Тая усмехнулась невесело и вдруг заплакала, уронив голову на сжатые кулаки.

Алина вскочила и подбежала к ней, чтобы её утешить, но сестра жестом дала ей понять, чтобы она не приближалась. Алина что-то вспомнила и отступила.

Вся спесь Таи вдруг улетучилась, и она превратилась опять в маленькую одинокую девочку.

— Ты же можешь вернуться? — спросила Алина, растерянно стоя перед ней. — Давай уйдём вместе! Мама будет рада.

Тая выпрямилась и обречённо покачала головой.

— Знаешь, — вздохнула она, — сейчас я, пожалуй, уже могла бы уйти. Хотя ведьма и знает все мои мысли, но я сильнее. Её жизненная энергия в упадке, а моя — в расцвете. Но я и сама не хочу. Я выросла здесь, она учила меня разным вещам, а что я буду делать там, с вами? Всё придётся начинать заново. Нет уж, останусь тут, и, пожалуйста, не говори маме. Пусть она думает, что я пропала, и всё. Я очень по вам скучаю, правда, но не могу вернуться. Там мне не место.

Сёстры смотрели друг на друга и плакали, не имея возможности обняться, рыдая и отпуская всю боль, которая поднималась из глубины и просилась наружу — теперь, когда они встретились, казалось, каждой стало легче.

— Ты тоже не простая, — сказала Тая, — не забывай об этом. На связи, короче. И не дури. Перестань рисовать ерунду, если выпадаешь, думай обо мне, рисуй меня — все будут думать, что себя рисуешь, ладно?

Она засмеялась.

— Маму не расстраивай, и сама… Ты живёшь в обычном мире, надо вести себя нормально, а то… а то ещё угодишь в психушку.

— Да, меня уже хотят к врачу отвести, — призналась Алина.

— Тем более! — сказала Тая. — Ты держись! Ты же сильная у меня. Силу надо скрывать, пока не сможешь ею воспользоваться. Жалко, что тебя совсем не учили, но вот сейчас я тебя учу, потому что уже седьмой год со мной Тамара. Она противная, но очень мудрая. Я её ненавижу, но люблю иногда до безумия. Не знаю, что ждёт нас, сестрёнка, но ты держи себя в руках, пожалуйста, обещаешь?

— Обещаю, — кивнула, улыбаясь, Алина, — как я рада, что мы встретились!

— Да, и это не сон, — заверила её Тая, — но ты думай, что сон. Тамара будет мутить тебе память, и ты опять всё забудешь, но я знаю обо всём, что с тобой происходит, так что ты в безопасности.

Снаружи послышались шуршащие шаги, со скрипом распахнулась дверь. На пороге стояла старая ведьма.

— Пора, — сказала она и протянула Алине руку.

Тая кивнула ей, и девочка подошла к старухе, вкладывая свою нежную тонкую кисть в грубую сухую ладонь Тамары.

Подхватив её под мышку, как раньше, старуха взлетела вверх, навстречу голубому туману.

Алина проснулась в своей кровати, бормоча невнятные слова пересохшими губами. Ей было очень жарко. Она открыла глаза и увидела, что ещё совсем темно. Только тусклый свет фонарей проникал из окна. Она села на кровати и поняла, что сжимает что-то обеими руками, промокшими насквозь. Это были концы пуховой шали, от которой она и вспотела. Глаза начинали понемногу привыкать к неясному свету. Алина стянула с себя шаль и несколько мгновений непонимающим взглядом смотрела на неё.

«Наверно, я всё ещё во сне», — подумала она, аккуратно сложила шаль и отнесла её в шкаф, спрятав в самый дальний ящик, за вещами, которые почти никогда не носила, в угол, чтобы мама не нашла, если что.

Она вдруг услышала невнятные звуки и подошла к соседней кровати, на которой спал дедушка. Дедушка лежал на боку, и свет из окна освещал половину его лица с открытым глазом, в котором читался страх; жилистая дедушкина рука беспомощно хваталась за одеяло, будто пытаясь подтянуть за собой тело, но не могла, рот его издавал странные мычащие звуки.

— Дедушка! — позвала Алина, положив руку на его плечо.

Он не спал, но с ним явно было что-то не так.

— Мама! — закричала девочка и выбежала из комнаты. — Дедушке плохо!

Потом были слёзы мамы, хаотичные сборы дедушкиных вещей, минуты напряжённого ожидания. Непривычно яркий свет, горящий во всех в комнатах, странно контрастировал с тьмой за окном, наконец, звуки сирены скорой и блики мигалки снаружи. Мама поехала с дедушкой, и Алина смотрела в окно, как разворачивается во дворе белая машина скорой помощи. Потом она пошла к себе в комнату, где по-прежнему горел свет. Открыла портфель и достала тетради. Листала, разглядывала рисунки и символы и плакала. До утра подписывала новые тетради, вытирая беспрестанно бегущие слёзы и шепча как заведённая:

— Меня туда не увезут, я здорова. Мне не надо к врачу, я справлюсь. Я здорова, здорова, я сильная, я всё помню. Кто писал в моих тетрадях — тот не я. Я живая и здоровая, и я не одна. Со мной моя сестра Тая, но это секрет.

