Но уже через год упорных стараний я спокойно общалась и с теми кандидатами, кто говорил исключительно на английском, и с теми, кто писал по-немецки.

На письмо Кристина я поначалу и внимания не обратила. Взглянула на фото, подумала, что он какой-то… невзрачный и не ответила. А он спустя несколько дней снова мне написал. И снова, когда я опять ему не ответила.

Было видно, что он очень хочет общаться, что ему сильно понравились фотографии моей мамы, но я по-прежнему считала, что внешне он ей никак не подходит. И чтобы он отстал, сделала свежее фото, запечатлев маму в домашней одежде, у плиты, с полотенцем на голове, когда она утром спешно готовит нам завтрак.

И отправила эту фотографию Кристиану, будучи уверена, что теперь он отстанет. А он…

Он написал, что теперь он точно влюбился. Что те фотографии, где мама была при макияже, его немного смущали, а теперь он уверен, что это именно его женщина. Его — и все тут, без вариантов! И он сам, хотя иностранцы знают о том, что их часто обманывают наши женщины, и очень не любят этого… Но он сам предложил выслать деньги, чтобы мама приехала к нему в гости. С дочерью, то есть, со мной.

Опуская нюансы с моим признанием маме, что ищу ей заграничного мужа, перейду к главному.

Ни я, ни мама на Кристина не ставили. И в гости в первый раз приехал он, а не мы. И любовь у них с мамой произошла не с первой попытки. Но через год встреч и поездок туда-сюда мама призналась, что любит этого человека, беременна от него и дала согласие выйти замуж.

Ее переезд в Германию был делом решенным — у Кристина там хороший дом, какая-то неплохая, стабильная работа и для детей за границей все перспективы.

Вопрос был именно в моем переезде. Мне уезжать из города не хотелось. Начиная поиски мужа для мамы, я думала не о себе, а о ней, и вот она была устроена, а я…

Я захотела остаться. На какое-то время. К тому же, я уже поступила в универ на бюджет, а чтобы учиться заграницей, Кристиану пришлось бы сильно потратиться.

Мама очень боялась и не хотела оставлять меня одну в городе. Но Кристиану нужно было уезжать, ей начинать новую жизнь, а мне… Мне нужно было оставаться и привыкать к самостоятельности.

Вскоре родилась моя сестренка — Мила. Очень смешная девчонка. Каждый год я стараюсь приезжать в гости к маме, и каждый раз сестренка радуется так, словно мы с ней никогда не общались по скайпу.

Мама поначалу сильно переживала, как я буду одна в городе, но поняла, что все в порядке и успокоилась. Папа тоже перестал нервничать по этому поводу, а то у него хоть и появилась новая жена, но дочь, то есть я, была одна и самая любимая. Он очень переживал, что своим уходом лишил меня и отца, и матери, но я убедила его, что не обижаюсь. Это его жизнь. И я люблю родителей, не обращая внимания на какие-то их ошибки.

Четыре года я жила в квартире одна. Потом появилась Веселкина.

А недавно я узнала, что Кристиана сократили, пособия, которое платят по сокращению, едва хватает на уплату налогов и еду, устроиться на новую работу он пока не может, и если и дальше все пойдет так же, банк может отобрать у них новый дом, в который они не так давно переехали, оформив кредит.

И самое главное — моя мама снова беременна. Близнецами. И помимо того, что ей будет нужна помощь с детьми, я не хочу, чтобы мои сестренки и брат жили в каком- то трейлере!

— Остаток денег, который лежал на моем счету в банке, я уже сняла и выслала им, — подвела к итогу свое признание. — Но этого мало, Никит. Кредит надо погашать ежемесячно, Кристиан по-прежнему без работы, маме скоро рожать, а она нервничает, и… В общем, поэтому я и приняла решение продать квартиру и переехать к ним. А иначе никак, понимаешь?

Никита молчал.

Он молча меня обнимал и о чем-то сосредоточенно думал.

Возможно, о том, что все эти годы был рядом, но даже понятия не имел о том, что происходит в моей семье. Нет, о чем-то, конечно, догадывался. И знал, что мама счастливо вышла замуж, уехала за границу. Конечно, знал о том, что у меня есть сестренка и скоро мама снова родит. Знал, что я решила продать квартиру и переехать к ним, за границу Но зачем, почему вдруг решилась и так настаиваю на переезде…

Я никому не говорила. Не хотела, чтобы кто-то меня пожалел, стал отговаривать и, возможно, отговорил. Потому что все уже решено, да и выбора нет.

