Оказавшись у двери в спальню Бена, я не постучала. Стук подразумевает нечто спокойное и сдержанное, а моя барабанная дробь по гладкой поверхности из древесины кедра не была ни тем, ни другим. Я била по ней, как человек, который застрял в лифте и испытывает приступ клаустрофобии. Я все еще колотила в нее, когда вдруг дерево исчезло, и я по чистой случайности не заехала крайне изумленному Бену по лицу. Он перехватил летящий кулак, не дав ему коснуться своего лица, легко сжал мое запястье и поддержал меня, когда у меня подкосились ноги.

– Ваша машина, – выдохнула я без предисловий. – Мне нужна ваша машина. Это срочно. Дадите мне ключи?

Не знаю точно, какого развития событий я ожидала. Неужели я и правда думала, что он просто даст мне ключи, без вопросов? Да кто бы так поступил? Я сообразила, что следовало лучше сформулировать свою просьбу, объяснить толком, но это потребовало бы времени, а мы уже слишком много его потеряли. Я вырвала руку и попыталась протиснуться мимо Бена, как будто имела полное право проникнуть в его комнату и самой взять ключи.

– Софи. Софи, – повелительно произнес Бен, наклонившись так близко к моему лицу, что я почувствовала его теплое дыхание на своих губах. – Успокойтесь. Скажите, что случилось.

Одновременно с этим он положил руки мне на плечи. Я не осознала, что он по пояс обнажен, пока не уперлась ему в грудь ладонями, чтобы освободиться. Я до сих пор не помню, что – если вообще что-то – было надето у него ниже пояса, потому что я не отрывала взгляда от его глаз.

– Лейси… дочка Джулии… серьезно больна. Ее придется инту… инту…

– …бировать? – закончил Бен, словно в процессе безумной ночной игры в шарады.

Я бешено закивала.

– Она плохо дышит. Джулия думает… Джулия думает… – Я расплакалась, не в состоянии завершить предложение. Мы оба прекрасно понимали, что думает Джулия. – Гэри – ее муж – в Канаде. Она совершенно одна в больнице. Мне нужно туда. Мне нужно туда прямо сейчас.

Бен кивнул, понимая, слава богу, срочность ситуации.

– Могу я взять на время вашу машину? – спросила я, уже протягивая руку за ключами. Вероятно, я никогда не была так близко к тому, чтобы от разочарования ударить человека, когда Бен в ответ покачал головой.

– Нет. Не можете. – К счастью для Бена, реагирую я не слишком быстро, потому что я еще даже не успела занести руку, как он добавил: – В таком состоянии вы за руль не сядете. Я вас отвезу.

Почувствовав облегчение, я обняла его за обнаженный торс и даже не сообразила, как легко положиться на Бена, и не только физически.

– Заканчивайте одеваться, и я жду вас через две минуты на подъездной дорожке, – сказал он, очень деликатно расцепляя мои руки у себя за спиной.

Я посмотрела на свои ноги – я стояла без обуви, только в носках от разных пар. Кивнув, я бросилась вниз по лестнице с той же головокружительной скоростью, с которой поднималась по ней менее двух минут назад. Только когда я, носясь по своей квартире, сыпала сухой корм в кошачью миску и искала под диваном пропавшие ботинки, я сообразила, что, возможно, Бен имел в виду не только отсутствие обуви, когда предложил мне одеться. Каким-то образом, спеша разбудить Бена ради автомобиля, я совершенно забыла застегнуть «молнию» на толстовке. Насколько я была расстроена, говорит тот факт, что мне, похоже, было почти неважно, что Бен видел и обнимал меня полураздетую.

Бен вышел на дорожку раньше меня и деловито очищал лобовое стекло от наледи. Я прыгнула на пассажирское сиденье, как преступник, сбегавший с места преступления. Выезжая на дорогу, Бен встревоженно на меня посмотрел, и меня не удивил его озабоченный вид. Я сидела прямо, подавшись вперед, словно наклон моего тела мог каким-то образом приблизить нас к цели нашего путешествия.

– В какую больницу я еду? – спросил он, снова переключая взгляд на обледеневшую дорогу.

Я назвала, и оказалось, что по случайному стечению обстоятельств это была та же самая больница, где нам оказывали помощь в ночь пожара. Неужели это было всего два месяца назад?

Я молила, чтобы все светофоры не переключали зеленый свет, когда мы к ним приближались, и большинство их любезно повиновались. Я так напряженно смотрела сквозь лобовое стекло, что даже вынуждена была напоминать себе моргать. Улицы и тротуары были покрыты ледяной коркой, а потемневшая листва нависающих деревьев и кустарников казалась облитой хрусталем. Красота той ночи полностью ускользнула от меня, когда я посмотрела на спидометр, желая, чтобы Бен еще сильнее нажал на газ. Несмотря на мои телепатические пассы, стрелка замерла на дозволенной скорости. Вероятно, хорошо, что он все же не одолжил мне машину, потому что очень сомневаюсь, что я вела бы так спокойно и безопасно. Но, с другой стороны, он не знал и не любил людей, к которым мы спешили. Не так, как я.

– Ваша подруга сказала, что конкретно с ее дочерью?

Я покачала головой, а потом сообразила, что внимание Бена приковано к потенциально опасной дороге, и он попросту пропустил мой молчаливый ответ. Я попыталась ответить как можно более нормальным, учитывая обстоятельства, голосом.

