— А нам, а нам! — защебетали девчонки. — Нам погадай тоже!

Маша их больше не слушала. Мечтательно улыбаясь, она ушла на свою кровать и улеглась, воображая себе Принца, которого придумала ещё в старших классах школы, но потом, видя, что всё вообще не так, как она себе представляла, похоронила эту фантазию глубоко в подсознании. И вот теперь девушка достала полузабытую мечту из своего запылённого тайничка и бережно сдувала с неё пыль, разглядывая под всеми углами с изумлением: неужели всё-таки сказка бывает в жизни?

Так она и заснула в сладких мечтах, а утром в больнице появился Яр. Она уже ждала, с нетерпением выходя в коридор, чтобы пройтись: ведь если это очень, очень скоро, значит, надо не сидеть в палате: в палату-то редко кто заходит. Олины карты не соврали: где-то в середине дня во время третьей прогулки она встретила Его.

Он сидел в коридорчике на драном диване в жёлтых шортах и красной футболке с непонятными символами и задумчиво смотрел в потолок. Маша прекратила своё неспешное движение и остановилась в двух шагах от диванчика, с изумлением пожирая его глазами. Она не сомневалась: это именно тот человек, которого предсказало ей гадание. Не то чтобы он походил на принца из её девичьих мечтаний, нет, но несмотря на отсутствие бороды, этот странный яркий молодой мужчина таинственным образом напоминал ей карту, которую она вчера от волнения особо не разглядела. И было ещё кое-что: гулкие удары сердца внутри, которые вдруг стали настолько ощутимы, будто всё её тело до каждой клеточки подошв на ступнях и до макушки головы содрогалось. А само сердце переместилось в горло, и стало трудно глотать.

Маша стояла так несколько секунд, ошеломлённая вроде бы предсказанной, но внезапно неожиданной встречей. Потому что хотя она и верила в гадание Оли, но в глубине души сомневалась в том, что сказки случаются в жизни. Так что сейчас она не понимала, сон это или явь, а тем временем долговязый мужчина в жёлтых шортах медленно перевёл взгляд с потолка на её лицо и лучезарно улыбнулся. Маша мгновенно утонула в тёплой бездонной синеве его глаз.

— Привет, — сказал он, — какое-то скучное место. Не знаешь, как я тут оказался?

— Н… нет, — пробормотала Маша, вдруг разучившись говорить и машинально делая те полшага, которые она не успела закончить до того, как увидела его.

— Давно тут? — спросил мужчина, скучающим взглядом обводя коридор.

— Уже неделю, — очень тихо ответила Маша.

— Ууу, — протянул он, снова обращая свой взор к потолку, — мне тут недели две лежать, покажешь, что к чему?

И он снова дружелюбно поглядел на неё.

— Конечно! — она вдруг тоже расслабилась и улыбнулась.

— Садись, — он похлопал ладонью по диванчику рядом с собой, — не презентабельное сиденье, конечно, но вряд ли я могу предложить тебе что-то получше.

Маша засмеялась и села рядом.

— Интересно, — сказал он, продолжая смотреть в потолок, — давно ли они делали тут ремонт? Мне как-то не хочется погибнуть от куска штукатурки, упавшего на голову. Вот это была бы самая забавная смерть для меня.

— Почему? — поинтересовалась Маша.

— У меня строительная фирма, — ответил он, смеясь, — кстати, меня зовут Яр.

— Маша, — представилась она, — очень приятно.

— И мне, — улыбнулся он, — здесь имеется чай? У меня есть печенье.

С этого дня они с Яром стали почти неразлучны. Он заходил к ним в палату и долго сидел, рассказывая много всего: про свою работу, про семинары, путешествия; Маша ещё никогда не встречала такого интересного человека. Оля с ними почти не общалась, у неё было много заказов; она или сосредоточенно гадала у себя на кровати, либо ходила по коридору, разговаривая по телефону. Остальные две девочки слушали с интересом, но почти не принимали участия в беседе, и только Маша, увлечённая им и его рассказами, задавала кучу вопросов, стремясь узнать как можно больше об этом человеке, о его жизни. Она будто никогда не дышала раньше и вдруг ощутила живой, наполненный энергией воздух, и теперь не могла надышаться, не замечая запахов больницы… ей казалось, что она попала куда-то в горы, на большой свежий простор, прикоснулась к другому миру, неизведанному и манящему. И хотя Машу, мечтавшую в жизни только о семье и уюте, никогда прежде не привлекали путешествия и дикие походы, вдохновение Яра захлестнуло её воображение, и она уже мечтала, как он возьмёт её с собой в свою жизнь, полную приключений.

По ночам Маша не могла спать, ворочаясь с боку на бок, и, несмотря на царящую в палате тьму, перед глазами её горел свет — свет безграничного счастья, осветившего её скудную жизнь.

Её выписали раньше, но она приходила его навещать. В тот вечер они долго сидели внизу в холле, уже не зная, о чём ещё говорить, но не в силах расстаться, а потом вышли в тёмный коридорчик; он нашёл её в темноте, обнял и нежно поцеловал.

— Спасибо тебе, чудесная фея, — прошептал Яр, — за то, что освещаешь моё заточение.

