Серые глаза девочки излучали холод, который словно проникал в тело и, в отличие от жаркой волны, вызванной мечтами о Яре, вымораживал всё внутри.

— Это серьёзный ритуал, — продолжала Тая, и курица в её мешке вдруг закудахтала громко и отчаянно, — мы будем делать его на кладбище и использовать помощь мёртвых. Можно было сделать иначе, но мы с Тамарой знаем, что тебе нужна сильная магия. Ты не играешь, у тебя всё по-настоящему. Между тобой и этим мужчиной идёт связь со многих жизней, которая несёт в себе нечто важное — важное не только для тебя, но и для нас. Я пока не понимаю, но, кажется, начинаю понимать. То, что горит между вами — это ключ.

— Горит?

— Да, — взгляд девочки вдруг стал отрешённым; прищурившись, она смотрела куда-то в тёмное небо словно в трансе, — я вижу огонь, много огня. Он сжигает все препятствия на вашем пути, в нём рождается нечто… такое, над чем не властно ни время, ни смерть, ни страдание — то, что победит всю боль этого мира. Истинное знание, превосходство женского начала, восполняющее свою гармонию и завершённость через подчинение и использование мужской энергии. Да! Это будет величественно и прекрасно, мы знаем. Ты подаришь миру новое откровение, новую религию, новый духовный путь, не похожий ни на что, бывшее прежде! Ты не зря трудилась, женщина, и не зря столько жизней ждала! Ты достойна стать покровительницей, матерью для всех нас, и ты будешь учить других, поведёшь за собой! Ты создашь учение, которое подарит нам утраченный рай!

Лара стояла, заворожённая, удивлённо моргая.

Тая вдруг замолчала, вздрогнула, вновь становясь обычной девочкой, надвинула капюшон на глаза, достала из кармана красную свечу и зажигалку и подала Ларе.

— Вот, возьми, — сказала она своим обычным голосом, — зажги и освещай путь.

Снег был такой, как тогда, когда они с Яром остались одни во всём мире. Лара вспомнила их встречу во тьме с фонариком, горевшим у него на лбу, ватник и смешную шапку-ушанку, как она ставила ноги в его следы, тепло огня печи, баню, сосульки, сугроб, в который он бросил её, смеющуюся, нагую, такую наивную и живую, каждой клеточкой кожи желающую его и каждой вибрацией исстрадавшейся души жаждущую счастья… глотки горячего чая, тепло и уют дома, блаженство распаренного тела, его близость, нерешительность, а потом — жаркие объятия во тьме.

Лара вздохнула судорожно, и слёзы заблестели на её глазах. Чёрные локоны растрепались, на них лежал иней, и сама она была снаружи — как снежная заиндевевшая королева во тьме надвигающейся зимней ночи, а внутри горел пожар, сметающий все сомнения…

Лара наступала в следы девочки, решительно идущей впереди. Её размер был больше, и на девственном снегу оставались лишь отпечатки её подошв.

Фигурка в чёрном капюшоне остановилась у свежей могилы, чернеющей землёй, припорошённой снегом. Букеты увядших, потемневших цветов торчали из одинокого холмика. Тая положила на землю завязанный пеньковой верёвкой мешок, достала из кармана ещё несколько красных свечей и поочерёдно зажгла их от пламени огарка в руке у Лары. Кудахчущий мешок катался по красноватому в отблесках пламени снегу, собирая на себя белую крупу. Почему-то Ларе больше не было страшно.

В кронах деревьев под самым небом зашумел ветер. Снежная пыль летела лёгким туманом и опускалась на землю вокруг. Пламя свечей трепетало, но не гасло. Отпечатки следов Таи очертили могилу кругом. Она вернулась и остановилась рядом с Ларой. Из бездонных карманов чёрной куртки достала кружку и небольшой топорик, обернутый газетой. Развернула газету, металл лезвия блеснул в пламени свечи. Девочка улыбнулась.

Быстрым движением она перерезала веревку и достала чёрную курицу за шею из мешка. Сунула тело бьющейся в ужасе птицы в руки Ларе, бросив топорик на снег, соединяя свободной рукой крылья и лапы:

— Держи!

Лара взяла. Глядя на птицу округлившимися глазами, она продолжала думать о Яре. Ведь его деревня была совсем рядом, и, быть может, неподалёку от этого кладбища они гуляли и стояли, поднявшись на вышку… Тогда ей казалось, что всё уже случилось, и больше ничто не помешает их счастью… как же она заблуждалась!

Но теперь-то точно… Тая поместила голову вздрагивающей птицы на засыпанную снегом доску, которая, казалось, была приготовлена для этого заранее, размахнулась и опустила топор на тонкую шею. Тело курицы трепыхалось в руках Лары, капли крови брызнули на снег, а Тая уже отбросила безжизненную голову и схватила кружку.

— Лей! — крикнула она.

Лара машинально приподняла ещё тёплый бьющийся в конвульсиях куриный труп, наклонила его над кружкой, и темная кровь, над которой поднимался пар, со звоном полилась на металлическое дно. На хрупком запястье руки, которой Тая держала кружку, блеснули красные камушки браслета.

Девочка опустилась на колени и, закатив глаза, начала шептать что-то, держа кружку обеими руками.

