— А куда ему больше деваться? Не среди икон же, ладана и остальной мертвечины проводить свою вечность. В храмах так же косно и скучно, как и в раю. А у нас жизнь, смерть, любо-дорого, есть, где развернуться. — Учитель поправил очки. — Грань бытия здесь такая тонюсенькая, что в нее только душа и проскальзывает, если, конечно, она существует. А тут и он — ловец душ, так сказать, отделяет зерна от плевел.

— Эх, балабол, сплюнул бы, не будь мы в святом месте. Научитесь лучше винтовку правильно держать, а то, не дай бог, в себя пальнете.

Священник отвернулся, поправляя одеяло лунатику.

— Послушайте, — сменил тему учитель, — а не последовать ли нам примеру врагов?

— То есть? — Священник задержался. — Хотите сказать, надо вооружить наших подопечных?

— Ой, давайте только без морали! Перебьют всех в этом курятнике, и ваших, как вы изволили выразиться, подопечных тоже. Где выход? — Священник промолчал. — И потом, надо признать, сомнамбулы — идеальные солдаты. У них нет страха за жизнь. Как у насекомых. — Глаза у священника сверкнули. — Да-да, у них подавлен инстинкт самосохранения. Это факт, а вы мне опять своим человеколюбием тычете! Думаете, мне их не жалко? Безумно! Почти как нас. Но я стараюсь мыслить рационально. Как полагаете, мэр согласится?

Священник отошел на несколько шагов и, повернувшись боком, пробасил:

— Я был о вас лучшего мнения.

Впрочем, идея лежала на поверхности. Как заметил учитель, ее можно было просто заимствовать. Мэр долго колебался, в конце концов, вовлекая сомнамбул, он дал бы лишь симметричный ответ, а дело оборачивалась нешуточное. В голове он прокручивал, кого из сомнамбул куда поставить в качестве живого щита. Некоторым можно было даже раздать оружие, просунув дуло сквозь прутья, а самих посадив у ограды на стулья. От сомнамбул неизвестно, чего было ожидать, возможно, некоторые бы даже спустили курок. Конечно, это были бы выстрелы наобум, но их было бы вполне достаточно. Все толкало мэра поступить так, но, промучившись всю ночь, он так и не решился.


Полицейский с водителем откладывать не стали. По уже испытанной схеме окружив церковь рядами сомнамбул, они на рассвете разбудили осажденных выстрелами в воздух. Водитель намеревался все закончить к полудню, когда появятся вертолеты.

— Предлагаю, вроде того, сдаться! — закричал он в громкоговоритель. — Вы в кольце, выходите с поднятыми руками. Не то начнем штурм.

— А ты впереди пойдешь? — иронично ответил мэр, сложив рупором ладони. Он надеялся внести в ряды штурмовавших разногласия и отчасти добился своего. Опытный политик этот мэр, ничего не скажешь.

— А хоть бы и так, вроде того, тебе-то что? — насмешливо ответил водитель, однако с плохо скрываемым смущением.

— А то, что тебя первого застрелим, не увидишь торжества своего дела.

— Чего вы хотите? — сменил водителя полицейский. — Перенаправив вертолеты, вы не оставили нам выбора.

— Пусть все остается по-старому. Священник делит продукты. Пока не пройдут новые выборы.

— А жрать, вроде того, нам чего? — Снова вклинился водитель, не выпуская из рук нить переговоров. — До выборов с голода околеем.

— Вам пока хватит, частично и мы поможем.

За рядами перетаптывавшихся сомнамбул воцарилась тишина. Там шло совещание.

— Ладно, будь по-вашему, выходите. Вроде того, не тронем.

— А гарантии? Пусть парочка ваших зайдет в ворота. Тогда и мы выйдем.

— Вроде того, кто вам нужен?

— Ты и полицейский. Вполне сгодитесь.

— Нет, вы хотите, вроде того, обезглавить наше движение! Тоже нашлись ловкачи. Не забывайте, на чьей стороне сила.

Снова раздалось несколько выстрелов. Поверх голов сомнамбул кто-то дал автоматную очередь. Пули полетели в сторону церкви. Некоторые впились в высившийся крест.

— Ну как, еще?

И тут случилось это. Из колыхавшегося строя лунатиков стали отделяться фигуры, которые, тыча перед собой палками, как штыками, двинулись к ограде. За ними потянулись другие. Вскоре у железных прутьев скопилась масса сомнамбул. Они выдергивали заостренные пики и швыряли, как копья, на церковный двор. Голая земля там быстро покрылось ими, превратившись в наклоненный ветром бамбуковый подлесок. Все растерялись. Атакующие, оголенные отходом своего живого щита, мгновенно вгрызлись в землю. Из церкви не раздалось ни единого выстрела. Все произошло слишком быстро. А Иван Грач, мордатый сторож и лагерный охранник, пристреливший собак, уже налегали всем телом на ворота. Те поддавались. А когда к этим троим присоединилась толпа лунатиков, замки не выдержали, и двери распахнулись. Лунатики хлынули во двор. Побросав палки, они выдергивали из земли заостренные пики, которыми был засеян церковный двор, и стали продвигаться к храму. Четверо осажденных укрылись там. Но навстречу штурмующим неожиданно стали выходить сомнамбулы из приюта, до той поры, казалось, равнодушно припавшие к решетчатым пыльным окнам. Началась свалка. Со стороны это выглядело как драка сильно подвыпивших, шатавшихся при каждом ударе ресторанных хулиганов. Это могло показаться комичным, но было не до смеха. Лунатики уже не разбирали своих и чужих, они вспарывали пиками животы — защищаться, прикрывая их хотя бы руками, никто не думал, — царапались, душили, кусались, упав, старались зубами дотянуться до горла. В них проснулись звери, которых возбуждал вид крови. Некоторые ползали на четвереньках среди груды раненых и, склонившись, лакали ее натекшие красные лужи. Они били себя кулаками в грудь, как гориллы. Они ревели, рычали, визжали и хрюкали, как свиньи, словно в них разом проснулись все их далекие предки. Боеспособность обеих сторон была одинакова, но численное превосходство сказалось быстро. Священник нашел свою смерть в келье, где, даже не запершись, молился на коленях. Мэра растерзали вместе с учителем. Они так ни разу и не выстрелили. А старший брат Варгина бросился к забору, на котором повис, проткнутый несколькими пиками. Среди пригвоздивших его острых, как дротики, прутьев от кроватей был брошенный и Неклясовым, до болезни бывшим его закадычным другом. Через полчаса все было кончено. Только кое-где атаковавшие лунатики продолжали схватку между собой. Уставшие, они двигались даже медленнее обычного, падая в изнеможении на окровавленный двор. Когда шум стих, полицейский, придерживая автомат, поднялся и осторожно пошел к церкви. За ним двинулись остальные.

