– Сейчас утро, – произнес доктор. – Вас привезли около девяти вечера.

Почти десять часов назад. Сколько же времени прошло!

– Вы знаете, что со мной случилось?

– Боюсь, детали мне неизвестны, но из того, что понял, вы попали в серьезную автоаварию.

Прежде чем она успела задать новый вопрос, в палату вернулась медсестра, у нее в руках была маленькая пудреница.

Дрожащими руками пациентка открыла ее, практически боясь того, что увидит. Она долго всматривалась в свое лицо. Ее глаза, обрамленные густыми черными ресницами, были небесно-голубыми. Темно-коричневые волосы – длинные, спутанные и вьющиеся – ниспадали ниже плеч. Под глазами были темные круги, как и лиловые синяки, что особо выделялись на ее бледной коже. На висках зафиксирована белая повязка, на скулах – крошечные порезы. Лицо у нее было тонкое, словно нарисованное. А сама она выглядела как призрак. Даже в глазах пролегли тени.

– Бог ты мой! – прошептала она, ощущая будто смотрит на незнакомку. Кто она такая?

– Порезы пройдут, – сказала медсестра. – Не волнуйтесь. Ваше милое личико быстро восстановится, даже заметить не успеете.

Но не синяки на лице наполнили ее сердце ужасом, а сам факт, что ничего не узнала о себе. Она абсолютно не почувствовала связи с женщиной в зеркале.

Она захлопнула пудреницу, боясь и дальше смотреть в отражение. Ее пульс ускорился, а сердце забилось в три раза быстрее, когда реальность ситуации, в которой она оказалось, полностью дошла до нее. Она почувствовала себя уязвимой, и ей захотелось сбежать и спрятаться, пока все не выяснит. Выскочила бы из кровати, если бы доктор Кармайкл не положил руку на плечо, словно почувствовав ее отчаяние.

– С вами все будет в порядке, – сказал он твердо, встречаясь с ее взглядом. – Ответы появятся. Не давите на себя слишком сильно. Просто отдыхайте, и позвольте своему телу восстановиться после травмы.

– Что, если ответы не придут? – прошептала она. – Что, если я останусь такой навсегда?

Он нахмурился, не в силах скрыть беспокойство в глазах.

– Давайте делать шаг за шагом. В коридоре сейчас ожидает помощник шерифа. Он хотел бы пообщаться с вами.

Полицейский хотел поговорить с ней? Звучит не очень хорошо. Она сглотнула очередной комок страха.

– Зачем? С чего он решил побеседовать со мной?

– Это связано с вашей аварией. Предупрежу его, что вы проснулись.

Как только врач покинул палату, Роузи подошла к ней.

– Может, мне что-нибудь принести вам: воду, сок, еще одно одеяло? По утрам бывает холодно. Не могу дождаться апреля. Не знаю, как на счет вас, но я устала от дождя. Я уже давно готова к солнцу.

Значит, на дворе был март – конец длинной холодной зимы, весна на близлежащем горизонте. В ее голове пронеслись образы ветренных дней, распускающихся цветов, человека, запускающего змея – красивого красно-золотого змея, что запутался в ветвях высокого дерева. В сознание ворвался смех молодой девушки – это ее смех или чужой? Она увидела двух других девочек и мальчика, бегущих по траве. Она хотела догнать их, но они были слишком далеко, а затем и вовсе исчезли, оставив ее лишь с тревожным чувством утраты и непроглядной темноты в голове.

Почему она не может вспомнить? Почему ее собственный мозг скрывает ее прошлую жизнь?

– Какой сегодня день? – спросила она, стараясь узнать как можно больше информации.

– Четверг, двадцать второе марта, – ответила Роузи, одарив еще одной сочувствующей улыбкой.

– Четверг? – пробормотала она, испытав облегчение, что заполучила новое сведение, пусть даже не столь существенное, как день недели.

– Постарайтесь не волноваться. Вы вернетесь к нормальной жизни раньше, чем поймете это, – прибавила Роузи.

– Я даже не знаю, что такое быть нормальной. Где мои вещи? – вдруг спросила она, стараясь получить больше ответов. Возможно, если она дотронется рукой до чего-то своего, воспоминания вернутся.

Роузи указала головой в сторону аккуратной кучки одежды на соседнем стуле.

– Вы были в этом, когда вас привезли. С собой у вас не было ни кошелька, ни каких-либо украшений.

– Не могли бы вы передать мне мою одежду, пожалуйста?

– Да, сейчас. Она, конечно, в крови, – проговорила Роузи, взяв ее со стула и перекладывая на кровать. – Проведаю вас позже. Если что-то понадобится, просто нажмите на кнопку вызова.

Пациентка уставилась на пару синих джинсов с разорванными коленями, светло-голубой топ, свитер морского оттенка и серую куртку с темными пятнами – она не была уверена – крови или грязи. Осмотрев палату, на полу девушка увидела пару теннисных туфлей от Nike. Они выглядели изношенными, будто кто-то непрерывно бегал в них.