Лара тоже села на снег, дрожа и машинально продолжая держать куриное тело. Руки согрелись от ещё не остывшей покрытой перьями плоти…

— Как его имя? — глухим, нечеловеческим голосом спросила девочка.

— Яр.. рослав, — запинаясь, ответила Лара еле слышно.

На неё вдруг накатил страх и чувство жгучего раскаяния. Ей хотелось вскочить, бросить безголовое тело птицы и бежать прочь, домой, к своей спокойной жизни и картинам, позабыв весь этот ужас, всю эту странную ночь, похожую на сон. Но она не находила в себе сил пошевелиться. Её тело словно парализовало и, не понимая зачем, она судорожно сжимала мёртвую курицу, и кровь из отрезанной шеи продолжала струится на её одежду.

Лара всхлипывала, но слёз не было.

Было лишь какое-то странное новое чувство зловещей безысходности, почти свершившегося проклятия. Она бы ещё успела остановить девочку, схватить за плечо и запретить ей читать заклинание, но почему-то не могла, несмотря на страстное желание всё прекратить. Лара только глотала воздух и не могла ни двинуться, ни произнести ни единого звука. Внезапно ей показалось, что вдалеке у чёрной стены леса замаячила одинокая фигура крупной женщины с растрёпанными пышными волосами. Она пыталась глядеть в ту сторону, но глаза её словно придавило странной тяжестью, они закрылись, и Лара, погрузившись в какой-то дурман, слышала только слова заклинания, звучащие гулкими ударами в ритме сердца, то затихая, то становясь оглушительными…

— За лесами дремучими по полю бескрайнему шел старик кривой, сам седой, а борода черная. Я, раба Лариса, к старику тому подойду, верной подмоги попрошу, душу в ноги ему положу. Пусть раб Ярослав по мне, рабе Ларисе, сохнет да чахнет, все на уме держит; и днем и ночью, на заре утренней и вечерней, зимой и летом, в лесу и поле, в людях и на работах; не забыть ему меня, рабу Ларису. Не запамятовать ни со стариками, ни со старухами, ни с молодцами, ни с молодицами; ни с отцом, ни с матерью; ни с кумом, ни с братом, ни со сватом. Все б меня одну помнил, обо мне бы чаял. Свидетелем мне дед костяной. Заклинаю мертвой кровью и мертвыми узами. Слово. Ключ. Замок. Аминь.

Тая говорила текст от первого лица, а внутри Лары что-то словно вторило ей, и казалось, что они с этой девочкой — одно целое, что она — позабытая часть её души, потерянная, и теперь, наконец, обретённая. Вдруг пронеслись в памяти рассказы Дэна о том, что душа одного человека иногда воплощается после смерти в нескольких разных людях, но зачем?

Теперь она знала. Разные частички одной души могли сослужить друг другу службу, помочь сделать то, что один человек совершить не в силах.

Тая читала заклинание три раза, и в третий раз Лара вторила ей, потому что успела запомнить несложный текст. Она поняла, что решение принято давно и не только ею, так что теперь сомневаться уже поздно.

Завершая заклятие, Лара явственно различила вдали старуху Тамару и улыбнулась ей, как будто та могла её видеть.

«Конечно, она всё видит», — подумала Лара спокойно.

Тая вылила куриную кровь на могилу, и когда Лара подняла глаза, Тамары вдали уже не было.

Они сложили в мешок останки курицы и всё остальное, Тая погасила несколько свечей и сунула обратно в широкий карман, а две свечи девушки оставили гореть и пошли с ним в обратный путь.

Однако, уже светало. Лара удивлялась тому, как быстро минула ночь, особенно учитывая то, что зимой ночи такие длинные.

«Должно быть, я помню не всё», — подумала она и удивилась тому, что больше не мёрзнет. Раньше от самого лёгкого холода её пробирало до костей, а теперь она чувствовала странное тепло внутри.

Они расстались там же, где и встретились.

Девочка кивнула ей с улыбкой.

— Ты молодец, — сказала она, — мне было бы сложно с кем-то другим, но ты так со мной сонастроилась, что, если честно, я бы даже хотела с тобой ещё поболтать. Но… надеюсь, мы были полезны друг другу. Да, и вот ещё что…

Девочка полезла в карман и достала оттуда какие-то замызганные бинты.

— Тебе нужно устроить так, чтобы твой мужчина коснулся этих верёвок, — сказала она серьёзно, — это важно, иначе ничего не выйдет. Да, и… раздобудь святую воду. Нам её тут негде достать… Лучше сразу, как можно скорее, можешь по дороге заскочить в какой-то храм. Тебе надо вымыться этой водой, чтоб самой защититься от мертвых, понятно?

— Да, — кивнула Лара, пряча бинты и вдруг спохватилась:

— Сколько я должна?

— Мы не можем называть цену, — помотала головой девочка, — дай столько, столько сможешь.

Лара протянула ей деньги, и Тая не глядя засунула их в свой безразмерный карман. Капюшон сполз с её головы, и светлые прядки волос упали на лоб. Сейчас она совсем не походила не ведьму — обычная девочка, не выспавшаяся, уставшая, пожалуй, слишком худая.