Телевизионные программы раннего вечера не привлекали моего внимания, но собирающиеся гости Бена с лихвой это компенсировали. Гости шли непрерывной чередой, большинство подходило к двери по одному. Они казались пестрой компанией, обоего пола и разного возраста. Мужчина в кожаных брюках-трубах и с тощими ногами должен был быть молодым, а вот обладатель серых фланелевых брюк с отворотами шел нетвердой походкой старика. Одна из гостей прошествовала в ярко-розовых гаремных шароварах и атласных туфлях, похоже, настоящих арабских, другая же продемонстрировала черные колготки, слегка собравшиеся на отекших старческих лодыжках, и прошаркала мимо моего невидимого наблюдательного пункта, тяжело опираясь на трость. Одна из приглашенных проковыляла мимо моего окна в красных туфлях на высоких каблуках, другой же надел практичные башмаки и брюки, всего на дюйм или около того ему коротковатые.

Меня это никоим образом не касается, сказала я себе, нарочно прибавляя громкость звука в телевизоре, чтобы заглушить гул болтовни, доносившейся сквозь потолок.

Бен очень скоро показал мне квартиру. Она представляла собой, по сути, одно большое жилое пространство с пристроенной кухней, удобной двуспальной кроватью и светлой современной ванной комнатой. В квартиру вел отдельный вход, сбоку от главного, и попасть к нему можно было, спустившись по короткой каменной лестнице. Но внутри оба владения соединялись. Бен стоял у закрытой двери, изучая мое встревоженное лицо.

– Она ведет наверх, в главный дом, но я только что понял, что она без замка. Это проблема?

– Да нет, – ответила я.

Да, я бы сказала, что да! – вскричала у меня в голове Джулия.

– Давайте я приглашу слесаря, он придет на следующей неделе и поставит замок, – предложил Бен.

– Хорошо. Это было бы славно, – ответила я.

Какие проблемы с поиском работающего круглосуточно слесаря, чтобы уладить этот вопрос сегодня же? – спросила моя внутренняя Джулия.

Я улыбнулась, не разжимая губ, на тот случай, если тревоги моей подруги выскользнут из меня этим путем.

После ухода Бена я потратила немного времени, бродя по удобно обставленной квартире, открывая шкафы и двери и в целом знакомясь с тем, где что лежит. Я поймала себя на том, что мой взгляд постоянно возвращается к двери, которая соединяла жилье в цоколе с местом обитания моего нового случайного квартирного хозяина. В итоге, совсем не намереваясь это делать, я оказалась перед обшитой панелями дверью и стояла, сжимая латунную дверную ручку. По другую сторону двери Бен показал мне деревянную винтовую лестницу, извилистый подъем которой заканчивался второй дверью, ведущей в его кухню. Когда в цоколе поселили помощницу с проживанием, такая связь между владениями была необходима. Теперь же приличия требовали, чтобы два дома были разделены, как будто двое разумных взрослых не могли доверять друг другу и не пересекать границу без того, чтобы не нарваться на неприятности.


Собранный для меня чемодан Джулия набила с энтузиазмом отпускника, который летит с багажом без ограничений веса. Здесь было достаточно одежды, чтобы отодвинуть ее покупку в конец списка необходимых дел. Странно было видеть столько незнакомых вещей в своем шкафу. Тем не менее они заполнили лишь половину свободного пространства, хотя Джулия была более чем щедра. Она явно вообразила для меня совершенно иную жизнь, чем та, которую, она прекрасно это знала, я вела. Я нашла наряды, которые мне никогда не представится случая надеть. Мой обычный рабочий гардероб состоял из джинсов и джемперов, а не то – когда мне просто было лень, – я могла целый день провести у письменного стола в пижаме. Я старательно напоминала себе не делать этого слишком часто, поскольку даже я понимала, что это первый шаг на скользком пути. Чтобы обуздать свои склонности к затворничеству, я заставляла себя выходить из квартиры хотя бы один раз в день, даже если всего лишь за пакетом молока.

Замечание моей матери насчет моего немного отшельнического образа жизни по-прежнему уязвляло меня, хотя я прекрасно знала, что продиктовано оно было заботой, а не злобой. Иногда я подумывала, не сочинить ли мне для родителей целую иллюзорную жизнь и пересказывать, просто чтобы они не волновались. Я могла бы поведать им о потрясающем свидании вслепую, которое вылилось в новые отношения. Могла рассказывать о романтических ужинах в уютных ресторанчиках, о посещении театра и об отдыхе на выходных в бутик-отелях. Я могла изобрести совершенно другую жизнь для совершенно другой Софи. Но в итоге поддерживать такую фантазию казалось почти так же утомительно, как жить в реальности… поэтому я говорила родителям правду и пыталась не обращать внимания на озабоченность, которую слышала в их голосах во время наших еженедельных разговорах по телефону.