Потом его выписали, и он пригласил её на настоящее свидание, в ресторан.

До сих пор Маша отчётливо помнила каждый миг их отношений с Яром, каждое слово, каждый взгляд.

Та неделя в больнице, которую они провели почти неразлучно, до сих пор казалась ей самым чудесным временем, потому что никогда после они с мужем не были так близки. Как и советовали карты, Маша просто вцепилась в этого мужчину, настолько, насколько хватало её способностей. То есть, это было постоянное ненавязчивое присутствие. Она не покорила его сногсшибательными встречами, а взяла ровным спокойным огнём своей искренней привязанности.

Иногда он удивлялся, выходя из задумчивости, видя рядом эту скромную хрупкую девушку, потому что забывал о её существовании. Еще больше удивлялся, обнаруживая Машу у себя дома, приходя с работы. Как-то совершенно для него незаметно у нее оказались ключи, да и сама она пару раз намекнула, что для неё невыносимо находиться у себя дома. Зная о том, как у неё обстоят дела с родственниками и бытом, Яр жалел её и не прогонял.

Если бы Маша не увязалась за ним подобно собачке, он вряд ли бы стал продолжать общение с ней, ведь в больнице ему было просто скучно, да и к чему отказываться от общения с приятной девушкой. Но в своей обычной жизни он в ней совершенно не нуждался.

Интуитивно Маша понимала, что если она не будет всё время рядом с Яром, то он скоро её забудет, вновь с головой окунувшись в работу и свои увлечения. А она безрассудно поверила в гадание девушки Оли, которую после больницы ни разу не видела, поверила слепым инстинктом ведомого человека, бездумно полагающегося на судьбу.

Последнюю точку в этой незамысловатой истории неожиданно для Маши поставила её мать.

Эта женщина была больна, и в числе прочих многочисленных недугов страдала не диагностированными психическими расстройствами. Привыкнув к самодурству матери и к тому, что она давно не выходит из дома, её родичи предпочитали относиться спокойно к странным идеям, периодически овладевавшими её помрачённым рассудком и просто старались не лезть на рожон.

И вот мать Маши, до сих пор смотревшая сквозь пальцы на недавно начавшиеся отношения дочери, как-то утром подняла на уши всю квартиру, устроив страшный скандал по поводу того, что Маша не должна больше ночевать у мужчины, который ей не муж.

При этом она, казалось, не замечала того факта, что сама не расписана с отчимом. Никто из флегматичных родственников не встал на защиту Маши, но все они привыкли идти на поводу у безумных фантазий хозяйки квартиры, а потому Маша вдруг резко и без всяких объяснений перестала появляться дома у Яра.

Она очень сильно переживала по этому поводу, но боялась новой вспышки материнского гнева, а потому трусливо отсиживалась дома, ожидая, пока женщина успокоится. Маша знала, что рано или поздно та найдёт себе новую причину для волнения, а скандалить девушка не умела, к тому же привыкла слушаться мать. У неё и мысли не возникло о том, чтобы взять и просто уйти из родительского дома, к тому же она не хотела чрезмерно надоедать Яру и не готова была попросить его пустить её к себе жить.

В тот период у Яра были сложности на работе, он приходил домой печальный и уставший. Успев привыкнуть к тому, что дома его встречает Маша и готовый ужин, он, хотя в обычном состоянии для него всё это не имело особого значения, вдруг почувствовал беспокойство и тоску.

Узнав, в чём дело, он как-то спокойно и без всякого пафоса предложил ей выходить за него замуж, раз такое дело. По телефону. Не придавая этим словам особого значения, под влиянием какого-то импульсивного порыва.

На следующий день Маша вернулась к нему сияющая и радостная, с чемоданчиком вещей, и объявила, что мама, узнав об их планах, разрешила им и до свадьбы жить вместе.

Всё это было как-то спокойно, душевно и будто закономерно, а потому особо не напрягало Яра. Маша не требовала ничего: ни пышной свадьбы, ни подарков, ни постоянных признаний в любви. Она не ставила условий и ничего не просила. Для него это был скорее неосознанный акт сострадания к бедной девушке, обиженной судьбой, и он, будучи человеком добрым, не хотел обижать её ещё больше.

Друзья и коллеги не понимали странного выбора Яра, но ему пока что было хорошо и комфортно с Машей. Вдобавок, она вначале ничего не имела против его уходов на тренинги и поездок на семинары. Он и до сих пор закрывал глаза на её капризы и истерики по этому поводу. В его сознании жил образ другой Маши: той, какой она была вначале, спокойно сносящей любое его поведение, и он не хотел видеть перемены в ней.

Первое время после скромной свадьбы Маша и действительно была всем довольна. Её захватывало чувство головокружительного восторга, когда по утрам она вспоминала, что больше не живёт в материнской конуре с противными родственниками и вонючими кошками, а вместо этого вдыхала запах любимого мужчины, спящего рядом. Маша любовалась им, проснувшись раньше, а когда оставалась дома одна, то пела и танцевала, кружась по комнатам и коридору, с воодушевлением наводила порядок в доме. Яр оставлял ей деньги и говорил, что она может не работать. То, что она получала за маникюры, казалось ему смехотворными копейками.