И этот кажущийся хрупким цветок, на деле такой сильный и могущественный, ни в чём не желал его упрекать, хотя она была, без сомнения, слишком умна, чтоб не знать его истинных намерений. Да и не скрывала того, что знает. Однако он видел, что в нежном и страстном сердце ее теплится надежда на его порядочность и честность.

Как он мог обещать ей такие вещи? Погибнуть вместе с ней? Отдать ей славу, за которой он охотится с пелёнок? Ну, уж нет. Пусть всё идёт своим чередом, но, однако, пока они здесь, вместе, и ещё есть время — вымоленная и купленная им отсрочка (а ведь её обвиняют в колдовстве и хотят казнить как еретичку), кто осудит его за мгновения слабости, в которые она так наивно и с таким искренним чувством отдаётся ему каждый раз как последний — как можно устоять перед этими наивными порывами влюблённой девушки, с которой они, к тому же, объединены общей целью? Относительно цели, она, конечно, заблуждается, но разве он может отнять у неё эту хрупкую надежду, составляющую смысл её существования? Это было бы даже кощунственно. К тому же очевидно, что она не верит ему, принимая его слова за акт самоуничижения, а он, между тем, говорит ей правду. Стало быть, здесь его совесть чиста, если можно сказать так о совести человека, совершившего множество других преступлений.

Пусть же пока существует эта прекрасная иллюзия свободы и счастья, в которой они плавают, наслаждаясь друг другом, опьянённые сладострастием, в созданном совместной фантазией измерении, куда не в силах добраться ни один страж несправедливого закона, забирающего лучших и щадящего шарлатанов. В эти краткие мгновения, уносящие их за горизонт реальности, Лев верил в то, что любит свою необычную спутницу.

— Давай сохраним это, — попросил он, сжимая в объятиях её обнажённое тело и глядя в глубину сосуда сквозь жемчужные нити.

— Что же? — спросила она с улыбкой, обнимая тонкими смуглыми руками его за шею и нежно целуя.

— Этот мир, в котором лишь мы вдвоём, где нам нечего бояться.

— А разве есть чего бояться? — простодушно смеялась она.

О нет, это было не простодушие и не глупость, а любовь такой силы, какую сам Лев не умел испытывать, однако видел, что она может, и это немного пугало его. Именно невероятная глубина чувств давала этой юной нежной девочке полное право на бесстрашие, которое ему и не снилось.

Нет, он был мелочен, меркантилен и труслив, но она не знала этого, и лучше ей было это не знать, потому он и предлагал ей такой мир, в котором она могла думать о нём всё, что захочет.

Камила теперь смотрела на него серьёзно и задумчиво, склонив на бок голову.

Она больше не была иссохшим болезненным скелетом неопределимого пола, нет, она просто расцвела на глазах за последние пару недель и превратилась в очаровательную девушку с сияющим глубоким загадочным взглядом, от любви к которой можно было пропасть. Но Лев уже давно отвык от подобных чувств и не собирался возвращаться к ним. Она очаровывала его ровно настолько, насколько он позволял себе вовлечься в эти эмоции. Его жизнь была полностью под контролем, и никто не смог бы нарушить эту чётко отстроенную структуру. В любом деле он преследовал определённые цели, и ничьи чары не могли сбить его с толку.

— Я не боюсь, — сказала Камила спокойным глубоким голосом, в котором сквозила неизъяснимая печаль, — ты знаешь, что я не строю иллюзий и благодарю тебя за то, что даёшь мне возможность поиграть в эту игру.

Она вздохнула.

— Поддержи же меня, — попросила девушка, — не стану произносить слов, от которых у меня сердце леденеет от страха, то, на что ты рано или поздно вынужден будешь меня обречь, к чему говорить о том, что нам обоим прекрасно известно. Я знаю свою судьбу. Но я люблю тебя и буду любить всегда.

— Я тебя не обманываю, — заверил её Лев, нежно обнимая, — поверь, в том мире, который я строю для нас над облаками, куда не доберутся ни законы, ни ограничения, мы всегда будем вместе!

— Если я тебе поверю, — ответила она, — возможно, я стану самой счастливой женщиной на свете, но не исключено, что и самой несчастной. В любом случае, я согласна рискнуть, что мне остаётся.

Сидя у него на коленях, она обратила свой взор к атанору. Сияющие белые нити заволокли полностью сосуд изнутри, и слёзы навернулись на её глаза.

— Посмотри, какая красота! — воскликнула Камила в восхищении. — Это же мы с тобой сделали, милый…

Он нежно вытер слёзы с её щеки и поцеловал в затылок.

Они ещё долго сидели молча, неподвижно, устремив взоры к философскому яйцу. Белоснежные волокна, будто живые, дрожали и двигались внутри, рисуя удивительные узоры, меняющиеся каждую секунду, и это чудо, казалось Камиле, не смог бы изобразить ни один художник, но лишь природа, покорённая силой мысли, являла сейчас взорам двух влюблённых чудо, составлявшее предмет вожделения лучших умов человечества.

* * *

— Ну что там, Дэн?