– Не знаю. Я толком не поняла. Она сказала что-то странное насчет чайника, а потом сказала, что у Лейси странный голос… Но если они подключают ее к искусственной вентиляции, это значит, что она не может дышать самостоятельно, так?

Я стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Бен нежно взял меня за руку. Пальцы у него были теплые, несмотря на температуру за окном, а от мягкого поглаживания большим пальцем по ладони у меня побежали мурашки. Все до единого нервы как будто лишились своей обычной защиты. Я чувствовала все; все могло причинить мне боль.

– Если она настолько плоха, тогда она уже в правильном месте, – мягко проговорил Бен. Никто не мог дать мне большего утешения, и я с готовностью его приняла.

Хотя Бен придерживался разрешенной скорости, пустые улицы и поздний час позволили нам добраться до больницы в рекордно короткий срок. Бен свернул с дороги на территорию, и пока я лихорадочно изучала указатель с нелепым количеством стрелок, он уже двигался по одному из проездов. На следующей маленькой круговой развязке я снова вглядывалась в освещенный указатель в поисках направления, но Бен уже нашел нужный путь. Он провел свою машину по сети больничных дорог и наконец остановился недалеко от входа в педиатрическое крыло.

– Слава богу, что я с вами, – сказала я, выпрыгивая из машины, пока он ставил ее на ручной тормоз. – Я бы сто лет искала нужное отделение.

– Вы добрались бы сюда, – уверенно сказал он, обходя автомобиль спереди и ободряюще кладя мне руку на плечо. Бессознательно я прислонилась головой к теплу его тела, как будто так и надо было. Я так быстро подняла голову, что удивительно, как ничего не растянула.

Вероятно, это началось, когда мы шли по парковке. Возникло оно как неприятное старое воспоминание, которое я решительно игнорировала. Очевидно, любой почувствовал бы тревогу при таких обстоятельствах; это было вполне естественно. Я полюбила Лейси с того самого момента, как увидела ее на руках у Джулии в родильном отделении, и полюбила еще больше, когда Джулия дала мне подержать крохотный сверток в розовом одеяльце. Она в этом мире была менее получаса, а уже собрала маленькую команду, которая не пожалеет жизни, чтобы ее защитить. Я никогда не забывала этого момента и никогда не забуду.

Я этому не поддамся, решительно сказала я себе, когда через автоматические двери мы входили в больницу, мгновенно переместившись из Антарктиды в Сахару. Возможно, из-за этого внезапного контраста температур на лбу у меня выступили капельки пота, как резкое обострение угревой сыпи. А возможно, и нет.

Стойка администратора была безлюдна, но ничего удивительного, учитывая ряды пустых стульев в ярко освещенной зоне ожидания и поздний час. Ощутил ли Бен мою скрытую нерешительность в походке, когда вел меня к лифтам? Должно быть, он уже посмотрел указатели на стене, и его низкий голос легким эхом разнесся в пустынном холле, когда он сказал:

– Детская реанимация, похоже, на пятом этаже. Вы там встречаетесь с вашей подругой, так?

Я тупо кивнула, когда он нажал на кнопку вызова. Украдкой бросила быстрый взгляд на Бена, пока мы стояли плечом к плечу и ждали, когда откроются матовые серебристые двери. Я уже чувствовала неприятную тяжесть в груди и дышала, кажется, с некоторым трудом, словно больничный холл был выстроен на плато с разреженным воздухом.

Входя в лифт, я запнулась, и Бен тут же поддержал меня под локоть.

– Все будет хорошо, – подбодрил он, когда двери с шипением закрылись, и он выбрал кнопку с освещенной цифрой пять.

Затрясло меня где-то между вторым и третьим этажом. Я чувствовала, как по телу пробегает дрожь, слишком сильная, чтобы ее скрыть. Бен должен был быть слепым, чтобы этого не видеть, а он уже зарекомендовал себя очень и очень наблюдательным в том, что касалось меня. Разумеется, он ее видел.

– Софи, что такое?

В его голосе прозвучало столько заботы, что от этого стало почему-то только хуже. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь велел мне прекратить. Резкая пощечина, так это делают в кино, верно? Интересно, как отреагирует Бен, если я попрошу его ударить меня. Только я не могла ни о чем его попросить, потому что единственными звуками, слетавшими с моих губ, были еле слышные панические повизгивания, как у животного.

Бен беспомощно оглянулся в нашем стальном замкнутом пространстве, как будто в него мог проникнуть незамеченным очень маленький врач; кто-то, кто знает, как помочь его спутнице, внезапно охваченной паникой.

– Это из-за лифта? – спросил он в отчаянии. – У вас клаустрофобия?

Я покачала головой и почувствовала, как моментально все расплылось перед глазами, когда пот, словно сдерживаемые слезы, залил мне глаза. В итоге Бен сделал единственное, что мог и что на самом деле было, вероятно, наилучшим выбором. Он привлек меня к себе и крепко-крепко обнял. Он продолжал обнимать меня, когда двери лифта открылись и мы вышли на пятом этаже. Тут все навалилось на меня разом: запах антисептика и дезинфекции, спокойная больничная тишина и горький вкус страха. Мне захотелось сбежать, и если бы не ставшие ватными ноги, я, возможно, так и поступила бы.