— В чем там дело? — крикнул несколько отставший провизор.

— Осторожно, они опасны! — обернувшись, заорал из ворот полицейский. И в этот момент получил удар по голове. Иван Грач, скалясь, наклонился за вывалившимся из его рук автоматом. Потом, распрямившись, дал очередь от живота, как когда-то учили его в армии. Водитель, провизор, владелец кафе и еще несколько человек, пришедших с ними, упали. Грач выпустил все патроны. Через несколько минут все кончилось. Над церковным двором повисла тишина. Убивать больше было некого, и оставшиеся в живых лунатики постепенно впадали в спячку. Младший сын Варгиных, которого накануне насмешливо устыдил водитель — второй раз отказываться нельзя, видишь, без тебя, вроде как, ничего не получается, — не принимал участия в последней атаке. Оставшись лежать, уткнувшись в землю, он осторожно поднял голову. Увидев, как из ворот на ощупь выходят лунатики, медленно встал. Пройдя мимо убитого полицейского, лежавшего с выпученными глазами и перекошенным ртом, он пробрался на церковный двор. Там он снял с ограды мертвого брата, разыскал среди груды трупов родителей — те лежали в обнимку, точно защищая друг друга телами. Крепко сцепив руки, они остались неразлучными и в смерти. Сев на окровавленную землю, их младший сын обхватил голову руками и тихо завыл. Кроме него, на весь город здоровых осталось лишь несколько человек, предпочивших отсидеться дома. Им оставалось наглухо забаррикадироваться и ждать. Ждать неизвестно чего. Скорее всего голодной смерти. Если только раньше не покончат с собой. А уж о безумии и говорить не приходится. Впрочем, оно давно было с ними, вскоре после оккупации вируса.

Так в городе наступила власть сомнамбул, о которой они даже не подозревали.

Как обычно прилетевшие в полдень вертолеты зависли над заваленным трупами церковным двором, убедившись, что провизию скидывать некому, долго кружили над городом. Сделанные с них снимки легли на стол губернатора. Помимо бродивших, сидевших, лежавших повсюду сомнамбул, которые после вспышки разрушительных действий постепенно впадали в привычную апатию, они засвидетельствовали случаи каннибализма. А почему нет? После выброса подавляемой агрессии расторможенное подсознание сомнамбул продолжило выплескивать глубоко коренившиеся желания, пробуждая первобытные инстинкты. Так пришел черед еще одной похороненной в недрах подсознания склонности гомо сапиенса. А что удивительного? Для хищника, а кто рискнет оспаривать, что человек — хищник, мясо всегда мясо, а жертвой может стать любой. Такова природа, тут уж ничего не попишешь. В своём развитии человечество прошло через каннибализм, и, вероятно, наша внутривидовая борьба, стыдливо называемая конкуренцией, наша война за место под солнцем, вполне допустимая и поощряемая, считающаяся даже двигателем прогресса, этот наш цивилизованный «каннибализм» является всего лишь отголоском того древнего, в котором отсутствовало лицемерие кавычек. Быть может, тот первичный каннибализм как раз и заставил избегать друг друга, приведя к заселению материков? Глубоко засевший в нас, он рождает желание остаться в одиночестве, получив неприятное известие одному пережить удар судьбы. Недоверие, страх, ужас, которые вызывает Другой, особенно в минуту слабости, — оттуда. Да и так ли далеко мы ушли? Пожирать ближнего, пожирать фигурально или буквально — с философской точки зрения разница невелика. А какой спрос с лунатиков? Вместе с помрачением сознания, тонкий слой которого скрыла черная пелена, в первозданной чистоте вернулось и наспех прикрытое цивилизацией зверство. Очевидно, все так и обстоит, даже сомневаться не приходится. И все же каннибализм стал последней каплей. Просмотрев фото еще раз, губернатор распорядился прекратить снабжение города. Людей в городе не осталось, а разводить звероферму не имело смысла. Чем быстрее хищники уничтожат друг друга, тем лучше. И все к этому шло. Грязь, разложение и нечистоты должны были привести к эпидемии дизентерии. Немытые, завшивевшие сомнамбулы вскоре падут жертвой какой-нибудь инфекции, которая быстро сведет их в могилу, очистив, наконец, город.