Закончив, она села перед зеркалом и долго смотрела на своё отражение, стараясь не моргать. В зеркале поочерёдно появлялись разные лица: темноглазая индуска, растрёпанная полногубая европейка с восточными чертами, черноволосая зеленоглазая красавица, похожая на цыганку, чёрная оскаленная рогатая пасть, будто смеющаяся, а потом — мама, дедушка с неживой половиной лица и улыбающейся второй, старуха Тамара, опять тёмная расплывчатая рожа демона, превращающаяся в неровное чернильное пятно, мордочка кота, сестра Тая, оскаленная пасть волка, ущербный диск луны…

Вдруг сильно захотелось спать, и Алина, свернувшись под одеялом, улетела в туманную дымку сна, на этот раз без путешествий, без образов. Её утомлённое тело расслабилось полностью, а сознание выключилось, как перегревшийся автомат. Она не знала, усталость была тому виной или происки Тамары, но это было и не важно. Всё, в чём она сейчас нуждалась — был крепкий здоровый сон.

Камни

Под крылом самолёта мир утопал в голубой дымке и клубились текучие острова облаков, местами плотные, местами прозрачные. Вдали на горизонте поднимались неровные белые горы. Самолёт нырнул под облака, и стало видно косые лучи солнца, падающие на равнину, изборождённую извилистыми руслами рек. Ближе к земле показались неровные ряды построек в несколько этажей, похожие на полуразвалившиеся картонные коробки. Эти нелепо покрашенные в разные цвета домики разной высоты и размера будто громоздились друг на друге, освещённые солнцем, щедро, без разбора раздающим своё тепло всем одинаково.

Шум, краски и нищета Катманду, засыпанные мусором реки, хаотичное движение транспорта, магазинчики, торгующие дешёвыми безделушками, антикварные лавки с дорогими редкими раритетными предметами. Гигантские бело-золотые храмы, увешанные пятицветными флажками-лунгта, разносящими священные мантры по ветру, чтобы освобождать от сансары всех живых существ.

«А хочу ли я освободиться от Сансары?» — размышляла Лара, поднимаясь по множеству ступенек вместе с другими паломниками или просто туристами. Сидящие на ступенях нищие протягивали ладони, прося о подаянии, и множество обезьян бегали по каменным парапетам или сидели, словно в медитации, позируя фотокамерам галдящих европейцев.

В Непал Лара решила поехать неожиданно, увидев в соцсетях описание тура. Его выложила Марта, та девушка с семинара в Карелии, которая готовила изумительный чай. Теперь она увлеклась организацией путешествий, и это был один из первых пробных её туров, поэтому она была очень рада, что едет кто-то из её знакомых, чтобы поддержали и не судили строго. Лара вовсе не собиралась судить. Для неё поездка была поводом отвлечься от странных событий, происходивших в её жизни (или голове), так что она была готова ко всему и даже особо не интересовалась, куда конкретно заведёт её дорога.

Группа в самом деле собралась непростая. Она состояла из обычных туристов, желавших посмотреть очередные достопримечательности и попробовать свои силы в не слишком сложном горном трекинге. Только одна пара: муж и жена — увлекались ведами, у них было сложное сбалансированное питание, и они носили на себе огромные рюкзаки, полные разных индийских снадобий, причём, большую часть вещей таскала женщина, словно прислуга, во всём угождавшая своему мужчине.

Все люди в небольшой группе, состоявшей из восьми человек, постоянно хотели разных вещей, и Марта на каждом шагу старалась мягко разруливать конфликты и принимать решения для успокоения недовольных сторон.

Лара поддерживала её, и порой они находили немного времени, чтобы вдвоём нырнуть в какой-нибудь закуток храма, где служители жгли благовония и распевали мантры, чтобы просто постоять, послушать, почувствовать что-то особенное, уводящее от суеты и беспокойных мыслей.

Ларе были знакомы эти ощущения, ведь она жила с Дэном, все время жгущим какие-то ароматные палочки и поющим практики на тибетском с красивыми мелодиями, но здесь, под небом Непала, где весь воздух был пропитан верой и молитвами, они казались более живыми и мощными.

Однако, она знала, что буддизм уводит совсем за пределы обычного восприятия, к какому-то таинственному освобождению, за порогом которого все мирские страсти исчезнут без следа.

— Марта, — спросила она свою спутницу, — ты хочешь просветлеть?

— Конечно, но я не следую какой-то религии, — ответила Марта, — некоторые вещи близки мне, но у меня свой спонтанный путь. Я бы назвала его «Путь свободы».

— Но ведь путь к просветлению — это освобождение от страдания?

— Да, конечно, — кивнула Марта.

— А как возможно счастье без страдания? Ведь это же две половины одного целого.

Марта задумалась.

— Мне кажется, — сказала она, — что под просветлением имеется виду другой вид счастья, не преходящий и не зависящий от каких-то обстоятельств, а именно полное освобождение от нашего обычного восприятия, загрязнённого страстями, когда новое существо выходит на совершенно иной уровень существования и преодолевает ограничения физического тела. Ты же слышала о тех чудесах, которые являли и продолжают являть просветлённые. Материя больше не властна над ними.