А может, она закружилась от взгляда Никиты, который я чувствовала на себе и ощущала сильнее прикосновений к моим волосам. Или же от дыхания, которое обжигало мою макушку, заставляя мелко дрожать.

Не знаю.

Вряд ли в тот момент я могла мыслить ясно, не говоря о том, чтобы анализировать. Моя вторая ладонь была с такой силой сжата в кулак, что ногти впились в нежную кожу, оставляя следы, но я поняла это позже, гораздо позже. А в тот момент была слишком увлечена не собой, а Никитой.

К тому же, я достаточно осмелела, чтобы потянуть за полотенце, посмотреть вниз и убедиться, что моего внимания ждали. Влажная капля, выступившая на члене Никиты, манила к ней прикоснуться, забрать — хотя бы так, пока просто ладонью. Я ведь все еще чувствую жажду?

Да.

Я чувствовала. И понимала, что хочу даже чуточку больше, чем позволяет мой опыт.

Очертив указательным пальцем розовую головку, поднесла руку к губам и, под судорожный вздох мужчины, лизнула.

— Пряный, — радуясь приятному открытию, снова прикоснулась пальцем к головке члена и сделала следующее открытие: — Горячий.

— Анька… — выдохнул Никита, но я с интересом продолжила исследования и прекрасно поняла его в эту минуту.

Иногда одного пальца мало. Осмелев, я прикоснулась к нему сначала двумя пальцами, а потом обхватила ладонью и медленно провела сверху вниз, чтобы поделиться с ним еще одним чудесным открытием:

— Нежный. Такой нежный. Как шелк. Но и на штопор чем-то похоже.

Услышала сверху смешок, но не отвлеклась, продолжая водить ладонью — сначала осторожно и медленно, а потом уверенней и быстрей. Мне нравились эти странные ощущения, а еще нравилось слышать, как сбивается дыхание Никиты и как его рука сильнее сжимает мои волосы, наматывая на кулак и борясь с желанием чуть надавить мне на голову, чтобы к моим рукам присоединились и губы.

А если…

Вспыхнула, представив эту картинку. Но не решилась. Облизав губы, продолжила движения рукой, с удовольствием увидев, как на головке члена вновь показалась влага. Хотела и ее подхватить, но… неожиданно пальцы Никиты опустились поверх моих.

Эй, так не честно! Попыталась их сбросить, но мужчина сжал мою руку сильнее, заставляя остановиться.

— Предупреждаю, ты превысила степень риска, — сказал он хриплым голосом, от которого я задрожала сильнее, а спина мгновенно покрылось испариной предвкушения. — Сейчас ты сильно рискуешь тем, что этот нежный, как шелк, штопор войдет в тебя стальной рукояткой. И не остановится, провернув несколько раз.

— А, ну раз так… — пробормотала задумчиво я и под изумленным взглядом Никиты еще раз посмотрела на эти риски, а потом накинула на них полотенце.

Закрепила, чтобы не сорвалось — а то мало ли, кто войдет, судя по голосам из сада, гости уже начали собираться.

— Мне надо подумать, — объявила я и медленно, пребывая в некой задумчивости, вышла сначала из ванной, а потом и из комнаты.

Оказавшись в коридоре, отбросила и задумчивость, и медлительность, прислушалась к звукам дома и с еще большим энтузиазмом, чем раньше, отправилась спасать лучшего друга!


Глава № 20

Я глазам не поверила, когда, спускаясь на первый этаж, столкнулась с Иваном Петровичем. Он был в приподнятом настроении и с закупоренной бутылкой в руках. Судя по названию на этикетке — той самой, от которой зависело будущее Никиты!

— Д… доброе утро, — выдавила я, осознав, что какое-то время мы стоим напротив друг друга и просто молчим, а я еще и начинаю потеть от малодушного страха.

— Не просто доброе, а отличное! — радостно откликнулся он, любовно погладил бутылку, а, взглянув в сторону, требовательно окликнул: — Филипп, будь добр, зайди ко мне в кабинет.

Обернувшись, заметила старшего брата Никиты, улыбнулась в ответ на его приветствие и поспешила на улицу. Я чувствовала на спине взгляд мужчины, но сильнее чем обернуться, мне хотелось вдохнуть свежего воздуха и стереть предательскую влагу липкого страха с ладоней.

— Аня? — окликнул Филипп, когда я уже была у двери.

Я взялась за ручку, повернула ее, шагнула на улицу, и лишь глотнув летнего ветра, позволила себе обернуться.

— Поговорим потом?

Я неопределенно пожала плечами. А потом встретилась глазами с Иваном Петровичем, который ждал сына у двери кабинета, но смотрел исключительно на меня, и поспешила кивнуть и уйти.

Почти следом за мной из дома вышел незнакомый мужчина, но я мазнула взглядом по его саквояжу и отвернулась. Других гостей на удивление не наблюдалось, да и этот как-то бодро ушел за ворота.

Сев на верхнюю ступень лестницы, я проследила за тем, как растаяла его фигура на горизонте. Мимо проехало две машины. Хорошо, что здесь такой ажурный забор— можно увидеть не только то, что внутри двора, но и улицу. Да и вообще хорошо здесь, со вкусом. И внутри, и снаружи. Видно, что делалось все не ради кого-то и напоказ, а для себя и с любовью.

