— Девочка, с тобой всё в порядке? — участливо спросила незнакомая женщина. — Тебе надо умыться, где ты живешь? Давай, я отведу тебя домой.

Она взяла Алину за локоть и повела.

— Вон там мой дом, — показала девочка, — это не я, это Тая.

— Что?

— Скажите маме, когда придём. А то я забуду. Мама заболела, а то бы она сама меня повела. Она всегда в этот день болеет, потому что… Я тогда в первый класс пошла, и мама должна была вести в школу двух девочек, а не одну. И одно платье так и осталось висеть в шкафу. Она тогда достала оба одинаковых платья и плакала, не могла повести меня. Дедушка повёл. И так каждый раз, первого сентября, мама со мной в школу не ходит и плачет. Но дедушка умер, и я теперь хожу одна.

— А что случилось с той, другой девочкой? — спросила женщина.

— Это Тая, моя сестра. Её искала та девушка. Она пропала, но она живая. Она ведьмой стала. Нет, лучше не говорите маме, пусть мама думает, что она умерла.

Алина вдруг остановилась и с отчаянием посмотрела на свою провожатую.

— Не скажете? — спросила она.

— Нет, могу ничего не говорить, если так надо, — заверила её женщина.

— Да, — пробормотала Алина, будто не в себе, — лучше не надо. Потому что мама не знает, что я это помню. Я как будто всё забыла, и это так и есть. И этот день сегодня я, наверно, тоже забуду…

Она заплакала.

Женщина нашла в кармане платок и протянула девочке. Вытирая красно-серую жижу с лица, Алина шла медленно, запинаясь.

— Знаете, эта девушка, которая меня толкнула, — сказала девочка, — она приняла меня за сестру. С ней что-то плохое случилось, и это Тая сделала. Но я не знаю, как ей помочь. Но вы… скажите маме, что я просто упала, ладно?

— Ладно, — пообещала женщина, — но ты лучше сама скажи. Это твой дом? Ты ведь дойдёшь дальше одна? Мне надо бежать, у меня дочь в первый класс идёт.

— Берегите дочку, — сказала Алина, — спасибо вам.

Женщина отпустила её и остановилась, задумчиво и удивлённо глядя, как девочка ковыляет к подъезду.

— Странно всё это, — пробормотала она себе под нос и пожала плечами.

В любом случае, это её не касалось, и она поспешила обратно к школе, стараясь выбросить странное приключение из головы.

* * *

Вернувшись, Лара мыла посуду дрожащими руками. Неожиданная встреча совсем выбила её из колеи.

— Неужели я ошиблась? — шептала она сама себе.

Но эта девочка с бантами была так похожа на юную ведьму, которая посреди ночи отрубала голову черной курице на кладбище! Чем-то похожа, а чем-то нет. У той лицо было более худое и взгляд жёстче… если бы только она увидела в глазах школьницы какой-то проблеск узнавания, то не сомневалась бы и не отпустила её так просто. Потому что кто ещё, кроме этой ведьмы, мог вернуть всё обратно?

Лара ненавидела свою жизнь — то, во что она превратилась, себя — примитивную капризную тётку, и совершенно чужого человека, живущего рядом с ней.

Яр потерял свою фирму, постоянно сидя дома и пьянствуя, Лара больше не писала, они едва сводили концы с концами, растрачивая небольшие сбережения. У неё не осталось ни друзей, ни подруг, со Златой она не общалась со дня ссоры в коттедже… Коттедж… он так и стоял заброшенный, и Лара уже подумывала уговорить Яра его продать, но каждый раз, когда эта мысль появлялась в её голове, с ней случалась страшная истерика. Продажа коттеджа означала конец её сладкой мечте о красивой совместной жизни с любимым, а пока где-то неподалёку стоял этот большой дом из красного кирпича, ещё сохранялась хотя бы иллюзия надежды.

В замке заскрипел ключ, и всё внутри Лары сжалось в болезненный клубок неприязни и страха. Она давно ненавидела и боялась этого человека, а точнее — то ужасное существо, в которое превратился Яр. Со дня смерти жены он таял на глазах, пил, болел, худел, не следил за собой и ожесточался. Ни о какой близости и речи не было, но и расстаться Лара тоже не решалась, опасаясь его гнева. Она жила словно в аду и как-то летом решилась поехать в тот лес, к старухе Тамаре, чтобы просить её снять проклятье. Однако на месте дома ведьмы Лара нашла лишь пепелище. Убитая безысходностью, девушка хотела остаться там и умереть, ей невыносима была мысль вернуться домой к той жизни, которую нельзя было уже починить, но какой-то старик увёл её оттуда и посадил на автобус. Она смутно помнила ту поездку, однако с тех пор и сама начала гаснуть, удручённая собственным бессилием.

— Ларик! — раздался из прихожей хриплый пьяный голос Яра.

Она не ответила.

