Знакомый врач быстро поприветствовал его и, узнав, что Зиганшин не заболел и пришел не за медицинской помощью, не стал дальше слушать и куда-то сорвался.

Медсестры тоже все оказались заняты.

Он знал, что на столе у них под стеклом лежит список телефонов администрации, но подойти и без спросу посмотреть крайне неприлично. Придется ждать, когда кто-нибудь освободится, а произойдет это, кажется, не скоро.

Зиганшин прошелся по коридору. Хотелось бросить свою затею и уйти, но нельзя. Вдруг Фрида возьмет и разведется? Он оглянуться не успеет, как станет ей никем и не сможет никак отстаивать ее интересы. Только заикнется про врачебную ошибку, ему сразу скажут: «Мужчина, а вы кто? На каком основании лезете в чужие дела?»

Он увидел дежурного врача, стремительно летящего по коридору, хотел перехватить, но тот уже нырнул в дверь, за которой, как Зиганшину было известно, скрывалась курилка. Впрочем, об этом можно было догадаться по густому запаху табака, который выплескивался в коридор, как только дверь чуть-чуть открывалась.

Только Зиганшин хотел войти следом, как увидел внутри своего главного врага. Врачиха стояла возле открытого окна и глубоко затягивалась. Мстислав Юрьевич отступил в коридор, надеясь, что она его не узнала. Все же время уже прошло, и одет он сейчас совсем иначе.

Выругав себя за боязливость, он остался возле курилки. Ломиться в служебное помещение некрасиво, но никто не запрещает ему поймать доктора на выходе, как раз подобревшего после сигаретки и, значит, расположенного к разговору. И с этой скотиной он поздоровается, взглянет ей в глаза. Ничего страшного, это она виновата, а не он, пусть она и боится встречи!

С его места оказалось прекрасно слышно, о чем говорят врачи, и Зиганшин не стал отходить, пусть это и было непорядочно.

– Сука, – энергично воскликнул доктор, – сука-травматолог отказался на ассистенцию идти, потому что больной спидозный! И чего делать? Вдвоем с сестрой опять? Задолбало уже!

– Давай я с тобой схожу. Только если в роддом вызовут, придется все бросить и бежать. Но пока вроде все спокойно.

– Че, правда сходишь?

– Схожу.


Зиганшин отошел и сел в другом конце коридора рядом со старушкой в цветастом халате и высоких войлочных ботах.

– Бог в помощь, – вдруг сказала ему бабка.

Зиганшин неловко ответил «И вам!», откинулся к стене, прикрыл глаза и вдруг провалился в сон, будто умер.

В черноту еще прорывались то голоса медсестер, то стук колес по коридору, то шаги, но вскоре исчезли и они.

Он успел подумать, может, и вправду умирает, и исчез сам.


Почувствовав чье-то прикосновение, Зиганшин открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо врачихи.

– Вы пришли со мной поговорить? – спросила она.

Зиганшин вскочил на ноги и потряс головой, чтобы окончательно проснуться. Взглянув на большой казенный циферблат, вмурованный в стену еще с советских времен, он обнаружил, что проспал целых три часа.

– Нет, я по другому поводу, но давайте поговорим. – Голос со сна звучал хрипло.

Врачиха провела его в курилку. Достала сигареты, предложила ему. Зиганшин отказался, но взял зажигалку и вежливо поднес огоньку.

– Как прошло? – спросил он. – Вы не порезались, не укололись?

Врачиха усмехнулась:

– К сожалению, нет. Порадовать вас нечем.

– Ну что вы! – вдруг неожиданно для самого себя воскликнул Зиганшин. – Я вам этого ни в коем случае не желаю и никогда не желал.

– Правда?

Зиганшин кивнул.

– Врете, наверное, но все равно приятно.

– Но в суд на вас я все еще хочу подать.

– Ваше право. Тампоны – это железный косяк. Если отсудите компенсацию, как раз хватит на ЭКО и суррогатную мать.

Зиганшин промолчал.

– Я бы попросила у вас прощения и сказала бы, как мне ужасно жаль, только это вам нисколько не поможет, так ведь?

– Так.

– А то, что ваш случай, – единственный в моей практике, тоже, наверное, не аргумент?

– Я видел сегодня, как вы пошли на риск, чтобы помочь товарищу, – сказал Зиганшин тихо, – вот и все. Фрида с самого начала не хотела ничего делать, она вообще ни в чем вас не винит, ну и я не буду. Походу, у вас работа такая, что наказание в нее уже включено.

Врачиха фыркнула:

– Что правда, то правда.

– Может, нам с Фридой будет легче оттого, что благодаря нашей истории вы больше никогда так не ошибетесь.

– В медицине и в любви не бывает никогда и навсегда. Понимаете, – вздохнула врачиха и глубоко затянулась, – очень редко катастрофа происходит из-за одного какого-то фактора. Необходимо фатальное стечение обстоятельств. Да, у вашей супруги развилось опасное осложнение родов, но, попади она к другому врачу, все закончилось бы благополучно, скорее всего. Или ко мне, но в другой день – тоже обошлось бы. Но накануне у меня умер отец, а замену мне не нашли.

– Как это?

– Вот так, – она развела руками. – Врачей мало, поэтому ты можешь не выйти на сутки, только если сам умер, да и то, наверное, не всегда. А больной – святое дело. С температурой, с давлением, с кровотечением, по фигу. Встань и иди.

