Да твою же!..

Я только сейчас, после ее слов, понял, что этот ребенок мог бы быть моим, но он чужой. Если бы все сложилось иначе…

Опять начинаю о том, что могло бы быть, а не пытаться справиться с тем, что есть. И я понимал, что Лиля права, но не смог не провести аналогию с ее отцом. Он говорил те же слова мне тринадцать лет назад.

Она мне нравилась такой, какой она стала. Я в нее влюбился снова. И даже эти черты… С одной стороны, я понимал, что она как мать сражается за будущее своего ребенка. И в этом она была похожа на своего отца. Но с другой — для меня это было невыносимо. Я не думал о детях, семье, но сейчас хотел всего этого.

А я не успел сказать… Что же, может, это и к лучшему?

Наверное, тогда бы я выглядел полным идиотом.

— Женя…

Лиля снова потянулась к моим губам, но я отстранился.

Казалось, все прошло, все переболело… Я даже сам в это верил, я, черт возьми, это чувствовал, только вот сейчас мне надо было переварить. Отстранившись, я посмотрел в эти зеленые глаза, сводившие меня с ума, и сказал:

— Прости. Мне надо подумать.

Я знал, что могу сорваться, даже когда собираю все силы в кулак, чтобы оставаться спокойным.

Я рвусь к ней и убегаю от нее. Это никогда не решить.

Да, правильно — никогда не решить. Она навсегда останется моим наваждение и моим исцелением. Я не перестану любить ее, но с этим я уже смирился, за это уже расплатился.

Жестокая цена за любовь.

Уйти, пока не поздно, подумать… Мне это надо.

Я обхватил ее лицо ладонями и посмотрел в эти глаза, которые почти гипнотизировали, заставляли остаться, поддаться.

— Не уходи, — попросила Лиля.

— Я вернусь утром, обещаю. Просто мне надо время.

— Женя, он и твой сын тоже. Но…

— Он меня не знает, — горько усмехнулся я.

— Не знает, но может узнать.

Лиля опустилась на пуфик, опершись на стену под вешалкой, и молчала. Лучше бы она обвиняла меня, лучше бы кричала, но не так. Не вот так!

Ей тоже было тяжело. После прощения пришло непонимание, даже недоразумение. Я понимал, что после стольких лет не будет просто, но не был готов.

«Он и твой сын тоже».

Так почему?! Почему я узнал об этом только сейчас?

Я не видел его младенцем, не видел, как он родился. Не видел первых шагов, не слышал первых слов.

А ведь он мой!

Мне придется жить с мыслью, что я не знаю своего ребенка. И судя по всему, не узнаю так, как мне бы хотелось. Я хотел об этом подумать позже, но мысли съедали, а сейчас еще и Лиля добила меня.

— Закрой дверь и не выходи никуда, пока я не вернусь.

Она не пыталась меня остановить, даже глаза не подняла, когда я уходил.

Ветер ударил по лицу отрезвляющей пощечиной. Я достал сигареты и попытался прикурить. Получилось не сразу, да и сигарета истлела после трех затяжек от непрекращавшихся порывов. Отбросив окурок, я поднял глаза на окна. Все почти как раньше: я стою, ожидая чего-то. Но на этот раз в окне горит свет, и я знаю, что вернусь, а она будет ждать.

Мне просто надо подумать.

Дворы сменяли друг друга, а я шел, даже не прикрываясь от ветра, пока не наткнулся на едва заметную вывеску бара. Работал он круглосуточно, и я устроился за столиком, заказав бокал пива.

Бокал за бокалом, но голова работала хорошо, даже прояснилась. Вместе мы справимся. Хватит с нас ошибок и потерянного времени — за это мы расплатились сполна.

Чем сидеть и думать, лучше делать.

Я расплатился и покинул заведение. На ближайшем доме посмотрел адрес, потому что даже не помнил, где шел. Далековато забрался, но ничего, не в Нью-Йорк же.

Начался мокрый снег, и я вызвал такси, чтобы вернуться. Вернуться к Лиле.

Меня раздражал каждый светофор на пути, из-за любого промедления хотелось рявкнуть на водителя, но я лишь нетерпеливо постукивал пальцами по колену, глядя в окно.

Машина остановилась напротив подъезда, и я, выйдя на улицу, снова поднял голову. Света не было, и из-за этой мелочи появилось странное предчувствие.


Я поднялся на этаж и надавил на кнопку звонка. Ни звука по ту сторону двери. Давил и давил… Стучал и снова звонил.

Ничего.

В кармане завибрировал телефон, и я уже не ожидал ничего хорошего. Тревога только разрасталась. Достав его из кармана, я открыл сообщение и перечитал его раз десять, не меньше. Видимо, я просто отказывался верить в то, что вижу. Но буквы складывались все в те же слова, и смысл не менялся.

«Я возвращаюсь в Штаты. Твои вещи у соседки. Прощай».

Глава 7 Лиля

Когда хлопнула дверь, меня как будто ударили по голове. Я поднялась, даже взялась за ручку, но так и не открыла, только повернула ключ. Может, я выбрала не самый подходящий момент для подобного разговора, но почему-то считала, что поступила правильно.