Лара сидела на своём любимом стуле из красного дерева, склонив голову набок и придерживая тёмные пряди волос, чтобы ухо было открыто. Дэн, бережно оттянув хрящик, рассматривал тонкие синие вены сзади.

— Вот тут есть одна чёрная, — сказал он, — ты готова?

— Конечно, — с улыбкой ответила Лара.

Он аккуратно проткнул чёрное набухшее русло тоненькой иголочкой. Тёмно-красная капля вышла наружу, и Дэн, стерев её ватой, показал Ларе.

— Смотри!

— Реально чёрная! — удивилась она.

— Теперь полежи. Тебе должно стать полегче.

— Мы едем в деревню завтра? — спросила она, развалившись на белой простыне, волосы блестящей волной рассыпались по подушке.

Он улыбнулся, склонился и нежно поцеловал её в губы.

— Да, если хочешь.

— Хочу, конечно, — вздохнула Лара, — я так устала…

После выставки она старалась не думать о том, что с ней тогда произошло.

День ото дня становилось всё теплей, а от этого как-то легче и спокойнее делалось на душе. Всё прежде важное забывалось, тем более, Дэн каждую ночь сжимал её в объятиях, и они занимались сексом страстно, до изнеможения, после чего хотелось только спать. Утром она просыпалась первой, в трусах и тонкой маечке бежала на кухню и, напевая что-то невнятное, но весёлое, жарила блинчики, чего никогда в жизни не делала. Дэн радовал её, и ей хотелось радовать его в ответ. Он был спасением, утешением, лекарством. Он был её сокровищем, её талисманом, оберегом, волшебником, чудом.

— Там ГРЭС, — сказал Дэн, нежно поглаживая её бедро, — тёплый канал. Если приехать пораньше, прямо на рассвете, то пар над водой как туман, и ты плаваешь в этом тумане, это очень прикольно.

— Я бы хотела, — сказала Лара, — но только не в первый день. Мы же не поедем ночью?

— Нет, как хочешь, — он быстро помотал головой, — можем и вообще не ходить.

— Я хочу, — улыбнулась она, пропуская сквозь пальцы его светло-русые волосы, которые выросли с тех пор, как они впервые встретились и начали слегка завиваться, — мм, какие мягкие. Я всегда так хочу тебя, ты знаешь? Даже ничего не могу делать, и рисовать не могу, хочу тебя постоянно…

Загоревшись желанием, она притянула его к себе. Казалось, со временем притяжение между ними не ослабевало, а наоборот, нарастало, и более того, в их отношениях с каждым новым днём добавлялось близости и глубины.

— Так это хорошо или плохо? — шептал он в перерывах между поцелуями.

— Какой же ты забавный, — смеялась она, — а сам как думаешь?

— Думаю, не очень, если ты забросишь творчество.

— Подожди, — она оттолкнула его, перевернулась и заняла позицию сверху.

…Яру нравилось, когда она ведёт…

Чёрт!

— Что такое?

— Не знаю…

Лара сидела уже почему-то на краю кровати, потирая лоб, задумчивая и серьёзная.

Дэн приподнялся, опираясь на локоть, недоумённо глядя на неё. Светлая рубашка на его груди была расстёгнута, волосы всклокочены, но Лара не смотрела на него.

— Зайчик, — он робко коснулся её плеча.

Она вздрогнула, вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Теперь лопатки её под его ладонью мелко дрожали, он пересел поближе и обнял её сзади.

— Слушай, может, мне постричься? — спросила она вдруг, глядя на него вполоборота, чтобы спрятать заплаканные глаза.

Он вытер слезинку на её щеке.

— Как ты хочешь постричься?

— Не знаю… коротко, побрить один висок.

— Может, не надо? Тебе так хорошо с длинными.

Теперь Дэн гладил её по голове. Она вдруг повернулась к нему, обняла крепко и рыдала у него на груди, а он продолжал утешать её, как ребёнка.

— Хорошо, я не буду, — сказала Лара сквозь слёзы, — но ты ведь всегда будешь рядом, да? Всегда-всегда?

— Конечно!

Лара отстранилась и посмотрела ему в глаза. В них было столько любви, что она, не выдержав, расплакалась снова и уткнулась мокрым носом в его обнажённую грудь.

— Ну что ты, зай, — утешал её он.

— Ты говорил про точки от демонов, — сказала Лара, — поставишь мне иголки, чтоб их прогнать? Мне очень страшно.

— Конечно, — улыбнулся Дэн, — я только посмотрю подходящие дни.

— И завтра поедем в деревню, да?

— Поедем, когда захочешь.

— Я хочу увидеть этот белый туман.

* * *

Они плавали в тумане и не видели друг друга. Стояла полная тишина, только птицы начинали петь, и лёгкие всплески были слышны от их движущихся в воде тел. Под водой и эти звуки исчезали, Лара закрывала глаза, ныряла и скользила в тёмную глубину. Сюда, в отличие от тьмы её подсознания, не доходили странные видения и образы, и она могла быть совсем спокойной. Только тишина и тьма. А вода совсем тёплая, комфортная, так бы остаться тут навсегда, убежать от тревожащих мыслей и желаний.