Камила осталась сидеть одна, ошеломлённая, но подарок Кристо жёг её кожу, подобно огню в печи, и она раскрыла ладонь. На ладони горел, переливаясь солнечными гранями, маленький кусочек чистейшего золота. Она знала это своим сердцем, каждой клеточкой кожи и внутренним сияющим взором, проникающим за пределы материи. Девушка часто и глубоко задышала. Ведь это было именно то, над чем она билась последние месяцы, отравляя себя гремучими смесями, чтобы вывести из созданными людьми чеканных пластинок весь яд, все наносные вещества, все примеси, не имеющие отношения к делу её жизни.

С теми немногочисленными монетами, которые ей удалось добыть, приходилось работать слишком много, ведь для создания философского камня требовалось абсолютно чистое первозданное золото, которое можно найти лишь в земле, в рудниках, а к подобным вещам у неё не было доступа… И вот Кристобаль вдруг приносит ей такой бесценный подарок: кусок счастья и дорогу к вечности, которую искал отважно и безуспешно её названый отец-монах, передав ей в горном монастыре самую суть наставлений и завещавший продолжить его удивительное дело.

Однако Камила была слишком слаба, а голоса на улице становились всё громче и агрессивнее, и она нашла в себе силы несколькими резкими рывками добраться до окна и повиснуть на его раме, стараясь разглядеть, что происходит снаружи, но при этом не высовываться наружу.

Внизу у входа стояли два человека в одежде стражей (тех самых, которых нищие алхимики боялись, как огня, и называли «собаками») и препинались с высоким темноволосым мужчиной, преграждавшим им вход.

Они нервничали и пытались пройти, но мужчина, противостоящий им, был явно сильнее и настроен решительно, к тому же он недвусмысленно намекал на наличие у себя оружия, держа правую руку на одноимённом бедре, а другой ожесточённо жестикулируя.

На улице в целом, как и всегда в этом квартале, было достаточно шумно, а потому, несмотря на громкие голос людей, Камила не могла разобрать, о чём они говорят. Но внезапно эти двое отвлеклись от общения с высоким мужчиной и переключились на своих соратников, ведущих под руки худого юношу со светлыми волнистыми волосами.

Ещё недавно её тонкая рука ласкала эти шелковистые кудри, и вот вдруг невинный мальчик, чьи горячие губы так нежно приникли к её холодеющим губам, — в руках жестоких стражей порядка, уничтожающих любые проявления свободной воли…

В это время защитник входа в облупленное трёхэтажное здание на окраине города, в котором сдавались внаём квартиры за сущие копейки, увидел, что четыре человека в форме заняты новым пленником, и исчез в тёмном проёме входа, а хрупкая девушка, похожая на привидение, упала навзничь возле грязного полуоткрытого окна.

Она очнулась и дышала ровно. Руки её покоились на одеяле (боже мой, эта тряпка была разглажена и положена так красиво, что действительно напоминала одеяло). Руки. Пустые руки.

Камила села, выпрямившись по струночке (странно, её даже не мутило, несмотря на резкое движение).

— Я проветрил немного, — монотонным безучастным голосом сказал высокий человек.

Он даже не обернулся. Он сидел у атанора и задумчиво смотрел на горящий ровно огонь масляной лампы внутри.

— Ты, вероятно, надышалась дымом. Тебе надо бы знать, что подобного рода дым вреден для здоровья и даже довольно опасен для жизни, и почаще проветривать.

— Я боялась, что запах привлёчет собак, — машинально ответила она.

— Тоже разумно, — кивнул мужчина у очага.

— Где Кристо?

— Разве ты не знаешь? — он обернулся и улыбнулся холодно краешком рта.

— Его схватили. Я нашёл тебя без сознания у окна, ты должна была видеть.

— Да… — пробормотала она растерянно, подняла руки и посмотрела на свои ладони. Они согрелись и были слегка красноватыми, особенно правая…

Камила посмотрела вопросительно на своего гостя.

— Извини, — сказал он, разводя руками, — я начал без тебя.

Девушка облегченно вздохнула. Может быть, она не вполне доверяла этому загадочному человеку, но всё-таки он был сейчас здесь, в её лаборатории, он не стащил слиток, как можно было ожидать, не дал собакам проникнуть внутрь и продолжал работу, конечно же, ожидая, что она придёт в себя и подменит его, значит, ему можно было доверять.

Она не знала, кто он и его имени, но в мире алхимии во время гонений пора было уже привыкнуть к подобным вещам.

А Кристо… что ж, он не первая жертва, и конечно, же, не последняя.

«Каждый из нас должен быть готов к подобным вещам, — подумала девушка, — каждый из нас».

