- Вставай, мужик, - сказал обычным тоном, будто только что участвовал не в избиении Марка, а в совместной выпивке.

Тот слабо пошевелился, подняться не смог.

Тогда афро взял его за подмышки и буквально поставил на ноги, еще придержал, чтобы он не слишком шатался. И продолжил заботиться: поправил его разорванную рубашку, стряхнул пыль со спины. Поднял     выпавший из кармана ай-фон и... спрятал себе в карман. Бросил острый взгляд на «Ролекс», просчитал: часы на кожаном ремешке, снимать долго - вдали уже слышны сирены. Удовлетворился ай-фоном.

- Ну, ты не обижайся, ладно? -  «попросил». Засунув руки в карманы свободных спортивных брюк, он походкой довольного жизнью человека направился в тот переулок, откуда они все явились.

Его «коллеги» от дружественных проявлений воздержались. Быстренько договорились, где встретятся в следующий раз, и разбежались в разные стороны. Прежде, чем исчезнуть, парень в красной ветровке потряс черным кулаком в сторону Тиффани и вернул угрозу:

- А ты, сука, берегись. Знаю, где работаешь. В следующий раз  подкараулю и ... - Он выдал длинную тираду, в которой было столько матерщины, что смысл потерялся.

Перебежав дорогу, он на той стороне оглянулся, вроде хотел еще что-то угрожающее крикнуть напоследок. Передумал. Развернулся и исчез за углом  кафе «Ароматный каппучино» - того самого, где ранее этой ночью Марк занимал наблюдательный пункт.

Сейчас бы он до него не дошел. Голова - как шар для боулинга, тяжелая и все время хочет скатиться на грудь. Правая рука серьезно повреждена, пальцы онемели и не двигаются. В желудке тошнота такая, что хочется блевать изо рта, носа и ушей одновременно. Ноги ноют и не желают стоять. Чтобы не упасть, он облокотился спиной о стоявшую у обочины машину.

- Спасибо, Даглас. - Тиффани чмокнула его, куда достала - в мягкую шею,   и бросилась к Марку.

Она хотела поддержать его, но неудачно - тронула пострадавшую руку, от нее прошел по телу электрический разряд в десять тысяч вольт. Марк застонал, качнулся в сторону и, не удержав равновесия, сполз на тротуар. Закрыл глаза - голова поплыла. Открыл.

Увидел сидевшую на коленях Тиффани. Она держала ладонь над его щекой и гладила по воздуху, боясь прикоснуться. Наклонилась к самому уху и заговорила - торопливо, будто боялась, что им кто-то помешает, и она не успеет высказаться:

- Как ты? Где болит? Только не теряй сознание, ладно? Потерпи немножко, сейчас приедет скорая. Ой, Марк, хорошо Даглас пришел, а то я испугалась, что они тебя прикончат.

- С тобой... все... в порядке? - Марк не узнал собственный голос - так звучат люди в предсмертном состоянии. Именно так он себя ощущал. Но нельзя показывать, а то Тиффани испугается. Надо прокашляться и вернуть, если не здоровье, то хотя бы голос.

Кашель отзывался болью в животе и походил на стенания заядлого курильщика, который долго не верил, а теперь убедился, что привычка не зря называется «вредной». Легкие надрывались, в горле что-то булькало и не желало проглатываться.

Марк оставил попытку выглядеть лучше, чем есть на самом деле.

Тиффани приложила губы к его губам, которые, на удивление, оказались не слишком повреждены.

- Я в порядке, не разговаривай, - произнесла шепотом. - Марк, дорогой.   Не могу с тобой дольше оставаться. Приедет полиция, начнут расспрашивать, что да как. А мне нельзя в участок попадать, даже как свидетель - из-за работы. Еще потому что смысла нет. Потеря времени. Эти парни - дилеры. Копы про них знают, но закрывают глаза. Наверное имеют процент. Ну, это их дела. Важно, чтобы ты выздоровел. Сейчас приедет скорая, потерпи немного. Я тебе позвоню в больницу, как только куплю новый телефон. Мы теперь не потеряемся. Обещаю, честно. Я люблю тебя и ни на кого не променяю. Не забудь и ни о чем не волнуйся. Ладно?

- Ладно, - ответил одними губами.

Внезапно вспомнил вещь, слишком важную, чтобы забыть, даже в лежачем положении и с избитыми внутренностями.

- Где твоя сумка?

В тот момент подошел Даглас.

- Тиффани, это твоя сумка? Она лежала вон там, под такси.

- Да, моя.

От полетов по пыльному асфальту ее расцветка из четкой леопардовой походила на смазанную гиеновую. Тиффани похлопала по ней ладонью, стряхивая пыль, просунула руку и голову в длинную ручку. Наклонилась к Марку, легонько поцеловала в лоб, поднялась.

Приближались две сирены: пронзительно-предупреждающая  - скорой помощи и властно-подчиняющая - полиции.

- Пока, Марк. До встречи! - сказала Тиффани и исчезла из поля зрения.

24.

Говорят, во сне душа улетает на Небо для разговора с Богом. Душа Марка находилась в промежуточном пространстве - с Богом уже поговорила, а не землю еще не вернулась. Полет. Нет, парение, свободное от боли и забот. Лежать на воздухе легко и до такой степени приятно, что губы   разъезжаются в улыбку. От осознания - где-то там внизу ждет Тиффани.