А там, дальше, если долго идти по дорожке, бывший бабушкин дом, который мне обещал показать Никита. А еще где-то там, в лесу, в густой-густой чаще, живет лесник, который нас приглашал.

Сверху послышался жалостный крик пролетевшей вороны.

Подняв голову вверх, я тихонько вздохнула, соглашаясь с ней.

Жаль.

Жаль, но все это вряд ли уже случится. И в бывший дом бабушки я не войду, и лесника не проведаю, и отсюда вылечу с диким позором, который нескоро забуду. Потому что… ну кто потерпит в своем доме воровку-алкоголичку? Но именно так подумают обо мне родители Никиты, когда я сделаю то, что задумала.

А я сделаю.

Я теперь точно сделаю. Благо, еще не поздно.

Я снова вернулась в дом. Удивительно, но сегодня случай явно был на моей стороне. Мне даже раздумывать не пришлось, что делать дальше. Дверь в кабинет Ивана Петровича открылась, я увидела ладонь Филиппа, небрежно поглаживающую дверную ручку и услышала его спокойный, уверенный голос:

— Если ты все сказал, отец, я пойду.

— Ну да, — отозвался с ехидцей мужчина, — я слышал: у тебя тоже наметились планы поговорить!

— Давно собирался, — поддакнул Филипп и открыл шире дверь.

А я тут же юркнула в сторону, свернула за угол и прижалась к стене, боясь выглянуть из укрытия.

— Да, отец… — мужчина сделала паузу, заставив меня понервничать.

А вдруг он догадался, что я близко, все вижу, и сейчас меня выдаст? Но нет, его голос звучал все еще отдаленно и так же расслабленно.

— К чему было тратить время на очередной пустой разговор? Ты же понимал, что повлиять на меня, как на своего младшего отпрыска, у тебя не получится.

Я возмущенно выдохнула, но тут же зажала ладонью рот, чтобы себя не выдать. Нет, я понимала, что они с Никитой не особо дружны, но такое пренебрежение в голосе меня удивило.

Младшего отпрыска…

Никита не любил говорить о Филиппе, но если и упоминал его, то всегда именно так— «брат».

Он словно подчеркивал родство между ними, в то время как Филипп наоборот возводил между ними преграду. Непонятно. Зачем? Ясно только, что длилось это давно, и сейчас, в связи с недавними событиями, его мнение о младшем брате уж точно не станет лучше.

Ужасно сильно хотелось выйти из укрытия и признаться, глядя в холодные глаза цвета чая, что это не папа надавил на Никиту, это я случайно подставила друга. Но я не двинулась с места. Никита дал четко понять, что раз все сложилось так, и бутылку уже потревожили, никуда он не денется. Но бутылка пока нетронута. И мне надо сделать так, чтобы теперь все сложилось иначе!

— Ты так уверен, что я повлиял на Никиту? — в голосе Ивана Петровича я отчетливо различила не только веселье, но и гордость, и перестала пыхтеть с обидой, что за друга некому заступиться.

— Разве нет? Судя по бутылке, с которой ты боишься расстаться, он все-таки решил поставить свою роспись на свидетельстве о браке, — Филипп озвучил вполне очевидные выводы. — Впрочем, она у него настолько куцая и простая, что удивительно, как ты до сих пор его на ком-нибудь не женил. Тайно. Насколько я помню, он любит сюрпризы…

Вот здесь, признаюсь, я не сдержала пораженного возгласа, но быстро взяла себя в руки и спряталась надежней, чем раньше. То есть, отошла чуточку дальше от поворота. А потом вернулась обратно, боясь пропустить хоть слово. Я в шоке!

Куцую.

Куцую?!

Они вообще с братом общаются? Хоть что-нибудь друг о друге знают, кроме имен?

Я как-то потратила целые две недели, пытаясь подделать подпись Никиты, но у меня получилось повторить всего две закорючки! Она была слишком замысловатой, сложной, и он явно долго работал, чтобы ее придумать! И это при том, что у меня имелся успешный опыт с подделкой маминой сложной подписи, которую легко принимали в школе, отпуская меня с уроков. А данные двухнедельные тренировки проходили под надзором и после нескольких уроков создателя этой подписи!

— Знаешь, — Иван Петрович громко расхохотался, — мне кажется, тебе было бы куда полезней поговорить не с его… гостьей, а с Никитой. Ты бы узнал много чего интересного.

Казалось, Филипп действительно об этом задумался, потому что оставил реплику отца без ответа.

— А что касается бутылки, — Иван Петрович поднялся, я услышала его шаги в кабинете, а потом совсем рядом со мной, как и его голос. — Чего мне бояться? Даже если случится землетрясение, и она разобьется, это все равно будет приравнено к тому, что ее открыли. А если ее открыли…

— Бедняга Никита, — хмыкнул Филипп, направляясь вместе с отцом в сторону улицы и пройдя всего в паре шагов от меня. — Впрочем, он никогда не умел выбирать. Возможно, твой выбор будет более правильным, чем его?

Только когда дверь на улицу закрылась за ними, я позволила себе резко выдохнуть. Я в шоке от этих мужчин!