* * *

Камила быстро поправлялась. Со своим странным гостем, приходящим и уходящим всегда внезапно, она возобновила работу. Девушка достаточно быстро забыла Кристо, она старалась не думать ни о нём, ни об Аристене, ни о других алхимиках; все эти люди оставили след в великом деле, но растворились в ядовитом дыму испарений. Их преследовали как магов, чернокнижников, и лишь некоторым из них удавалось пробраться ко двору и очаровать короля своими чудесами, но чаще всего это оказывались жалкие шарлатаны, которые недолго наслаждались придворной славой, и вскоре, разоблачённые, подвергались заточению и казням. Девушка предполагала, что её новый знакомый приближен ко двору и имеет определённую власть, иначе почему собаки больше не являлись к её обиталищу?

Однако она не вдавалась в подобные размышления, потому что лично ей связь с таким человеком не сулила ничего хорошего. Её занимали и успокаивали мысли о божественном начале как основе в том деле, которым она занималась.

Монах, её названый отец, завещав ей тайну, никогда не работал вне духовного контекста. Главной целью таинственных учёных, которые, как представляется многим, стремились научиться превращать в золото любые металлы, было совсем не это. Магический философский камень, который они искали, представлял собой совершенную субстанцию, квинтэссенцию жизни, то, что одухотворяло и наделяло сознанием всё существующее на Земле.

Алхимики верили в жизненную силу, скрытую в любой материи, в том числе в минералах и металлах. Именно из последних они старались извлечь эту загадочную сущность, олицетворяющую абсолютное совершенство, с помощью которой затем можно было, уподобившись богу, творить и преумножать жизнь и любые блага, всему несовершенному возвращать совершенные свойства. Найдя абсолют и отделив его от всего нечистого, посвящённый в тайны мироздания алхимик мог исцелить любые болезни, избежать старости и смерти, а превращение металлов в золото на фоне чуда вечной жизни было просто приятным дополнением.

Ослабленная болезнью, Камила не могла работать в полную силу и зависела теперь от молчаливого гостя, который делил с ней атанор, будто это было его собственное дело. Странные образы являлись девушке в неспокойных снах, и присутствие этого человека всё больше волновало и тревожило её.

Проснувшись, она некоторое время украдкой наблюдала за ним. Он сидел, ссутулившись, возле печи, на маленьком табурете, и, подперев голову рукой, изучал одну из тетрадей, помечая что-то карандашом. Никто не позволял ему этого делать, все книги и тетради здесь принадлежали Камиле. Среди этих сокровищ особое место занимали записи монаха — её названого отца.

Предчувствуя свою судьбу, многие книги и записи ей передал Аристен — почему-то именно ей, а не другим своим последователям. Братья помогли ей сложить атанор и приходили изредка, но не часто: каждый был занят своей работой. Один лишь Кристо проводил с ней больше времени, и без него она, пожалуй, не справилась бы.

Они делали многое сообща с братьями, поскольку в сложившейся обстановке следовало всегда иметь запасные варианты. Сообщество было небольшим, но очень сплочённым. Однако, после ареста Аристена и ещё пары алхимиков остальные исчезли. У Камилы тоже возникали мысли переехать, но это было нелегко, учитывая то, сколько всего пришлось бы брать с собой; да и куда бы она могла податься? Теперь у неё больше не осталось покровителей. Кристо предлагал бежать вместе, но все эти мечты казались ей слишком оторванными от реальности.

Продолжать Великое Делание в сложившихся обстоятельствах было сущим безумием, впрочем, опасность подстерегала бы и в любом другом месте. Учитывая, что этот дом в шумном нищем квартале, где ядовитые испарения сливались с окружающим зловонием, уже обнаружили, оставаться здесь не имело смысла, и Камила не сомневалась бы, что загнана в угол и обречена, если бы не её загадочный гость. Несомненно, этим странным затишьем, в котором она спокойно поправлялась и продолжала работу, девушка была обязана ему.

Теперь Камила чувствовала себя намного лучше и внимательно наблюдала за ним. Его широкая спина в тёмно-синем камзоле вызывала ощущение защищённости и покоя. Девушка вылезла из своих тряпок, тихонько подошла, придвинула второй табурет и села рядом. Сегодня ей даже не хотелось смотреть в хрустальные окна атанора на чашу с философским яйцом4 — она была уверена, что всё под контролем, и время проявленных изменений ещё не настало. Куда больше её интересовал незнакомец. Камила почему-то не злилась на пометки в тетрадях, а наоборот, смотрела с любопытством на то, что он рисует на полях старого засаленного дневника Аристена.

— Я не могу понять, — сказал мужчина, не глядя на неё, и почесал небритую щёку, — вот здесь.

Он ткнул карандашом в рисунок и передал тетрадь ей.

Она улыбнулась, зачеркнула пару лишних значков, только что написанных им, и, добавив несколько своих, протянула ему обратно.

Вся тетрадь была испещрена загадочными рисунками и символами, которые Камила хорошо понимала. Она занималась изучением алхимии всю свою жизнь.

— Ох, ничего себе! — он хлопнул себя по лбу, удивлённо и радостно моргая.