Зиганшин кивнул, вспомнив собственные скандалы с Фридой, когда он хватал ее в охапку, не пуская на службу, а она вырывалась и шла, потому что работать некому.

Ну а тут всего лишь смерть родного человека. Да, грустно, да, тяжело, но руки-ноги действуют, стало быть, ты способен трудиться и выполнять свои обязанности. А горе – что ж, отложи на потом. Успеешь еще наплакаться! Работа прежде всего, так что соберись и действуй, ты же врач и обязан ставить интересы пациентов на первое место, а свои собственные – на тысячное.

Ну а что смерть отца – это страшный стресс, известие, сокрушающее душу, и человек какое-то время не способен мыслить здраво… Боже, ну ты же врач, сколько можно повторять! Соберись, тряпка! Засунь поглубже свои переживания и работай, спасайся трудом! И попробуй только ошибиться!

Зиганшин вспомнил, как сам переживал смерть отца и долго был как в тумане. Но он был с мамой и с Наташей, и они, как могли, утешали друг друга. А бедная женщина оставила семью дома.

– И мне вдвойне тяжело, потому что папа был очень добрый и хороший человек, никому не причинял зла, а получилось, что из-за того, что я о нем горевала, погиб ваш ребенок.

– Слушайте, я не буду врать, что простил вас прямо вот по-христиански, но обещаю, что постараюсь это сделать, – буркнул Зиганшин. – Когда-нибудь.

– Я устрою вам с женой консультацию у одного крутого репродуктолога. Приходите, мы обязательно что-нибудь подберем.

– Да что можно теперь сделать!

– Так вы приходите и узнаете, – усмехнулась врачиха. – Варианты есть, просто вам они пока неведомы.


Выйдя из больницы, Зиганшин чувствовал себя так странно, что поостерегся сесть за руль.

Он поднял воротник куртки, сунул руки поглубже в карманы и быстро зашагал к Фриде.

Вероятно, намного быстрее было бы пройти дворами, но Зиганшин боялся заблудиться и пешим повторил свой автомобильный маршрут.

Он не верил в «варианты», но нужно сообщить Фриде: вдруг призрачная надежда на ребенка заставит ее вернуться?

Только вряд ли это произойдет: жена – отличный врач, следит за передовыми веяниями науки и прекрасно знает, чего стоят все эти обещания.

Да и вообще это как-то унизительно…

Фрида открыла быстро, будто ждала его звонка в коридоре.

– Слава, что с тобой? – ахнула она, впустив его. – Ты совсем синий! Замерз? Дать тебе чаю?

Зиганшин покачал головой, прошел в комнату и сел на пол, привалившись к стене.

Кажется, его трясло в ознобе.

– Сейчас чайник закипит, – сказала Фрида и хотела пройти на кухню, но Мстислав поймал ее руку и потянул к себе так, что она оказалась сидящей у него на колене.

– Что, Слава, что?

– Слушай, все будет как ты хочешь, только сейчас, пожалуйста, пожалей меня.

– Что?

– У меня умер сын. Пожалей меня, Фрида.


… – Скорее бы у тебя коса отросла, – сказал Зиганшин, лежа в постели, – а то так и хочется спросить: «Мальчик, ты потерялся?»

Фрида отмахнулась. Нахмурив брови, она стояла в пижаме посреди комнаты и что-то соображала:

– Ты деньги снял?

– Снял. А ты все документы собрала?

Фрида кивнула, взяла с трюмо скоросшиватель и быстро пролистала.

– Все на месте. Только я боюсь, что это очень дорого.

– Не дороже денег. Я просто сомневаюсь, смогут ли нам предложить что-то реалистичное.

Фрида пожала плечами:

– Почему нет? Суррогатное материнство вполне обыденная вещь, только дорого. Мне кажется, Слава, мы это финансово не потянем.

– За спрос не дают в нос. Чего гадать-то?

– Ага, а когда Свете с Юрой надо будет поступать в институт, мы скажем – пробивайтесь своим умом, детки, потому что мы спустили все сбережения на суррогатную мать, которая в последний момент отказалась отдавать нам ребенка! Ну ничего, вы у нас такие способные, что подготовитесь к ЕГЭ самостоятельно!

– Ой, все, про это не надо, – отмахнулся Зиганшин, – уж как-нибудь заработаем.

– Да уж лучше ты бесплатно сделай ребенка на стороне без помощи науки.

Он засмеялся:

– Зайчик, сходим и узнаем.

Он откинул одеяло, и Фрида легла с ним рядом.

– Должно хватить, – сказал он, – в чем-то подожмемся, конечно. Машину, может, поменяю на более дешевую. Служебный твой свинарник давай сдадим по-тихому…

– Я могу еще полставки взять, – сказала Фрида сонным голосом.


Сквозь сон Зиганшин понял, что звонит телефон, и долго не хотел просыпаться, убеждая себя, что звуки эти совершенно ничего не значат, надо просто немного подождать, и они прекратятся сами собой.

Действительно, через какое-то время все стихло, но стоило только Зиганшину вздохнуть с облегчением, как телефон ожил снова.

Он открыл глаза. Фрида смотрела на него, приподнявшись на локте.

– Понятия не имею, зайчик, кто это может быть такой наглый, – пробормотал он, потянулся за сотовым и нахмурился, увидев, что настырный абонент не кто иной, как полковник Альтман.