И я была уверена, что он вернется.

Немного подумает, но вернется.

Мы обязательно найдем общий язык, поймем друг друга — раньше же нам удавалось. Нет, я не жила прошлым, но верила, что наши чувства не имею срока годности.

Мне было проще, а Жене на голову я без прелюдий слишком много вывалила. Ему надо время, и хоть терять ни секунды я не хотела, но понимала, что иначе ничего не получится.

Я потянулась за своим пальто, подняла его с пола и повесила на вешалку, а потом взяла сумку. Достав конверт, я сжала его между ладонями, как будто могла, не открывая, считать информацию. Да, мне не терпелось узнать, что там, но в то же время я и боялась. Снова чертов страх. И сердце бешено заходится.

Долго, очень медленно я старалась аккуратно оторвать приклеенный верх, хотя могла оторвать просто боковой край. Отец бы со своей педантичностью оценил мои старания.

Я даже усмехнулась этой мысли. С каких пор меня снова стало волновать мнение отца, тем более после его смерти?

Сложенный белый лист выпал из конверта, а когда я его открыла, из середины на стол упала визитка. В первую очередь я обратила внимание на нее. Черная бумага с золотыми буквами на контрасте с белым конвертом на столе смотрелась дико, но, несмотря на этот дизайн, визитная карточка не казалась вычурной, пафосной или отталкивающей. Скорее как будто принадлежала человеку, уверенному в себе и… властному, что ли?

Вверху название компании, потом имя с должностью, в самом низу адрес. QR-кода на обратной стороне не было — видимо, в России до таких новшеств еще не дошли, так что придется воспользоваться поисковиком.

Но сначала я развернула лист и посмотрела на два слова, написанные размашистым папиным почерком.

Прости меня…

Вот и все.

Но мне даже этого хватило. Для таких, как мой отец, даже такое наверняка сложно было написать. Никаких нежностей, никакого размусоливания на страницах. Он как будто четко поставил себе диагноз. Для меня это было равносильно тому, если бы он написал: «Я признаю свою вину».

— Неужели так сложно было позвонить? — вслух спросила я, как будто кто-то в пустой квартире мог мне ответить.

Да, признал, но это одно, а сказать вслух — другое. Хотя я ему благодарна даже за такое извинение, потому что сама давно простила.

Я снова посмотрела на визитку и потянулась за телефоном. В поисковой строке набрала имя и нахмурилась. Человек этот был довольно известен в области. Возможно, если бы я жила здесь, то слышала о нем.

В сети нашла и несколько фотографий. Красивый мужчина, харизма даже через экран прет, но взгляд у него такой… Ох, быть его врагом я бы никому не пожелала. Чем-то он мне даже Богданова напомнил. Нет, не внешне. Тут, скорее всего, сыграла какая-то неосознанная аналогия.

Думай, Лиля, думай…

Не просто так отец вложил визитку. Он умел думать, он знал людей, он был манипулятором и мог предвидеть развитие событий. И самое главное — он знал меня. Значит, я должна догадаться.

— Ну ты, папа, и стратег, — снова заговорила я сама с собой.

Если я провела какую-то аналогию с Богдановым, то этот человек, имя которого значилось на визитке, тоже не так прост. На вид ему лет тридцать пять — следовательно поднимался он не в девяностых. Но вряд ли мои выводы и СМИ раскрывают его полностью, а простым он совсем не казался.

Так кто же вы, Ярослав Владимирович?

Я уже догадалась, почему отец оставил мне его контакты. У кого компромат может быть в большей безопасности, чем у человека, с которым Богданову не тягаться?

Перевернув визитку, я заметила оттиск. На черной бумаге цифры, написанные шариковой ручкой, не читались, но под лампой вполне можно было что-то рассмотреть. Это был номер мобильного. Скорее всего, того же Ярослава Владимировича.

Почти шекспировский вопрос — звонить или не звонить?

Пока я думала, тишину квартиры разорвал звонок.

Женя!

Я знала, что он вернется.

Не раздумывая, я открыла дверь и сделала шаг назад. Вот вроде считала я себя умной бабой, а на деле дура дурой. На пороге, улыбаясь во все тридцать два, стоял Богданов. И разговор у нас явно намечался не дружеский, потому что за его спиной маячили двое. Одного из них я помнила. Саня, Сеня… В общем, мой соглядатай.

— Не поздновато ли для дружеских визитов? — спросила я, взяв себя в руки и думая, что делать.

Телефон на столе в кухне, только визитку в карман машинально сунула, но она мне вряд ли поможет.

— Собирайся, Лиля. И давай без фокусов. Знаю, что мент живет у тебя, но сейчас его нет, так что вещи его оставишь соседке и напишешь что-нибудь слезное и прощальное. Но так, чтобы он проникся, — давал мне наставления Сергей Владленович, уже зайдя в квартиру. — И очень бы не хотелось, чтобы он объявил тебя в федеральный розыск и связал со мной. Телефончик сразу отдай, чтобы обойтись без инцидентов.