В ее мозгу вспыхнуло еще одно воспоминание. Она бежала, чувствовала ветер в волосах, слышала, как колотиться сердце, а дыхание сжималось в груди. Но она была не на пробежке, одета была по-иному: на ней тяжелое пальто, платье и высокие каблуки на шпильках. Пострадавшая попыталась добраться до этого образа, что мелькал в ее сознании, но он исчез так же быстро, как и появился. Наверное, она должна быть благодарна и за это, но дразнившие обрывки лишь больше расстраивали ее.

Девушка осмотрела карманы джинсов и куртки в поисках подсказок о том, кто она, но ничего не нашла, и уже собиралась отложить куртку, когда заметила странный комочек во внутренней подкладке. Она провела пальцами по материалу, с удивлением обнаружив под лоскутом ткани скрытую молнию; потянула за нее и засунула руку внутрь, испытав шок, когда вытащила пачку двадцатидолларовых купюр. Здесь должно быть не менее полутора тысяч долларов. Почему же она хранила в куртке столько наличных денег? Ясно одно – она очень постаралась спрятать их, словно кто-то мог более тщательно проверить куртку на наличие денег. Кто бы ее ни раздевал, наличных он не обнаружил.

В дверь постучали, и женщина быстро убрала деньги обратно в куртку, успев положить ее на кровать за несколько секунд, пока в палату не вошел полицейский по форме. Увидев его, пульс начал зашкаливать, и не от облегчения, а от страха. Инстинкты кричали ей быть осторожной, коп мог стать проблемой.

Офицер, которому было около сорока пяти, был коренастым мужчиной, с армейской стрижкой. Лоб в морщинах, кожа красноватая и обветшалая, но его взгляд был чрезвычайно серьезен.

– Меня зовут Том Мэннинг, – произнес он бодрым голосом. – Я помощник шерифа округа и расследую вашу автомобильную аварию.

– Ясно, – сказала она осторожно. – Должна сказать, что ничего не помню о случившемся. А если честно, то я вообще ничего не помню, даже себя.

– Да, доктор предупредил меня о вашей амнезии.

В его словах сквозило недоверие, а в темном взгляде плескался скептицизм. Почему он такой подозрительный? Зачем ей притворяться, будто ничего не помнит? Во время аварии случилось что-то плохое? Она что-то натворила? Кого-то покалечила? При этих мыслях в желудке все перевернулось.

– Вы можете сказать, что происходит? – поинтересовалась она, практически страшась задать вопрос.

– Ваша машина слетела с дороги в горах Санты-Инес, недалеко от перевала Сан-Маркос. Вы съехали с достаточно крутой дамбы, и оказались в овраге в ста восьмидесяти метрах от дороги. К счастью, вы врезались в дерево.

– К счастью? – переспросила она.

– Иначе оказались бы в каменистой бухте, где сильное течение, – ответил офицер. – Передняя часть вашей «Хонды-Цивик» полностью разбита, да и лобовое стекло не уцелело.

Что и объясняет ее многочисленные порезы и синяки на лице.

– Вам очень повезло, – добавил помощник шерифа.

– Кто меня нашел? – спросила она.

– Свидетель, заметивший падение вашей машины, вызвал 9-1-1. Что-нибудь из сказанного помогает вспомнить?

Часть про то, что улетела с дороги, похожа на сон, который она видела.

– Я не уверена.

– Вы были одна в машине?

Его вопрос удивил ее.

– Думаю, да. – Девушка подумала о сне. Была ли она одна? Она никого не помнит рядом с собой. – Если бы была не одна, разве в больницу не должен был поступить еще один человек? – поинтересовалась пострадавшая.

– Задняя дверь вашей машины была открыта, а на сидении лежали детское автокресло и бутылка, наполовину заполненная молоком, а еще этот ботинок.

Офицер Мэннинг показал прозрачный пластиковый пакет, в котором она увидела крошечную обувь, способную поместиться у нее на ладони. Ее сердце забилось сильнее. У нее появилось внезапное желание потребовать передышки, попросить, чтобы он ушел, прежде чем скажет еще что-то ужасное, нечто, связанное с этой обувью.

– Господи! Прекратите! Я так больше не могу.

– Мне очень жаль, но я должен спросить. У вас есть ребенок? – задал он вопрос. – И если да, то был ли он с вами в машине?


Глава 2


Его вопросы обрушились на нее, вырывая воздух из груди. В голове мелькнул образ… пухленькие ножки, крошечные маленькие пальцы на ногах, что пинали ее по руке, когда она пыталась одеть обувь на ножку малышки и застегнуть яркие розовые липучки.

Ее дочь. Ее ребенок!

Глубокая, сильная и мучительная боль охватила ее. Она могла ничего не знать, но точно была уверена в одном – у нее есть маленькая девочка. Она закрыла глаза, отчаявшись увидеть лицо дочери, чтобы вспомнить ее имя, но темнота в сознании не хотела рассеиваться. Ее прошлое оставалось вне поля зрения.

– Мисс?

Она открыла глаза и увидела офицера Мэннинга, вперившегося в нее суровым взглядом.

– У меня есть маленькая дочка, – ответила девушка, услышав заинтересованность в собственном голосе.

Он прищурился.

– Так, ваш ребенок был с вами в машине? Вы что-то вспомнили?

– Я… я просто знаю, что у меня есть дочь, – произнесла, заикаясь. – В голове возник образ, как я надевала на нее эту обувь. Но я понятия не имею, была ли она со мной.