— Но я бы не хотела, — сказала Лара, — покинуть эту материю. Вот если бы обрести власть над ней, чтобы не стареть и не умирать, не знать нужды и полностью управлять обстоятельствами своей жизни — разве не в этом наивысшее счастье?

— Я думаю, — сказала Марта, — буддизм учит тому, что всё это не имеет значения: наша жизнь, тело, желания… что есть нечто высшее, настоящее, важное, некая причина жизни, пронизывающая всё существующее, которая на самом деле не является всеми этими преходящими вещами. Сегодня мы здесь, а завтра умираем и обращаемся в прах — этому учит вся восточная культура, люди здесь не цепляются за жизнь, как мы.

— Но если я, — сказала вдруг Лара в отчаянии, — воплощаюсь вновь и вновь всё с теми же воспоминаниями и страстями, как будто заново продолжаю жить одну и ту же жизнь, не значит ли это, что я не достигла цели своего существования и обязана найти то, что когда-то начала искать? Вдруг найдя это, я обрету земное счастье, ради которого не нужно сидеть годами в холодной пещере на вершине горы без еды и одежды?

— То, о чём ты говоришь, — сказала Марта, — это твоя карма. От страдания бесчисленных воплощений мы можем избавиться, лишь следуя духовному пути. Но мы пока ещё в любом случае далеки от этого.

Она улыбнулась. Марта не была красива, но её черты располагали, в её худом вытянутом лице читались доброта и обаяние, глаза были большие, светлые и ясные, как у ребёнка. Непальская разноцветная свободная одежда из натуральных тканей очень ей шла — она здесь смотрелась гармонично, как местная жительница.

— Я пойду покручу барабанчик, — сказала она, — хочешь со мной?

Для того, чтобы зародить причину освобождения, люди ходили вдоль стены крутящихся барабанчиков с мантрами и вращали их, но Лара осталась на небольшой площадке у основания храма, где продавались местные украшения.

Она купила тяжёлые бусы из нескольких рядов красных семян рудракши и надела их на шею. С этими бусами она сразу почувствовала себя спокойнее и увереннее. Они напомнили ей что-то давно забытое, красивое и родное. Весь оставшийся день она ходила задумчивая, молча, а вечером они с Мартой тайком от группы пошли в местный магазинчик и купили какой-то местный крепкий алкогольный напиток.

— Ты же сама запретила в туре алкоголь, — смеялась Лара.

— Да, но ты видела, какой у меня был день. А мне ещё в горы этих людей вести. Если я не выпью, то полезу на стену.

У себя в номере они смешали алкоголь с молочным чаем на специях — масалой, который принесли им служители в номер. Марта включила спокойную непальскую музыку на плеере, и Лара, вдруг повинуясь непонятному порыву, достала широкую малиновую юбку, расшитую по подолу крошечными колокольчиками, которую она купила накануне в местной лавочке, и начала кружиться по комнате в странном танце. Круг за кругом она входила в транс, и Марта с удивлением следила за ней, не в силах оторваться. Красные бусы из рудракши так гармонично смотрелись на ней, и весь наряд: зелёная шёлковая блузка с тесёмками на рукавах, длинная звенящая юбка — очень шли к её чёрным распущенным волосам и разрумянившемуся от свежего воздуха и алкоголя лицу.

Казалось, что эта девушка — настоящая восточная танцовщица, движения её тела и рук были гибкими и плавными, и внезапно Марте почудилось, будто на Ларе больше украшений, и сама она словно поменяла облик: формы тела стали более полными и округлыми, лицо излучало загадочное свечение, и вокруг неё клубками завивались в движении сотни разноцветных блестящих змеиных тел.

«Это всё усталость и алкоголь», — подумала Марта, на минуту закрывая глаза.

Музыка кончилась, Лара остановилась, продолжая глубоко дышать после танца, и улыбка блаженства играла на её лице.

— Ты занимаешься танцами? — спросила Марта. — Очень красиво.

— Нет, но я делала это в одной жизни.

— Что, в самом деле? — удивилась её спутница. — И ты всё помнишь?

— Не всё, конечно, — Лара села на кровать напротив неё и снова превратилась в обычную русскую девушку.

Она сделала глоток разбавленного алкоголем чая и улыбнулась просто и спокойно.

— Но некоторые вещи помню. И вот именно поэтому я не хочу уходить из сансары. Мне нужно кое-что закончить.

* * *

На следующий день они отправились в храм, где жила маленькая девочка Кумари — воплощение богини-воительницы Дурги, сражающейся с демонами. Вокруг на территории было множество сооружений из тёмно-красного кирпича с трёхъярусными крышами, украшенными диковинными узорами: фигурами людей и божеств, сливавшихся в танцах и движениях страсти. Большие каменные фигуры возвышались на постаментах: здесь были и слоны, и похожий на слона Ганеша, и напоминающий обезьяну Хануман, и Гаруда — священная птица вроде орла, которая подчиняет нагов, львы и павлины, и какие-то божества с красными лицами, сидящие в углублениях святилищ, перед которыми люди складывали подношения.

