Удовольствием был сам путь и чашка горячей масалы — тибетского чая с молоком, тёплый очаг под вечер, жёсткая кровать в аскетичной комнатке на несколько человек, где сон одолевал сразу, едва голова касалась подушки.

Спустились в Джомсом на джипах, но Марта предложила сходить до горного озера. Группа разделилась: четыре человека пошли в деревню Марфа прямым ходом, а остальные пять отправились в путь до озера. Дорога оказалась нелёгкой, путники долго шли в гору с небольшими остановками.

На одном привале Лара легла на огромный камень; к этому времени голова разболелась просто нестерпимо, и она попросила камень забрать, унести её боль. Как ни странно, голова моментально прошла, и Лара села, удивлённо трогая гладкую твёрдую поверхность огромного минерала.

В конце одной из книг Дэна она читала про волшебные камни, которые не только обладают душой, но и могут творить чудеса, в том числе даже читают проповеди. Но если так, то, вероятно, они действительно могут исцелять. Хотя здесь, на этой волшебной земле, чудеса, казалось, были обычным делом.

После долгого спуска с потрясающими видами горной природы, начался крутой подъём, путь без тропы; иногда нога теряла опору, мелкие камни летели из-под неё вниз, в пропасть, и леденящий страх сменялся ни с чем не сравнимым восторгом, известным лишь тем, кто не боится рисковать. Ведические муж и жена набросились на Марту с обвинениями, что она повела их маршрутом, опасным для жизни. Марта возразила, что не заставляла их идти к озеру и предупреждала, что сама не была в этих местах, но они не унимались. Лара исцарапала ноги и уколола руку до крови, но это только радовало её. Она начинала привыкать к трудностям, которых, возможно, не хватало в её слишком спокойной жизни.

До озера так и не дошли — не успевали до заката, зато на равнине над кручей Лара вдруг увидела место из сна… тот сон, в котором камни с лицами левитировали в воздухе. Это снилось ей уже давно, но очень её удивило, и она никогда не забывала эти камни, а теперь узнала их, услышала…

Сидя в долине камней, встретившись, наконец, с ними, Лара словно выпала из времени. Она смотрела на безлюдный простор, расстилавшийся внизу, и прикасалась к холодным телам минералов, казавшихся ей более живыми, чем многие люди, одержимые различными страстями. В этот миг ей хотелось верить, что она больше никогда не будет такой, как прежде, а возможно, многое переосмыслит и устремится душой к тому полному освобождению, о котором всё больше начала задумываться.

Дневник Лары

Прежде я никогда не думала о путешествиях на восток, но удивительным образом оказалась здесь, и не жалею. Этот долгий путь по горам — будто затянувшийся сон или сказка, которой мне так не хватало в моей лишённой впечатлений жизни. Я столько всего придумывала раньше, изображая плоды своей фантазии, но на самом деле ещё ничего в мире не видела. А теперь я пью чанг с монахами в монастыре Ньингма, ем с ними момо 18 из ячьего мяса и болтаю о жизни. У них какой-то праздник, и они пируют и веселятся.

«Россия — это киндом или демокраси? 19 » — спрашивают монахи и удивляются, что в России есть буддисты.

Марта догадалась принести им пирог на пуджу — ритуал подношения. Мы отдали пирог ламе, и тот благословил нас, накинув нам на шею жёлтые ритуальные шарфики — хадаки.

А потом мы прошлись по кривым улочкам деревни Марфы, с домиками, хорошо загороженными от сильных ветров, с которыми мы уже столкнулись в горах.

Вечером люди и монахи гуляют по деревне, бьют в барабаны, дети пускают хлопушки; толпы поселян играют на деньги — странный, нереальный, затерянный мир…

И сейчас, когда я лежу с фонариком под одеялом, чтобы не мешать спать Марте, в уютном номере, похожем на келью, где из интерьера лишь стул, две кровати, маленький столик и два окна, у меня перед глазами — течение реки Кали-Гандаки, она везде такая разная… Плеск воды, которой я умывалась и пила прямо из горных ручьёв, устав в пути; заснеженные пики гор, шум ветра в ушах, маленькие цунами из пыли, со свистом разрезающие воздух, звон колокольчиков на козьих шеях…

И глаза мальчика — монаха… Ему четырнадцать лет, он в монастыре три года и очень счастлив. На лицах детей в далёкой России вряд ли увидишь такую же счастливую улыбку, как у этого мальчика или как у девчонки, которой я подарила куклу. (Марта предупреждала перед поездкой, чтобы мы привезли сувениры для местных детей). Я не видела больше у них игрушек — эти дети играют в камни, но они счастливы… и прекрасны в своей простоте и естественности… а мы… отягощены огромным количеством лишних вещей и при этом настолько бедны и несчастны…

Перед тем, как отправиться спать, мы несколько минут постояли под звездным небом — оно здесь так близко, как будто долететь до сияющих звёзд ничего не стоит, и захватывает дух, когда поднимаешь голову: то ли от высокогорного головокружения, то ли от чанга, то ли от восторга — смотришь вверх и словно начинаешь падать в это бездонное небо; ни в одном планетарии такого не увидишь. Оно притягивает к себе, как магнит, и не отпускает.