Открывать глаза Марк не спешил, слишком сладко было находиться в остатках дремы, не двигаясь и не напрягая мозги.

В конце концов пошевелился. Проснулись органы чувств и - сразу за работу. Лежит на жестком, чистом белье и мягкой подушке, накрыт легкой простыней. Пахнет в комнате стерильно и нейтрально, как не пахнет в жилых помещениях. Чем-то медицинским. Металлическим. И пластмассовым. А, это от кислородной трубки, протянутой к носу и приклеенной пластырем к щеке.

Разлепил веки, уставился в белый и плоский, как таблетка, абажур на потолке. Открывание глаз не вызвало ни карусельного кружения, ни пьяной тошноты - хороший знак. Чувствовал себя отдохнувшим. Его накачали болеутоляющими ровно настолько, чтобы снять острую боль и позволить поспать. Для больных, как и для младенцев, сон - первое дело.

Потянулся и охнул: потревоженные нервы разнесли тупую боль по телу от пяток до затылка. Дернуло в правой руке, которая от пульса до плеча была перевязана эластичным бинтом. Что с ней? Точно не перелом и не вывих, что-то полегче. Через неделю должно пройти.

Через неделю... А сегодня какой день? Который час? За окном темно, это все та же ночь с субботы на воскресенье или другая?

Конечно, другая -  тогда начинался рассвет. Сейчас ночь в разгаре, ее освещают огни. Интересно, сколько дней он проспал?

А Тиффани? Звонила ли она? Где здесь телефон?

Он засыпал себя вопросами, ответы на которые не знал.

Так, спокойно. Повременить с собственным допросом и не загонять себя в нервозность. Сначала подумать о хорошем.

Хорошее вот: Марк нашел Тиффани, и убедился, что она его любит. Подлечится, заберет ее к себе.

Еще хорошо, что в палате один. Спать рядом с чужими людьми ненавидел с того единственного раза, когда попал в госпиталь с аппендицитом. Там не выспишься: кто-то разговаривает во сне, кто-то храпит или испускает другие звуки. Лежа без сна, он придумывал ноу-хау - проведение операции по удалению аппендицита на дому. А что? Проводят же роды дома, почему бы легкие операции там не делать? Хирургов не хватит? Пусть роботов обучат...

Стоял ящик с экраном, на нем зеленая муха неутомимо ползала по синусоиде, пульсировали желтые цифры, красная стрелка чертила острый график. Все они гудели и пикали на разные голоса и, вероятно, должны были сообщать, что пациент функционирует. Кому сообщать? Существуют ли люди, которые за экраном наблюдают? Как-то тихо тут...

На стене под потолком - неработающий телевизор. Где пульт? Марк огляделся по сторонам. На столике справа среди  пузырьков и стаканчиков лежит аппарат с кнопками - многофункциональный пульт. Им можно включать телевизор, вызывать медсестру, заказывать еду или питье. Потянулся достать. Правая забинтованная рука не поднялась, поворачиваться неохота.

Странная тишина, даже в коридоре шагов не слышно. Может, про него забыли? Оставили наедине с аппаратами, сами отправились спать. Крикнуть, чтобы позвать живого человека? Да, заодно проверит - восстановился ли голос.

- Алло, алло, пациент вызывает медсестру, - сказал, глядя на черный экран телевизора, будто ожидал, что тот передаст просьбу по назначению. Кстати, голос звучал отчетливо, немного хрипловато - как всегда спросонья.

Как ни странно, неработающий телевизор просьбу передал - в палату вошла черная женщина плотного телосложения с улыбчивым лицом. Одета в светло-зеленого цвета униформу - прямой, прикрывающий попу пиджак со стоячим воротничком и короткими рукавами, брюки до щиколоток. Она глянула на экран с показателями жизнедеятельности больного, слабо кивнула - видно, показатели ее устроили. Подошла к его ложу и, наклонившись низко, как над детской кроваткой, спросила:

- Ну, как мы себя чувствуем?

- Я в порядке, - ответил Марк, ощутив вместе с пластмассой кислородной трубки вкусный запах медсестры - то ли сдобной булочки, то ли яблочного пирога. - Не знаете, где мой телефон? - Из всех вопросов, беспокоивших его недавно, выбрал самый неважный.

- Ваша одежда и личные вещи лежат в шкафчике. - Кивнула на дверцу встроенного шкафа. - По-моему, телефона я там не видела. Посмотреть еще раз?

- Да, пожалуйста.

Несмотря на массивное тело, женщина двигалась энергично,  ходила по линолеуму бесшумно. Как ей удавалось? Марк скосил глаза на ее ноги. Обута в мягкие, домашние тапочки с высокими пятками -   удобные, неслышные, идеально пригодные, чтобы не топать и не уставать во время полусуточной смены.

Окинул ее оценивающим взглядом. Выглядит как добрая тетушка, которая по воскресеньям печет пирожки для всей семьи. Совсем не сексуально. Да, грудь большая, но это на любителя. С какой стати в порнофильмах культивируют образ эдакой эротичной девушки в белом халатике, под которым ничего? Больным нет дела до прелестей медперсонала. У них свои заботы, вернее - боли...