Мгновение я медлила на пороге спальни Бена, мне был невыносим вид его аккуратно застеленной кровати, потому что он должен был лежать в ней, вместе со мной.

Делай то, за чем пришла, а потом возвращайся в кровать. Тогда ты уснешь, посоветовал Скотт. Он, разумеется, ошибался, очень, очень ошибался, но тогда мы с ним об этом не знали.

Гардероб Бена был смонтирован на заказ и занимал целую стену. Где-то внутри него, за одной из многих дверей, находился единственный лист бумаги, который прикажет врачам не вставлять в горло Бену трубку, чтобы помочь ему дышать. Это был его личный смертный приговор, и я до сих пор не могла поверить, что он подписал его, а теперь хотел, чтобы я привезла ему этот документ. С таким же успехом Бен мог дать мне заряженный пистолет и попросить пристрелить его.

Есть люди, которые педантично выбрасывают какие-то документы, если они больше не нужны. Я к числу таких людей не отношусь. Потребовался опустошительный пожар, чтобы заставить меня расстаться с документами и памятными вещами моего прошлого. Мы с Беном были в этом схожи, за исключением того, что ему не посчастливилось пережить пожар, чтобы уничтожить ставшие ненужными бумаги. Гардероб оказался глубже и имел больше отделений, чем я представляла. В них были аккуратно составлены многочисленные коробки для хранения, и оставалось еще много места для одежды Бена.

Положительный момент: большинство коробок было снабжено аккуратными этикетками. В основном в них лежали папки и документы, связанные с бизнесом, которым Бен владел, а потом продал, узнав о своем диагнозе. Но были и другие, которые вели глубже в прошлое Бена.

Я не слишком методично вела поиски. Я вынимала коробку, перебирала ее содержимое, а затем переходила к следующей, не трудясь убрать за собой. Я работала в хаосе, и это было совсем на меня не похоже.

Несмотря на все усилия саботировать поиски, в итоге в последнем отделении гардероба я нашла портфель, о котором говорил Бен. Я медленно вытащила его, словно удаляла взрыватель бомбы. Мои пальцы зависли над маленькой золотой защелкой, но медлили, не решаясь нажать и открыть. Перерезать зеленый или красный проводок? Внезапно обезвреживание бомбы показалось мне пустяком. Оно по крайней мере давало вам один шанс из двух. А если прижизненное решение вступит в силу, оно не даст Бену ни одного шанса.

Я долго вертела конверт в руках, словно вдруг могла понять, почему Бен так поступил. Почему даже теперь, когда я стала частью его жизни, он по-прежнему хочет это сделать. Измученная, я устало, с трудом поднялась на ноги. Было очень поздно, а позади остался невероятно длинный и трудный день. Больше всего я нуждалась в забытьи, которое приносит сон. Я начала убирать документы в гардероб, запихивая их как попало и обещая себе завтра сложить все как следует.

Я сунула внутрь очередной ящик, и из-за него что-то выпало. Папка. Она была ярко-желтой, но не это привлекло мое внимание. А нечто, написанное рукой Бена в верхнем правом углу. Всего одно слово, но одно это слово помешало мне распрямиться и закрыть дверцы гардероба, поскольку это было не просто слово, а имя. Мое имя. «УИНТЕР».

Я снова села на пол и вынула папку из гардероба. Она была тяжелой и перетянута двумя толстыми резинками. Они перехватывали ее по горизонтали и по вертикали, как ленты – сверток. Выглядело очень надежно. Выглядело так, словно Бен не хотел, чтобы что-нибудь случайно выпало из этой папки. В комнате было тепло, но меня внезапно охватила дрожь.

Я провела пальцами по шести буквам, словно читала по системе Брайля. Эта папка не может иметь ко мне никакого отношения, я это знала. Моя фамилия означает также и время года – зиму. В этой папке вполне могут находиться инструкции, как ухаживать за садом в это время года. Я вскочила и, опять сунувшись в гардероб, поискала три похожих папки с названиями других времен года. Но их не было. И с самого начала я, в общем-то, знала, что их не будет.

Я сунула палец под первую резинку.

Не делай этого, сестренка. Положи туда, откуда взяла.

Подняв глаза, я представила, что вижу Скотта – стоит у дверцы гардероба, на его лице написано неодобрение. Резинка со щелчком соскочила и улетела куда-то в угол. Я потянулась ко второй.

Серьезно, ты собираешься заглянуть в его личные бумаги. Не следует этого делать.

Щелк. Соскочила вторая резинка. Папка слегка приоткрылась в моих руках, так благодарно раздвигается «молния» на одежде после обильной трапезы. Клапан чуть приподнялся, похожий на приоткрывшийся рот, с улыбкой меня приглашающий.

Не говори, что я тебя не предупреждал. Я считаю это очень-очень плохой идеей. Возможно, то был самый мудрый совет, когда-либо изреченный Скоттом, живым или мертвым.

