— Сжечь ведьму!

— Долой еретичку! — звучали всё яростней и отчётливей.

Тогда она поняла, в чём дело. Не суждено ей было погибнуть в пытках, подобно Кристо, Аристену и другим отважным нищим алхимикам, ставящим истину и честь дороже славы и богатства, никто не принимал её всерьёз… да и не мудрено…. Сама багряная тинктура, главные дневники и книги были похищены, а остальное предано огню… она была найдена одна, простоволосая, в окружении странных склянок, порошков, пузырьков, и обвиняли её в такой чепухе, которой она сроду не занималась. В смутное время собак, алчущих золота, добытого в священном огне, её, владеющую секретом философского камня, обвинили в банальном колдовстве наряду с подзаборными бабками, вместо того, чтобы лежать у неё в ногах, умоляя раскрыть тайну бесконечного богатства и вечной жизни.

Чувствуя, как занимается жар у неё под ногами, странная тощая девушка со смуглой кожей и спутанными волосами вдруг засмеялась нечеловеческим смехом, глядя на толпу перед ней.

— Вы все — нищие отребья! — закричала она злобно и отчаянно. — Всю свою жизнь я искала то, что очистило бы ваши умы от скверны, и готова была делиться всем, что хотела добыть благодаря своим знаниям, но вы — просто жалкие рабы и так и останетесь гнить в мерзком мире, лишённом прекрасного! Увы вам, мелкие умишки, погрязшие в бедности и разврате, я хотя бы познала счастье, пусть на краткий миг, обрела то, что ищу уже не одну жизнь…. Но… у меня украли и это…

Она вдруг заплакала горько, казалось, не замечая ни дыма, наполнявшего лёгкие, ни того, как язычки огня начинают опалять её босые ступни, крепко привязанные верёвками к позорному столбу на центральной площади.

Собравшиеся люди вдруг перестали кричать, словно ветер пронесся над их головами, они зашелестели осенней травой перед налетающей бурей, и стихли, испугавшись гнева этой странной девушки, которая, в отличие от других, не вопила на смертном костре, как кошка, от страха, а бросала им злобные дерзкие речи. И теперь, не чувствуя боли, проливала слёзы о чём-то другом, запредельном жизни и бренному телу, хотя все они уже явственно чуяли запах палёной плоти.

Люди в страхе начали отступать назад от зловещего костра, а Камила, рыдая, не чувствовала себя побеждённой. Её тело, закалённое парами ядовитой ртути и не проходящими ожогами любви, принесённой из предыдущих жизней, было наполнено до краёв странной химической смесью гормонов, блокирующей нестерпимую физическую боль.

Её голова, заполненная формулами трансмутации металлов, теперь призывала вещества, составлявшие её тело, взбунтоваться и явить миру то чудо, ради которого она жила. Камила была почти уверена, что ей это удастся, и она останется неуязвимой для зловещего пламени, как вдруг взгляд её упал на одно лицо в свите короля, искривлённое в болезненной гримасе.

Это был он, её Лев, Повелитель огня, священный супруг и, пожалуй, главный ингредиент её магической тинктуры, в тёмно-синем камзоле под руку с дамой — блондинкой, одетой в алое платье, пышнотелой, испуганной, румяной… она прижимала ладонь к округлившемуся животу и дышала прерывисто и часто. Внезапно женщина, зажмурившись от боли, что-то прошептала на ухо своему супругу (конечно, кто бы сомневался!), и они оба поспешили прочь, однако в последнюю минуту Лев в отчаянии обернулся, и Лара, задохнувшись от дыма, вдруг превратилась в обычную девушку, брошенную в огонь… Языки пламени объяли её и поглотили тело, оставив вместо сердца черный уголёк — сплошную безысходную боль, уносимую к следующим жизням…

* * *

Лара остановилась и выпустила руку Яра… Голова кружилась, и она никак не могла найти точку опоры, казалось, вся земля рушилась под её ногами.

Он подхватил её и прижал к себе, бережно и нежно.

— Что с тобой? — шептал он ей на ухо.

«Не верь ему!» — звучал хриплый мужской голос у неё в ушах.

Но она не могла не верить.

Он был её жизнью, её вселенной, и больше никто не смог бы их разлучить.

— Ты предал меня! — сказала она вдруг, нащупав ногами землю.

Скрипнул снег, она встала ровно, и он отпустил её, удивлённый и испуганный.

Теперь они стояли напротив, глядя друг на друга, как два раненых зверя.

Время исчезло, и реальность рассыпалась на множество осколков. Не было больше смысла играть, и, хотя Яр помнил не много, он вдруг упал перед ней на колени, сложив руки в молитвенном жесте.

— Я не знаю, что на меня нашло, прости меня, Ларик, — просил он, — не надо было нам встречаться, но я… не знаю… ночью выл ветер, какие-то голоса, звуки и хлопающие двери… я думал, всё это закончится, я уезжал далеко, бродил по горам, старался забыть всё, но не могу… забыть… тебя!

— Я тоже не могу! — она села рядом с ним на снег, взяла его тёплые руки. — Я не держу зла на тебя, нет, я тебя люблю!