Служительницы храма Кумари, весело смеясь, сидели у входа, который охраняли два изваяния белых львов. Красная величественная дверь во дворец была украшена изразцами, а над ней, на третьем этаже виднелись три открытых окна: с двух сторон красные, посредине — золотистое. Именно там жила маленькая девочка, которую выбирали в возрасте пяти лет, чтобы забрать из семьи и после пройденных испытаний поклоняться ей словно богине. Она играла роль божества до тех пор, пока не достигала возраста половой зрелости, и после этого, привыкнув жить по-царски, лишённая образования и надлежащего воспитания, возвращалась обратно в свою зачастую многодетную семью, где ей приходилось учиться жить среди обычных людей. Однако сейчас юную богиню только что выбрали, и ей ещё предстояло долго принимать поклонение и почести — впереди девочку ждали несколько лет сказочной жизни, недоступной простым смертным.

Лара с надеждой смотрела на золотое окно, и вдруг, словно сияние рассветного солнца, всполохами мелькнули кисти на головном уборе, и в проёме показалось любопытное детское личико с ярко подведёнными глазами и красным узором с изображением третьего глаза на лбу.

Девочка смотрела прямо Ларе в глаза и дружелюбно улыбалась. Лара улыбнулась в ответ, и внутри у неё как будто разлилось блаженство узнавания.

«Мы ведь с тобой встречались прежде, — прозвенел в голове чей-то звонкий радостный голосок, — Я тебя помню».

— Марта! — позвала она. — Смотри!

Марта, отвлёкшаяся на что-то, глянула вверх, но девочки там уже не было.

— Ты что, видела её? — возбуждённо спросила она у Лары.

— Да, она только что была там!

— Эх, — вздохнула Марта, — а я пропустила. Ну ничего, я уже видела её раньше. Пойдём.

И она повлекла подругу рассматривать статуи и святилища.

* * *

Вечером Лара бродила одна по туристическому кварталу, и, заходя в каждый магазин, искала ганлин для Дэна. Он давно мечтал о специальной трубе-флейте для ритуала кормления демонов, который делал тогда для неё на кладбище. Инструмент должен был быть сделан из человеческой берцовой кости. Она спрашивала во всех лавочках, но везде ей предлагали ганлины из кости обезьяны, и наконец, в одной антикварной лавочке пожилой продавец с лицом, изборождённым морщинами, протянул ей длинную костяную трубу, раздвоенное основание которой было обтянуто красной кожей.

— Откуда она у вас? — спросила Лара на английском.

— Из одного монастыря, — сказал торговец, — скорее всего, ею пользовались для практик.

— То есть, она очень древняя, — произнесла Лара, аккуратно держа в руках сокровище и разглядывая со всех сторон, — а можно попробовать подуть?

Старик посмотрел на неё очень внимательно.

— Не стоит тебе этого делать, — сказал он вдруг, глухим голосом, наклоняясь к ней ближе, — инструмент вызывает тёмные силы, и если ты не знаешь, для чего позвала их, то они разозлятся.

— Хорошо, — кивнула она, — я всё равно беру не себе, меня попросил человек, который делает эту практику. Но хотелось бы проверить.

— Могу показать, — сказал торговец и, прижав мундштук трубки к своим потрескавшимся губам, дунул, извлекая гулкий зычный звук, от которого, казалось, задрожал воздух в помещении.

После этого он прошептал какие-то мантры себе под нос и протянул обратно девушке.

— Будь осторожна, — сказал он ей, снова приближая своё лицо с покрасневшими белками глаз, — не играй с ними.

— Но я… — начала было она и друг увидела, что торговец сидит за прилавком, безучастно покуривая трубку и будто не обращает на неё внимания.

— Будешь пробовать, как звучит? — спросил он её обыденным голосом, и она замерла, хлопая глазами.

Это как будто был совсем другой человек.

— Но ведь вы только что мне показали, — пробормотала она.

— Что? — дед посмотрел на неё недружелюбно. — Я ничего тебе не показывал. Пробуй и бери, или уходи.

Лара побоялась дуть в кость, но отдала деньги, не торгуясь, и смотрела, как торговец, зажав в зубах дымящую трубку, аккуратно заворачивает инструмент в желтоватую тонкую бумагу.

Этой ночью ей приснилась Кумари. Богато одетая в расшитое золотом красное платье со множеством украшений, девочка смотрела на неё смеющимися тёмно-карими глазами. Несмотря на чёрные стрелки и ярко-красную помаду, она всё равно не выглядела взрослой: полный энергии блестящий взгляд выдавал в ней обычного озорного ребёнка.

— Давай играть в догонялки! — крикнула она и побежала по зелёной траве.

Лара неслась за ней мимо фруктовых деревьев, увешанных сочными персиками, яблоками и грушами, и не могла догнать. Звонко смеясь, девочка бежала босиком, подобрав платье, вприпрыжку, пока не оказалась у реки.

— Всё, ты меня не догнала, — сказала она весело, садясь на берегу.