— Милая, да тебя прямо трясёт!

Лена помогла Маше дойти до кровати и бросилась в кухню.

— Давай отдыхай! — крикнула она оттуда. — Я сейчас быстренько.

Лучшие подруги всегда знают, где что лежит.

Жмуря глаза, чтоб не плакать, Маша слышала, как Лена ставит чайник, открывает и закрывает холодильник, звенит чашками. Бульканье воды, щелчок чайника, звук наливаемого кипятка. Маша глубоко прерывисто вздохнула. Все звуки почему-то казались очень громкими, прямо навязчивыми, мир звенел и вздрагивал в её глазах, она будто плыла на волнах и вытягивалась на кровати, голова утопала в мягких подушках. Позволяя опуститься отяжелевшим векам, Маша видела, как дрожит темнота…

— Машута, Машута, ты живая?.. — в голосе Лены сквозило уже непритворное беспокойство. Она трясла подругу за руку, и Маша открыла глаза.

Мир вернулся на место.

— Может, скорую вызвать? Ты совсем белая!

Маша нашла в себе силы сесть и улыбнуться.

— Ты здесь, и мне сразу лучше, — тихо сказала она, — спасибо. Подожди немного. Сейчас выпью чаю и посмотрим. Если не выкарабкаюсь, тогда вызовем.

Лена села на краешек кровати и подала чашку — над ней поднимался ароматный пар… эти травки Яр привёз Маше из одного своего путешествия. Они действительно всегда помогали успокоиться.

Глоток за глотком приятное тепло проникало внутрь, как будто электрические импульсы распространились сверху вниз, и Маша глубоко вздохнула. Вот что ей было нужно. Всё ведь хорошо…? Да или нет?

— Рассказывай, — велела Лена.

Да, эти слова и сомнения, болезненные, невысказанные, так накипели внутри, что Маша начинала сходить с ума.

Подруги всегда спасают.

Маша снова глубоко и прерывисто вздохнула, вздох получился похожим на всхлип.

— Да. Сейчас…

Пальцы непроизвольно смяли простынь, подруга заботливо подала салфетку, и Маша лихорадочно прижала её к сухим пока глазам, но слёзы уже накипали где-то глубоко внутри. Там, в глубине, росла целая грозовая туча — чёрная, огромная, тяжёлая, она готовилась вот-вот разорваться и обрушиться ливнем.

— Не спеши, я подожду.

— Понимаешь, он… мы… мы ведь только недавно были очень счастливы, правда, очень. Помнишь тот день, когда я звонила тебе рассказать… он пришёл с букетом цветов — эти хризантемы, они до сих пор стоят на кухне, засохли, забыла выбросить… или, может, не хочу… Знаешь, я ведь так боюсь его потерять! Думаю, а вдруг это последний букет, сама не знаю, почему такое ощущение, что он мне больше не подарит цветов… у меня странное предчувствие, мне снятся плохие сны, страшно, Лена! Нет, подожди, дай мне сказать всё, хорошо, что ты зашла, правда! Мне нужно выговориться. Не знаю откуда, в моей голове в последнее время много пугающих мыслей, воспоминаний, и всё перепутано, как кинолента моей жизни, которую разрезали на кусочки, какие-то обрывки, они выползают все в неподходящий момент — такие яркие! Вот о чём я хотела рассказать, но ты ведь помнишь тот день, я тебе звонила… он пришёл радостный, сказал, что всё это время думал, и теперь понял, что очень рад этому ребёнку, спросил, чего я хочу, и у меня сразу стало так хорошо на душе… на нём была голубая рубашка, ворот куртки расстёгнут, он зашёл с этим букетом и прямо весь светился от счастья и желания поделиться со мной своими чувствами. Он меня обнимал, целовал и рассказывал, что нанял бригаду, все сроки уже обговорены, процесс запущен, и мы начинает ремонт в коттедже. Коттедж такой огромный, Лена! Там две половины, он купил когда-то, но не знал, что с ним делать, и вот, наконец, понимаешь, всё сложилось — это он так говорил, всё встало на свои места, теперь мы сделаем ремонт и переедем туда, это всё равно город, но когда семья с ребёнком — так здорово жить в коттедже! Он так много всего говорил и всё обнимал меня и целовал, и запах цветов смешался с ароматом его духов, это было так чудесно! Я так хотела его, и мы занялись любовью — страстно, как раньше, в самом начале — а я ведь уже почти забыла то время, когда всё только начиналось… вот сегодня поему-то начала вспоминать, как раз, когда ты пришла…. Но что-то пошло не так. После той ночи… Тогда что-то непонятное творилось, но я не поняла, что… Ему на телефон пришла странная смска от девушки по имени Лара… Правда, я уже не помню, что там было, какие-то несвязные слова, в общем, бред… Но меня она почему-то очень сильно напугала, а потом по ночам тоже как будто призраки у нас появились… Сколько прошло? Неделя? Или больше? С того дня не стало ни разговоров, ни секса, мы почти не общаемся. Он пропадает где-то, говорит, что на тренингах, я не знаю, что думать… это как летом, когда он уехал в Карелию и вернулся совершенно чужой, у него была депрессия, но он ничего не рассказывал… и вот теперь то же самое, только не депрессия, нет, он просто чужой. Холодный, колючий. Я даже боюсь спрашивать его про этот коттедж. Ничего не знаю, начал он работу там или нет, ну у него, конечно, своих дел по горло, но… Раньше много всякого бывало, возможно даже…

Маша запнулась, помолчала пару минут, собираясь с духом.