На их вселенную обрушилась тишина. Только её прерывистое дыхание слышно было в этой тишине. Стоял красивый морозный безветренный день. В церкви зазвонили колокола.

Дрожь от собственного признания пробежала по телу Лары, и, если бы она не чувствовала себя сейчас такой живой, то решила бы, что её снова сжигают на костре.

— Но любовь — это же… просто чистая радость, — сказал вдруг Яр спокойным и каким-то одухотворённым голосом, — любовь — это свобода. Любить — значит не зависеть от обстоятельств и людей. Я люблю тебя, Волшебница!

Он обнял её крепко и держал в объятиях несколько минут, пока звучал колокольный звон. Однако Лара не ощущала близости в этих прикосновениях. Несколько минут назад, стоя перед ней на коленях, он был открыт, как никогда раньше, а теперь снова замкнулся в коконе своей странной философии и говорил вовсе не о тех чувствах, которых она ждала от него. Что же он испытывал к ней не самом деле?

Они уходили из парка вместе, молча, не держась за руки. Лара уплыла во тьму своих мыслей, а Яр был спокоен, светел и тих.

— Я так рад, что мы поговорили, — сказал он на прощание, безоблачно улыбаясь, — ты знаешь, Маша беременна. У меня будет сын! Или дочь… это неважно. Чудо рождения — вот ещё один вид любви!

Она смотрела на него непонимающим взглядом. Что-то внутри почернело, обуглилось и рухнуло вниз.

Дома Дэн курил сигареты… её чистый, добрый, милый Дэнчик, который лишь иногда затягивался вполсилы фруктовым кальяном, чтобы составить ей компанию, теперь вдыхал в себя ядовитый дым, от которого Лара закашлялась, в ужасе глядя в его красные от табака и боли глаза.

Она открыла окно и впустила морозный воздух в дом.

— Что ты делаешь? — набросилась она на него.

— А ты что? — срывающимся голосом спросил он в ответ, затравленным зверем глядя на неё исподлобья. — Куда ты ходила и почему отключила телефон? Я три часа тебе звонил! Ты была с ним, да?

Лара села на табуретку и заплакала. Она не знала, что сказать, какие найти слова в своё оправдание. Она не хотела видеть Дэна таким, не хотела причинять ему боль. Но он чувствовал её как себя, и оправдания были бессмысленны. Её сердце сгорело в пожаре дотла и чёрным угольком упало в бездонную пропасть отчаяния.

* * *

— Яр не понимает, почему ты рассталась с Дэном, у вас же всё было так хорошо…

Злата сидела напротив за столом, не замечая, что каждое её слово ранит больнее острого ножа.

— Он не понимает? А ты?

Подруга замолчала. Она собирала пальцем крошки от пирожного на блюдце.

— Ты всё ещё любишь его, но… теперь всё иначе, — сказала она как-то неуверенно.

— Что именно иначе? — спросила Лара с неожиданной злостью в голосе. — Раньше, когда он спал со мной за спиной у своей жены, это было нормально, и я должна была ждать и верить, а теперь, когда я поняла, что не могу быть ни с кем, кроме него, выясняется, что его жена беременна, и ему просто нет дела до меня!

— Это не так, — возразила Злата, — он любит тебя, но что он может сейчас поделать?

— Любит меня? — удивилась Лара. — А где он был, когда у меня ночами ехала из-за него крыша? Почему меня спас от отчаяния Дэн, а не он? Что ему надо теперь?! Я хочу его забыть…

Огонь костра полыхал в её глазах. Злата смотрела недоумённо и не знала, что сказать. Тонкая грань понимания лопнула между ними.

Закрыв за ней дверь, Лара налила себе текилы. Бутылка была уже почти пуста.

«Надо будет купить ещё, — подумала она, — вот и всё. Теперь я совсем одна: ни подруги, ни любимого, даже если бы я предложила Яру встречаться для секса, он бы сейчас вряд ли согласился на это. И Дэна уже не вернуть… Что же я такого ужасного сделала? Почему любить так больно?»

Лара сидела в темноте и допивала текилу. Ближе к ночи отчаяние стало совершенно невыносимым. Не понимая сама, что делает, но не в силах себя остановить, она написала Яру:

«Я люблю тебя и не хочу делить тебя ни с кем. Помоги мне!»

Утром Лара хотела стереть сообщение, но он уже звонил ей на телефон.

— Давай встретимся, — сказал Яр.

Через час они сидели за столиком в кафе и пили жасминовый чай.

— Что с тобой? — спросил он.

Она судорожно выдохнула, отводя глаза, полные слёз.

— Ничего, всё нормально. Вчера было плохо, но сегодня лучше.

— Точно? — Яр смотрел на неё обеспокоенно. — Знаешь, я сам запутался. Не уверен, если честно, хочу ли быть дальше с Машей.

— А как же ребёнок? — неуверенно возразила Лара.

Хрупкая надежда затеплилась в её измученном сердце.

— Да, но… если я там останусь, дальше будет только хуже.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю. Я никогда не думал про ребёнка. Это она хотела… но у нас всё плохо.

— Ты пришёл говорить про свою жену? — спросила Лара. — Скажи мне, как ты относишься ко мне?