Первой из папки выпала газетная вырезка. Я моментально ее узнала. Я столько раз ее перечитывала, что могла бы процитировать слово в слово. Экземпляр Бена был пожелтевшим и выцветшим. Судя по виду, его множество раз разворачивали и складывали. Интересно, сколько раз он его читал? Столько же, сколько и я? На фотографию до сих пор была трудно смотреть. Искореженные обломки мотоцикла, помятый автомобиль… сколько бы лет ни прошло, этот снимок всегда будет действовать как удар.

Сунув руку в папку, я достала новую пачку бумаг. Бóльшая их часть была посвящена мне, а остальные – моим родителям. Здесь имелся отчет частного детектива с информацией о моей жизни, по сравнению с которым мое собственное резюме выглядело небрежным и неполным. Бен знал о моем прошлом все. Он знал оценки в моем аттестате и на экзамене в университет. Ему было известно название моего общежития, где я работала и когда. Я листала досье, уже онемевшая от потрясения. Здесь имелся список моих друзей – даже имена мужчин, с которыми я недолго встречалась, я сама с трудом вспомнила часть из них. На отдельном листе значились сведения о Джулии и Гэри: где живут, чем занимаются, имена их детей. Вот тогда-то я и разозлилась – нет, больше чем разозлилась – пришла в неописуемую ярость. Бен притворялся, что не знает их; протягивал руку с видом обаятельного, вежливого незнакомца, и все это время эта… этот… этот справочник охотника лежал себе у него в гардеробе.

Я только тогда поняла, что плачу, когда листок у меня в руке покрылся пятнами слез. Я взяла протокол следствия по делу о несчастном случае со Скоттом. Откуда он у Бена? Кстати, откуда – и почему – у него есть и копия отчета полиции? Я взяла этот документ и долго сжимала его в руках, прежде чем открыть. Я никогда его раньше не видела – и думаю, мои родители тоже. Я не хотела его открывать. Не хотела читать его. Но я знала, что сделаю это, потому что была причина, по которой он здесь находился. Была причина, почему моя жизнь и жизнь моих родителей была подробно описана и задокументирована, а потом, подобно постыдному секрету, спрятана среди вещей Бена.

Я открыла первую страницу. Быстро пробежала ее глазами. Она содержала дату происшествия, имя жертвы, марку и модель мотоцикла, а также марку и модель сбившего его автомобиля. Я перевернула страницу и увидела это. То, что никогда не хотела видеть. То, что изменит всё.

За рулем автомобиля сидел Сэм Джекобсон. Ко времени происшествия ему было восемнадцать лет. Почти столько же, сколько Скотту. Эти факты уже были мне известны, хотя это имя никогда в нашем доме не произносилось. Ему не предъявили обвинения и не преследовали в судебном порядке, хотя почему так получилось, я никогда не знала и не понимала.

И было тут кое-что еще, чего я никогда не знала, то, чего никто никогда не сказал мне за шестнадцать лет после той ночи, когда произошла авария. Сэм Джекобсон был не единственным, кто находился в машине, убившей Скотта. В ней находились еще два пассажира. Их имена не упоминались ни в каких газетных сообщениях, поскольку эти ребята были еще несовершеннолетними. Но в отчете полиции они присутствовали. Они, эти имена, были на странице прямо передо мной. Одно было мне не известно; другое я знала. Бенджамин Стивенс.

Глава 19

– Простите, посещение сегодня только с двух часов.

Медсестра улыбнулась, смягчая отказ, но казалась строгой и непреклонной. Однако я тоже не собиралась сдаваться.

– Я ненадолго… всего на несколько минут, – заверила я ее. – Мистер Стивенс… Бен… попросил меня привезти очень важный документ сегодня утром. Ему нужно отдать его своим врачам.

Медсестра посмотрела на меня, и мне стало интересно, что же она увидела. Женщину, которая не спала всю ночь? Человека, настолько раздираемого противоречивыми чувствами, что все внутри подвергается опасности медленно исчезнуть? Увидела ли она женщину, которая могла одновременно любить мужчину и ненавидеть его?

– Если это медицинская информация, я готова взять ее и передать за вас лечащему врачу.

Она протянула руку, и я инстинктивно покрепче прижала локтем желтую папку, которую держала под мышкой. На один безумный миг я представила, как она в ожесточенной борьбе вырывает у меня папку. Я пожелала ей в этом удачи. Папка останется при мне, пока я не встречусь с Беном лицом к лицу.

– Простите. Я не хочу причинять беспокойства, но это очень важный юридический документ, распоряжение об отказе от лечения. И очевидно, если оно затеряется… – Я не закончила предложение, предоставляя женщине оценить последствия. Ее взгляд упал на желтую папку, и только теперь я увидела, что она колеблется. – Я быстро, – пообещала я, мягко подталкивая ее к принятию решения.

Она оглянулась на сестринский пост у себя за спиной. Там было пусто. И она тут же приняла решение.

– Тогда ладно. Но если вас кто-нибудь спросит, выпутывайтесь сами. Я вас не видела.


Я никому не хотела доставлять неприятности, и сама не очень-то была довольна своими действиями, но возможность уйти, не поговорив с Беном, даже не рассматривалась. Восемь часов, которые прошли с момента обнаружения проклятых документов, дались мне нелегко. Мои издерганные нервы точно не выдержали бы новой проволочки.