?

— Шлепанцы. Это спортивная сумка.

Но после того, как мы оказались в довольно грязной комнате мотеля, Джейсон начал распаковывать вещи. Сначала он вытащил вазу зеленого стекла, затем красную розу. Он налил в вазу воды, поместил в нее розу и поставил вазу на прикроватный столик. Затем он полез в сумку и передо мной появились два бокала и бутылка шампанского.

— Шампанское! — изумилась я. — Это уж слишком. Мы вполне могли обойтись просто вином.

Он сощурил глаза.

— Разве ты не знаешь? Джейсон и Кэтти пьют только шампанское. Они знамениты этим.

— О, да. Знамениты, — согласилась я. — Наливай!

— Пожалуйста, подожди.

Он снова направился к сумке и вытащил из нее маленькую тарелку и банку соленых орешков.

— Говорят, тебя уже тошнит от воздушной кукурузы и ты жаждешь орешков.

— О, Джейсон, ты мой орешек! О, Джейсон, я так люблю тебя!

— Пожалуйста, не сейчас! Твои излияния преждевременны. Сначала мы должны раздеть леди…

— О…

Он знал мое тело наощупь, а я его, но мы никогда не видели друг друга нагими. Я прикрывала свою грудь руками, пока он постепенно снимал с меня одежду, целуя каждый раз обнажающуюся часть тела. Затем он снял свою одежду, и я увидела его очень близко… увидела… как слезы покатились по его щекам.

Я испугалась. Неужели он разочарован?

— Что случилось? Почему ты плачешь?

Он улыбнулся мне сквозь слезы.

— Потому что ты прекрасна и я очень сильно люблю тебя…

Он разлил вино по бокалам, и мы торжественно его выпили. Затем он неожиданно прыгнул в постель, отдавшись наконец порыву, и сказал:

— Теперь я готов дать тебе счастливую возможность добиться успеха. Я собираюсь позволить тебе любить меня. Все что ты хочешь!

Притворяясь разъяренной, я начала бить его по голове подушкой и била до тех пор, пока не задохнулась; а потом сказала:

— Да, я хочу.

Он вдруг посерьезнел и ответил:

— Я тоже хочу.


Мы возвращались в мое общежитие. Джейсон должен был вернуть свою машину и отчитаться на работе. Выходя из машины, я спросила:

— Мы помолвлены теперь? Или все еще продолжаем быть независимыми? Или, может, теперь, когда ты наконец овладел мной, ты намереваешься свести меня до категории «девушка на одну ночь»?

Я не застала Джейсона врасплох своей речью. Он с серьезным видом запустил руку в карман и вытащил оттуда кольцо. Меня поразило, что это кольцо было не из дешевого магазина, а настоящее золотое кольцо с настоящей жемчужиной. Маленькой, но настоящей.

Подумав о том, как тяжело и много Джейсон работал и как мало получал, у меня комок встал в горле и на глазах выступили слезы.

— Тебе не следовало этого делать, — промямлила я, протягивая вперед левую руку.

— Ты не права, Кэтти, я должен был. Из всех вещей, что я когда-либо делал, это самое нужное.

Он надел кольцо на мой палец и поцеловал мне руку.

Я мчалась через вестибюль общежития. Моей единственной мыслью было то, кому первому показать мое кольцо… кому я должна поведать о моей помолвке. Энн, конечно! Но она, скорее всего, будет огорчена, что я сдалась так быстро и не была так предусмотрительна, как она с Джорджем. Энн понадобилось почти два года, прежде чем она согласилась выйти за него замуж. Сесиллии! Сесиллия всплеснет руками и назовет меня дурой, потому что я отдала свое богатство практически никому. Но что знает Сесиллия о парне, который мог заставить тебя смеяться в одну минуту и мог сам заплакать в следующую минуту, потому что он считал тебя прекрасной и любил тебя? А что скажет Джейн? Сочувствующая и понимающая, какой она всегда была, что она могла знать о таком парне, как Джейсон? Она судила о парнях по стандартам ее мамы. «Созвучен ли он успеху?» — именно эти слова пронесутся у нее в мозгу. А Джесика? Может, сейчас Джесика и не знает такого парня, как Джейсон, но, вероятно, очень вероятно, она уже мечтала о таком.

Да. Джесика будет первой, кому я расскажу, потому что я уверена, она порадуется за меня. Да, Джесика была девушка, которая понимала героев.

Я побежала в свою комнату в поисках Джесики. Когда же я ее не обнаружила там, решила заглянуть к Энн. Но и Энн не оказалось дома; и я спустилась вниз в комнату Сесиллии и Джейн. Мне нужно было с кем-то поделиться!