В этот раз Судьба поджидала Адель возле двери квартиры. В облике худой, породистой, немолодой женщины.

— Алечка, мне надо поговорить с вами. — Адель открыла дверь и пропустила женщину.

— Я, конечно, понимаю ваше желание устроить свою жизнь с человеком из порядочной семьи… ваш ребенок, конечно, ни в чем не виноват — но дерево надо, Аля, рубить по себе. Мой сын просто не в состоянии кормить вашего ребенка, я знаю, что вы на это рассчитывали, но…

Дама говорила, и сама верила в то, что говорила. Совершенно не имело значение, что несла эта дурища. Адель знала, что это все, это конец. Дама, наконец, потихоньку начала оглядываться. И рассматривать зоркими, оценивающими глазами Адель. Ее стрижку из дорогого салона. Простой, помятый брючный костюм, который стоил бешеных денег. Угол, заставленный оргтехникой. Дама знала толк в вещах. И она на глаз могла определить, сколько стоит паркет, банный халат, брошенный на пуфик, двери с витражами. Кожаный портфельчик в тон к туфлям. И чего стоит эта молодая, бледная, уставшая женщина.

Дама въехала, что несла чушь. Реальность возмутила ее еще больше, чем повод, по которому она пришла к Адели. Для нее было нормальным и естественным, что какая-то разведенка с ребенком-негритенком хочет завладеть ее сыном, воспользоваться положением и богатством семьи! Это она еще бы простила Адели. Играла бы бесконечно роль снисходительной барыни. Но смотреть на эту молчаливую, без косметики, молодую женщину, в дорогих туфлях, которая была хозяйкой жизни сегодня и здесь, дама просто не могла. Вот этого она точно не могла простить Адели. Она не могла принять, что не было, давно не было ни положения, ни состояния!

У Адели возникло смутное ощущение, что бриллианты в ушах, купленные по случаю с рук, были ее, этой дамы. И что она, Адель, что-то украла у нее. Не важно, как было на самом деле — ощущение было таким реальным! И Адель знала, что дама чувствует то же самое.

Дама ушла. Через два дня Филипп уехал в Россию. Он написал Адели коротенькую записку, что должен попытаться выбраться из замкнутого круга, что должен чего-то там добиться. И еще всякую ерунду про самоуважение, самореализацию. Он опять струсил, он опять предал!

Глава 5. Филлип № 3 (Селим), 2006 г.

— Нет, нет и нет! Дом в Анталии — через мой труп! Я не хочу жить в рекламном проспекте дешевого курорта! — Адель почти кричала.

— Адель, во-первых, полмиллиона евро — это не такая уж и дешевая вилла. Во-вторых, на Лазурном берегу точно такая же вилла будет в четыре раза дороже. О какой дешевке речь? — Филипп-Селим тоже уже почти кричал. — Идиот, блин, знал же, что русская жена — это…

— Ну, и что «это»? — Адель страшно забавлял русский сленг из уст турецкого гаремодержателя. Странно, но ругался он с ней на русском. А ночью говорил на турецком.

У Филиппа был дом в Стамбуле, доставшийся по наследству от родителей. В чудесном районе Бешекташ. С видом на море, садиком и толпой гостей. Здесь перманентно жил его старший брат с семьей. Приезжали сестры с зятьями, племянники и племянницы, еще какие-то дальние и ближние родственники. Первую неделю жизни Адель просто потерялась, ее знакомили и знакомили, одна родственница была особенно мила, сразу предложила показать Адели город и магазины, хорошие салоны. Потом Адель услышала, как дочь и сын Филиппа, гостившие в это же время, называли ее «мами».

Черт, это действительно оказалась первая жена Филиппа! После развода она жила в Европе, в Праге, дети учились сразу во всех европейских столицах и приезжали погостить к отцу на каникулах. Вместе с мамой. Веселой и улыбчивой. Блондинистой, с тонкой талией, немножко полноватыми руками и бедрами. Удивительно нежной кожей и великоватым носом. С детьми она говорила на немецком и английском, с золовками — на турецком. Почему она приезжала в Стамбул, когда ее дом в Анкаре стоял пустой, Адель никак не могла понять.

Женщины целыми днями болтали, смеялись, крутили педали тренажера или бегали по беговой дорожке, ездили в салоны, ходили на свадьбы и были… абсолютно, совершенно счастливы! Старшая сестра Филиппа владела стоматологической клиникой в Измире на пару с мужем, была успешной деловой женщиной и практикующим врачом. Но, приезжая в Стамбул, отдохнуть или по делам, с упоением устраивала винтажные вечеринки «только для женщин».

Адель, которая училась всегда, всю жизнь, впервые поняла тайную магию тонких, шелковых и полупрозрачных тканей. Исламский бикини ее сразил наповал — чистые, яркие краски, струящаяся нежная ткань, льнущая к коже. Хиджаб в тон. Ни кусочка голой кожи. Убедительный пример, когда завесы тайны стократ прекрасней самой тайны. Но носили все женщины в этой семье только европейскую одежду. Позже, приезжая к ней погостить на виллу в Мармарис, золовки щеголяли в купальниках Eres, со шнуровкой и корсажем, с таким обалденным декольте, что дух захватывало. Племянницы были условно одеты в шнурочки от Starchild, скромно-невинные, и почти не заметные.