Гул голосов над головой стал громче, когда я переместилась в кухню, где разбила в миску яйца и принялась резать овощи для ужина с омлетом по-испански. Немного фальшивя, я напевала какой-то мотив, словно демонстрируя неизвестно для кого, насколько мало меня беспокоит, что в свой первый вечер в чужом месте я совершенно одна, прямо под ногами у участников вечеринки. «Возможно, это вовсе и не вечеринка», – подумала я. Вероятно, это какое-то скучное мероприятие, которое, по мнению Бена, я посетить не захочу. (Хотя как он мог знать подобные вещи, я понятия не имела.) Он просто избавлял меня от вечера, в ходе которого мне пришлось бы вести светские беседы с незнакомыми людьми, думала я, так энергично взбивая яйца, что маленькие желтые пятна усеяли блестящую столешницу. Не пригласив меня, он оказал мне услугу, думала я, кивая шипящей сковородке, как будто жарившиеся там овощи могли поспорить со мной на сей счет.

За исключением того, что вечеринка отнюдь не казалась скучной, вынуждена была признать я. Похоже, там веселились вовсю. Я слышала слабые звуки музыки и смех, много смеха. Я наклонила голову набок, как пес, настраивающийся на частоту, которую его владелец не совсем улавливает. Ткнув пальцем в телевизионный пульт, я убрала звук и стала ждать. Не прошло много времени, прежде чем он грянул снова. У меня хороший слух – он нужен, когда ты занимаешься лингвистикой, – и смех этот был чрезвычайно узнаваемый. Я вдруг совершенно точно поняла, кто прошествовал в тех гаремных шароварах. Они были очень даже в духе Карлы. Не знаю, по какой причине Бен исключил меня из сегодняшнего собрания, но уж явно не из-за переживаний, что я никого не знаю.


– В стиле Бриджит Джонс или жутко неудобные «танга»? – спросила Джулия, ставя коляску Ноя прямо перед большой стойкой с женским бельем в популярном магазине на главной улице.

– Что-то среднее, – сказала я, снимая со стойки упаковку трусов. После секундного колебания я бросила в корзину вторую.

Джулия разглядывала упаковки на дне проволочной корзины с таким видом, будто хотела швырнуть их обратно туда, откуда они появились.

– Они не такие уж сексуальные.

– Они и не должны быть такими, – возразила я, уводя ее от стойки, пока она не решила добавить несколько воздушных кружевных предметов дамского туалета. – Никто, кроме меня, их не увидит.

Ной предупреждающе захныкал, и Джулия автоматически двинула коляску взад-вперед по плиточному полу. Наклонившись, она плотнее подоткнула одеяльце вокруг своего извивающегося сына, потом сокрушенно посмотрела на меня.

– Я даю нам пять минут на то, чтобы убраться отсюда, пока он не заорет во все горло.

На самом деле мы получили всего три до того, как Ной выразил – очень громко – свое истинное отношение к походам по магазинам.

Забившись в дальнюю кабинку соседнего кафе, где в стороне от чужих глаз Джулия могла покормить Ноя, мы наконец обрели возможность нормально поговорить. Наверное, хождение по магазинам с младенцем было несколько самонадеянным предприятием, но белье было не единственным жизненно важным предметом, который мне срочно требовалось купить. По электронной почте я получила несколько напоминаний из своего агентства, что по двум рукописям приближается срок сдачи, а без замены утраченного ноутбука я с трудом справлюсь со своими обязательствами. Агентство сочувствовало моим обстоятельствам… но дело есть дело, в конце концов.

Поэтому этим утром я использовала значительную часть банковского кредита на покупку нового ноутбука и принтера, но, к моей досаде, доставить их могли только на следующей неделе.

– Приходи и пользуйся нашими, – предложила Джулия, поднимая гораздо более довольного Ноя к плечу и ритмично поглаживая его по спине. Он шумно рыгнул, а потом оглянулся на этот звук с таким удивлением, что трудно было не засмеяться.

– Да нет, не нужно, – заверила я подругу, зная, что нигде в ее доме нет достаточно тихого места, чтобы нормально поработать, и я не хотела обижать ее, так об этом и сказав.

– Но тебе же нужны для работы тишина и покой, – сказала за меня Джулия и мимолетно мне улыбнулась. – Не забывай, я не один год жила рядом с тобой. Я тебя знаю.

– Я всегда могу поработать в библиотеке, пока не привезут мой ноут.

Мы обе посмотрели на юную официантку в зеленой униформе, которая принесла для нас обеих кофе, а также один громадный маффин с тройным шоколадом, в который Джулия, не теряя времени, вонзила зубы. И в экстазе закатила глаза.

– Боже, как же я люблю кормить грудью. Я бы могла делать это, пока ему не исполнится десять.

Я чуть не подавилась капучино.

– Фу. Прошу, не надо.

– Ты уверена, что не хочешь? – предложила она, великодушно подвигая маффин ко мне.

– Нет, спасибо. Я хочу, чтобы твоя одежда по-прежнему на меня налезала.

Джулия прожевала кусок маффина более тщательно, чем он того требовал, потом задумчиво проглотила.

– Ты все еще об этом не волнуешься, да? О весе? Я имею в виду, я знаю, что ты не очень любишь об этом говорить…

Она и сама казалась смущенной, словно сожалела, подняв одну из немногочисленных больных тем, которые мы обычно обходили. Лишь немногие до сих пор помнили ту тихую, копающуюся в себе девушку, которая приехала в университет с чемоданом, рюкзаком и большим избыточным весом, не прибавлявшим ей здоровья.