— Возможно, даже, любовницы, — закончила смело, это хорошо.

— Ну, что ты, — сказала Лена, — он любит тебя, он же с тобой.

— Да я уже не уверена, — беспомощно сказала Маша, — я его почти не вижу и даже когда вижу, он будто не здесь. Что-то поменялось, как будто треснуло… не знаю, может, это просто моя дурная голова, может, мне нужно к врачу, но с Яром что-то происходит, а я, как всегда, не знаю, что. И особенно обидно после этих его слов про коттедж, цветов, того дня. Он же ещё тогда сказал, чтоб я бросала работу, потому что это ни к чему, чтоб занималась домом, спокойно готовилась к рождению ребёнка… А теперь молчит, и мне так плохо, ты не представляешь! Я пытаюсь поговорить с ним, но он уходит в себя. Я даже боюсь ему звонить, потому что не хочу слышать этот холодный тон.

Всё ещё ни одной слезинки… да что же это такое!

— Слушай, — со вздохом сказала Лена, — давай, ты сейчас не будешь ни о чём думать, просто ляжешь и поспишь, хорошо?

Маша посмотрела на неё непонимающе. Худое бледное лицо, обрамлённое растрепанными тонкими прядками светлых волос… Синеватые круги под глазами — от переживаний и недосыпа; Лене было настолько её жалко, что сердце сжималось, но что она могла поделать?

— Я не понимаю, как жить, — прошептала Маша, — думаешь, я засну?

— Ты поспишь, и тебе станет легче, — уговаривала её подруга, — со мной так всегда бывает. Тебе нужно выспаться как следует, а потом подумаешь. То есть, нет, лучше вообще не думать. Потом позвонишь мне, и мы прогуляемся, хорошо? Ты просто переволновалась, наверняка, всё наладится.

…Неизвестно откуда, но в последнее время Маша отлично чувствовала любую неискренность — как шестое чувство, поселившееся в ней вместе с этой новой частичкой жизни внутри. Она опять вспомнила Олю из больницы, эта странная девушка говорила ей, что видит ауру, и аура ребёнка обычно гораздо ярче, чем у матери, у детей много силы, и потому у беременных женщин часто открываются способности, которых или не было вовсе, или просто не хватало энергии… а в это время, когда ребёнок так близко и тесно связан с мамой, он делится с ней своей силой.

Правда это или нет, но сейчас Маша очень легко отличала ложь и фальшивые нотки, а учитывая те страшные предчувствия, которые мучили её, любая неискренность била жестоко по самому больному месту, и даже любимой подруге это было непростительно.

Однако она промолчала, понимая, что Лена хочет ей только добра, просто не чувствует многого в силу своей слабости…

Слабости… На самом деле Лена всегда была сильной и весёлой, а это Маше никогда не хватало энергии на то, чтобы выбраться из состояний серости и скуки, один только Яр дарил ей счастье и краски, которых так всегда не хватало в её жизни! А сейчас, когда перед ней раскрывалась бездна отчаяния, она просто ненавидела подругу за её постоянную лёгкость и позитив — она как будто всегда и всем была довольна, и на любую ситуацию у неё были готовые рецепты: грустно — иди в бар с подругами, плохо — ложись, поспи, и всё пройдёт. Как будто не бывает таких ситуаций, когда всё гораздо сложнее и нужны средства посильнее всех этих глупостей… Да, но какие? В любом случае, эта девушка с озабоченным выражением, нарисованным на её обычно улыбающемся лице, с глупыми глазами, в которых, казалось Маше, не было ни капли искреннего сочувствия, потому что Лена просто не была способна на такие сильные переживания, вдруг стала невыносимо её раздражать.

На одну долю секунды Маше показалось, что она готова хладнокровно протянуть свои бледные худые руки и сжать горло подруги, так лживо уверяющей её, что всё в порядке. Сжать сильно и безжалостно, так, чтобы Лена ничего не смогла больше сказать, чтобы ни одно фальшивое слово не просочилось сквозь эти лицемерно накрашенные красной губной помадой губы, которые улыбаются, чтобы её утешить, в то время как Маше нужна лишь правда о том, что происходит, и реальная помощь, чтобы спастись!

Обострённое внутреннее чутьё било тревогу, и Маша ТОЧНО ЗНАЛА: НИЧЕГО НЕ БЫЛО В ПОРЯДКЕ.

Её жизнь рушилась, как карточный домик, который построил муж — единственный человек, которого она любила, и где-то на другой стороне, за этим хрупким домиком счастья, она увидела три призрачные женские фигуры, которые танцевали у огня и сами были как дым, а возле этого странного и ужасного костра сидел Яр — задумчивый и прекрасный — любимый, единственный, но какой-то холодный, будто заворожённый. Одна из женщин была старая, другая — молодая, и третья — девочка. Вдруг средняя, проявившаяся ярче других — гибкая, красивая, с черными волнистыми волосами, вышла вперёд, танцуя. Вокруг её стройных ног, лаская, струился красный шёлк восточных юбок, расшитых звенящими колокольчиками, она зловеще улыбалась и приближалась к Маше, глядя как будто бы сквозь неё. Странное и страшное чувство проснулось в груди у Маши, оно затрепетало, полыхнуло огнём ужаса и узнавания, и в этот момент девушка криво улыбнулась, размахивая факелом, который она держала в руке.