Одно время вся женская половина семьи увлеклись своим, турецким Кутюрье — Арзу Капрол. Золовки с радостью делились модными открытиями с Аделью, таскали ее за собой на показы и презентации. Маленькие белые платья, в противовес маленьким черным. Кружева из простроченных тесемок. Лаконизм и элегантность. Адель, с короткими, пышными и темными волосами, белолицая, тоненькая и высокая, была удивительно похожа на Одри в этих коротких, белых, неприталенных платьях.

Как поняла Адель, бывшая жена Филиппа собиралась гостить в Стамбуле месяцев по пять-шесть в году. Или, наоборот, это она в Европе гостила? А здесь жила? Было непонятно, глядя на нежные, уважительные и заботливые отношения с бывшим мужем — был ли он бывшим? Адель (вот уж не похоже на нее!) чуть ли не заикаясь, спросила у Филиппа — а обязательно жить в этом доме всю жизнь?

— Нет, нет и нет! Что ты, моя птичка! Я куплю дом для тебя. — Филипп говорил это с таким явным облегчением, как будто Адель своим вопросом сняла тяжкий груз с его души.

— Не представить тебя всей семье — это было бы неуважение!

Тут-то Адель и врубилась — год жизни в этом доме — это, оказывается, как признание официального статуса жены. Иначе бы он сразу поселил ее отдельно. Адель уж и не знала, какие тесты она проходила, но, по всей вероятности, прошла их все. Видимо, на роду ей было написано дружить со всеми сестрами всех своих мужей.

Она, конечно, понимала, что покупка дома — это серьезно. Но не могла избавиться от чувства, что Филипп халтурит. Покупает виллу, в которой собирается поселить ее с Лилькой, а сам будет приезжать только в гости. Он работает. Зарабатывает деньги. Ведь именно на нем ответственность за семейный бизнес. Он лично должен курировать все объекты и бдить за подчиненными. Ха. Нашел дуру. Нужен, ты, голубчик, своей хорошо отлаженной машине?

В этом бизнесе, который достался ему по наследству, вместе со связями, старыми, надежными, почти родственными — все было отлажено и безупречно работало и без Филиппа. Ну, на стадии заключения контрактов, разработки стратегии и тактики — он был, безусловно, нужен. А дальше — просто нравится ему прокладывать трубопроводы, строить нефтеперерабатывающие заводы, дороги, огромные нефтехранилища. Адели иногда казалось, что когда сдавался очередной объект, он радовался больше не проценту от будущей прибыли, а самому факту строительства. Надо отдать должное — нюх у него был потрясающий. Именно на инвестиции.

А еще — он получал кайф от бесконечного лазания по стройплощадкам, от каски и комбинезона. От гадкого растворимого кофе в вагончике. Летом в этих вагончиках было страшно холодно, зимой — страшно жарко. Сплит-системы создавали совершенно особенный, «строительный» микроклимат. Летом, после раскаленного солнца, хотелось вечной мерзлоты; зимой, после пронизывающего ветра, продувающего стройплощадку, хотелось Сахары. Результат — хронические, изматывающие ангины.

Секретарши и прокуренные стопки документов. Обеды из ресторана, расставленные между чертежей. Бесконечные проблемы (подпочвенные воды, плывуны, обнаруженная трещина в фундаменте) — и блестящие инженерные решения. Юбки секретарш, на пять сантиметров ниже уровня стола.

Вот, представляете, такая строительная экзотика! Обожал он эту экзотику, и эти строительно-полевые романы. А если учесть, что фирма была только частью солидного семейного состояния — было очевидно, что Филипп был счастливчиком! Редко кому так везет, чтобы хобби и бизнес были единым целым.

— Филипп, дорогой, место, в котором я буду без тебя скучать, я буду выбирать сама. Все, точка. Я же не говорю, что хочу дом в Стамбуле или Анкаре. Но и не Анталия. Оптимальный вариант — Мармарис. Или — Бодрум. К черту бассейн и два этажа, мне нужны четыре спальни, гараж, хороший вид, соседи, и море в тридцати метрах. И УЧАСТОК!!! Я хочу много олеандров и сосны. И кипарисы. И чтобы пахло розами. И никаких пальм.

Адель начала обустраиваться. Почти как она хотела — три спальни, большой участок. Просторная студия, комната со стеклянной стеной и фонарем для Лильки. И без бассейна. Клинило ее от стереотипа — дама на краю бассейна со стаканом фреша. Бр-р-р. Соседи англичане, с обеих сторон. Кто сказал, что англичане — сдержаны и ненавязчивы? Они тут же пришли знакомиться к Адели и обязали нанести ответные визиты. А еще соседи справа таскали ей пудинги. В ответ Адель приглашала их на русско-турецкие файв-о-клоки с баранками, орешками, кишмишем и сухофруктами.

Бесконечный шопинг. Видимость работы с дизайнерами — ландшафтным и «интерьерным». Через четыре месяца Филипп приехал из очередной командировки, поразился вялости и безразличию Адели в супружеской постели. Задумался и купил… маленькое турбюро. Сказал — работай!

Адель поняла: это как с хомячками. Чтобы они были веселы, подвижны и энергичны, им ставят лесенки, качельки и колесо, в котором можно бегать без остановки целый день.

Адель быстро нашла, кому его сплавить, это колесо для хомячка. Она познакомилась в кафешке на набережной с русской девочкой, Светочкой, из Новосибирска. Девочка была замужем. Тоже за строителем, с той лишь разницей, что у ее мужа-электрика, Огуза, не было собственного бизнеса. Точно так же, по шесть месяцев он пропадал в командировках. И повсюду возил фотографию жены и сына.