Я вдруг подумала о том, что скоро придётся возвращаться домой, в ту реальность, о которой я успела забыть, и мне стало страшно. Здесь, на этой священной земле, где все неприятные мысли растворяются в пространстве, так просто быть беззаботной и радостной, а дома — смогу ли я удержать это состояние?

В любом случае, пора спать… завтра предстоит путь назад.

* * *

Площадь, залитая кровью жертвенных животных перед Храмом Исполнения Желаний, повергла Лару и Марту в ужас. К этому месту со всех близлежащих селений стекались толпы паломников, ведущих за собой на верёвках коз, овец и даже быков. На прилавках среди цветов и корзинок с более невинными подношениями в виде разнообразной еды громоздились клетушки с живыми курицами, которых продавали, чтобы те, кто не имел никакой живности, могли принять участие в кровавом действе. Разукрашенные садху20 забивали животных прямо посреди площади на виду у прихожан и потом жгли в жертвенных кострах. Несчастные жертвы, ошеломлённые запахом дыма их горящих собратьев, даже не кричали, а послушно шли на заклание, покорные своей судьбе.

По легенде, храмом правила какая-то чёрная богиня, которая в обмен на жизни несчастных бессловесных тварей должна была выполнять просьбы приведших их людей.

Спустившиеся с гор, одухотворённые и наполненные светлыми мечтами о просветлении, две девушки пришли в ужас и поспешили покинуть это место. Они сели в кафе на выходе, ожидая своих спутников, которым, казалось, пришлось по душе зрелище жертвоприношения.

— Честно говоря, я не знала, что здесь такое творится, — призналась Марта, — я думала, что это просто храм исполнения желаний, и люди подносят свечи, благовония, какую-то пищу. Если бы знала, не поехала бы сюда.

— Да, я бы тоже не поехала, — согласилась Лара, — это просто ужас. Здесь так странно.

— Ну, видишь, — пожала плечами Марта, — большая часть непальцев — индуисты. Ещё много разных сект. Конечно, сострадательный буддизм не об этом, но здесь полно всяких течений.

— Я бы хотела посетить Пашупатинатх, — сказала Лара.

— Это там, где кремации? Храм Шивы? Да, я тоже хочу.

— Гид предлагал экскурсию, когда мы ходили по храмам Катманду, — вспомнила Лара, — но никто туда не захотел.

— Мы можем сходить туда вместе, — предложила Марта.

* * *

Хотя это место также окутывали облака дыма от сгоревшей плоти, но атмосфера здесь была наполнена умиротворением, спокойствием и безмолвием. Лара, одетая в разноцветную свободную непальскую одежду, уже гармонично сливалась со всеми местными реалиями. Пока Марта бродила, разглядывая многочисленные храмы, Лара сидела на ступеньках у реки Багмати.

Старейший храм в долине Катманду, Пашупатинатх, известен четырёхликим шивалингамом, который считается нерукотворным. Вдохновлённые множеством удивительных легенд и славой этого места, люди приходят праздновать свадьбы на одном его берегу и кремировать на другом умерших родственников. Берега жизни и смерти разделяет река Багмати, несущая в своих водах прах умерших со всеми сокровищами, которые отправляют их родственники в последний путь вместе с их телами.

Нищие ребятишки забрасывают в усеянную разноцветным тряпьём воду магниты на лесках, словно удочки, надеясь вытащить что-то ценное. Священные животные — коровы бродят мимо храмов, и повсюду снуют бесчисленные обезьяны. Стоит только зашуршать оберткой от печенья в кармане, и они сбегаются со всех сторон, чтобы выхватить угощение из рук прохожих.

На ступенях храмов сидят разукрашенные нарядные садху, во главе -идеально загримированный Хануман, который кажется настоящим божеством.

Наблюдая костры кремации, Лара удивлялась, как спокойно реагируют люди, глядя на пламя, пожирающее их умерших родственников. Никто не плакал, они стояли молча и торжественно, вероятно потому, что быть кремированным в этом священном месте считалось высочайшей удачей для покойного. Ритуалом руководили брахманы, умеющие правильно сопроводить душу в мир иной, и родные могли не беспокоиться за будущее того, с кем прощались.

Не чета тому страданию и безысходности, которое царит на западных похоронах. Да и само отношение к смерти здесь намного проще. Никто не боится умирать, ведь люди знают, что это, как и рождение, естественный процесс, в котором нет ничего ужасного.