Не разуваясь и громко дыша, он протопал до кухни и остановился в дверях, опираясь на косяк. Из высокого красивого статного мужчины Яр за несколько месяцев превратился в воняющего дешёвым пойлом долговязого костлявого старика, неопрятного, заросшего, с грязными торчащими во все стороны космами волос и бороды. Рубашка на груди была застёгнута наперекосяк, под ней виднелась красная волосатая грудь.

Лару передёрнуло от отвращения.

Яр достал из-за спины и, скалясь в какой-то нечеловеческой улыбке, протянул ей растрёпанный букет полевых цветов.

Она вытащила руки из раковины, повернулась к нему и стояла молча.

— Я люблю тебя, Ларик, — прохрипел он и двинулся к ней.

— Я просила тебя больше не пить, — жёстко сказала она.

— Вот так, значит, — злобно сказал чужой мужчина и швырнул букет на стол.

Оборванные лепестки посыпались на пол. Лара смотрела на них, как загипнотизированная. Слёзы подступали к горлу, но наружу не выходили.

— Сделай чай, — приказал Яр.

— Нет, — ответила Лара и отвернулась обратно к раковине.

Она скорее ощущала, чем слышала, как он приближается к ней, обдавая её жаром своего тела и гнева, а в следующий момент он обхватил её сзади обеими руками, сцепив их у неё на груди. Сжимая хватку, Яр поднимал переплетённые руки выше, пока они не оказались у Лары под горлом, а затем резко дёрнул их вверх, так, что её ноги оторвались от пола, и она повисла в неестественной позе с запрокинутой головой, цепляясь за его локти и пытаясь оттащить их от горла.

— Я люблю тебя, Ларик, — продолжал он повторять хрипло, — а ты меня больше не любишь.

— Яр, — хрипела она, — отпусти меня… я люблю тебя, правда! Пожалуйста, отпусти.

— Нет! — вдруг заорал он во весь голос и ещё сильнее сжал смертельную хватку.

Лара задохнулась, что-то хрустнуло, и мир стал черным…

Она летела где-то высоко в непроглядном ночном небе к огромной белой звезде, которая вращалась и будто манила. Звезда испускала сверкающие лучи во все стороны, и когда Лара приблизилась к ней, вдруг превратилась в красного льва. Девушка подставила ладони, и лев, распавшись на мельчайшие частички, алой пудрой посыпался в её ладони.

Задыхаясь от счастья, Лара радостно смеялась.

— Так вот, наконец, мой долгожданный эликсир! — сказала она и вдруг поняла, что на самом деле ничего нет: ни её, ни неба, ни звезды, ни льва — только бесконечная всепоглощающая пустота без красок, без времени, без жизни.

В этой пустоте медленно таяли, исчезая, все образы её подсознания, и память очередной жизни стиралась, подобно угасающему светлячку.

Эпилог

Oh please, tell me Lorraine,

What am I supposed to do now?

Oh please, tell me Lorraine,

What does life mean without your love?

Maybe one day

We’ll meet again.

Blume «For my Lorraine» (песня)

Пожалуйста, скажи, Лорэйн,

Что делать мне теперь?

И для чего же мне, Лорейн

Жизнь без любви твоей?

Но, может быть, настанет день,

Мы встретимся, Лорейн

(перевод автора)

Молодая женщина в белом халате, стройная, круглолицая, с нежной словно светящейся изнутри тёплым сиянием кожей, сидела прямо, расслабленно, спокойно сложив на коленях тонкие миниатюрные руки. Её приятная улыбка и большие добрые светло-серые глаза всегда действовали успокаивающе на высокого пожилого мужчину, который сейчас расположился перед ней в большом удобном уютном кресле. У него был нездоровый вид, впалые щёки, и в синих глазах, обведённых тёмными кругами от бессонных ночей, таилась сильная неизбывная боль. Он был одет в больничную пижаму, на ногах — поношенные тапки.

— Добрый день, Ярослав, — мягко сказала девушка, — как ваши дела?

— Каждый раз удивляюсь, — улыбнулся он ей, — как столь юное создание может так легко исцелять наши заблудшие души. Вы, наверное, ангел, Алина Григорьевна.

— Нет, я… — она немного смутилась и теперь пыталась вернуть себе прежнее невозмутимое состояние.

Она не так давно начала работать в больнице, и иногда у неё ещё случались небольшие приступы паники. Правда, ей всё лучше удавалось сохранять спокойствие в любых ситуациях, но с этим человеком всё было иначе. Она почему-то никак не могла воспринимать его как пациента, он ей не казался больным, напротив, всё, что он рассказывал, живо откликалось в её сердце, будто она вместе с ним проживала те странные события, участником которых он стал. На самом деле, Алина не верила в его психическое расстройство, а приятный тембр его голоса успокаивал её саму и иногда она, позабыв свою роль, начинала вдруг делиться с ним тем, чем больше ни с кем не могла поделиться.