А Никита…

До этой поездки он был моим другом. Друг, даже лучший — это мой друг.

А мама, даже если она совершает ошибки, — это святое.


— Теперь ты понимаешь, почему я должна уехать? — спросила я у Никиты, прежде чем провалиться в сон.

— Да, — ответил он.

Подавив грусть, я обняла его крепко-крепко, прижалась к нему сильно-сильно и впервые за прошедшие ночи наконец-то спокойно уснула.

Это был удивительный сон. И стоило ждать его столько ночей. Мне приснилось, что, едва я закрыла глаза, Никита поцеловал меня в губы и стал что-то шептать. И хотя язык, на котором он говорил, снова был мне незнаком, я почему-то знала, что он меня успокаивает. И обещает, что никогда не отпустит.

Кажется, я ворчала, что никогда — это долго, а он смеялся и говорил, что ничего, именно столько он и протянет, чтобы вдруг не нарушить клятву.

— Какую клятву? — спросила я в этом сне.

— Брачную, — сказал он уже на знакомом мне языке. — Какую же еще? Древнюю брачную клятву восточных мужчин нашего рода.

И теперь рассмеялась я.

Потому что — ну какая такая брачная клятва? С чего это вдруг? И при чем здесь Никита и я? Мы ведь… мы ведь с ним…

— Что «мы», страусеныш? — требовательный взгляд карих глаз заглянул в самую душу, встряхнул ее и…

И я поняла, что солгать не смогу. Ему — не смогу. Разве что спрятаться, нырнув еще глубже в сон.

— Спи, страусеныш, — позволили мне после еще одного поцелуя. — Завтра будет очень насыщенный день. День перемен и сюрпризов.

Я встрепенулась, попыталась проснуться и осознать: вдруг показалось, что сон и реальность смешались, но…

— Спи, — услышала тихий смех довольного жизнью мужчины, — я буду очень стараться, чтобы эти сюрпризы тебе понравились.


Глава № 40

Иногда все, что необходимо для успеха в важных переговорах, — это не козыри на руках, не компромат, не шантаж и угрозы, а правильный подход.

Если бы я хотя бы намекнула Никите, что на самом деле не хочу никуда уезжать, я бы не то, что из этой страны не выехала, я бы вряд ли из этого дома вышла! Ну, или если бы он догадался, как я к нему теперь отношусь, он бы точно привязал меня к кровати и целовал мучительно долго, чтобы голова пошла кругом, и я забылась так же, как этим утром.

Рассвет, щебет птиц, полусон, в котором мне слышится шепот мужчины, и его язык…

Я соглашалась на все, что он предлагал. Я обещала все, что он требовал. Я до сих пор как в тумане.

Мое самое прекрасное пробуждение. Мое самое страстное пробуждение. Ненасытное. Незабываемое.

Признаюсь, во время завтрака, на который собралась вся семья Никиты, мне было даже немножечко неудобно. Потому что стоило ему только взглянуть на меня, как я моментально вспыхивала свечой и тянулась к нему — улыбнуться, взглянуть, прикоснуться к ладони. Хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы продлить это ощущение близости. Полагаю, мне справедливо казалось, что все мои грешные мысли как на ладони не только для мужчины, которому посвящались, а и для всех, кто нас видел.

Но правда… Он так на меня смотрел, что иногда мне и самой мерещилось в его взгляде что-то запредельное, нереальное, что-то уж совсем не про меня и Никиту.

Несмотря на принятое решение, уезжать не хотелось, и я хваталась за любую соломинку, чтобы отсрочить поездку в город. Всего на чуть-чуть, на немножко, а потом я уеду…

Так, я с большим удовольствием согласилась выпить по бокалу вина с Иваном Петровичем, пока Никита готовился к отъезду. Я с большим старанием от руки записала рецепт домашнего кекса, которым сегодня побаловала нас Инга Викторовна. Я даже согласилась на экскурсию по дому в компании Филиппа! Правда, изначально я не знала, на что соглашаюсь.

— Аня, а Никита ведь так и не показал тебе дом? — полюбопытствовала Инга Викторовна.

— Нет, — ответила я. — Только комнату. I

— Две комнаты, — поправил Филипп.

— Всего?! Какое упущение! — воскликнула Инга Викторовна и расстроено взглянула на старшего сына.

— Точно, — он поднялся, подал мне руку и, когда я замешкалась, склонился и шепнул едва слышно: — Не расстраивай мою маму, пожалуйста.

Ну и, конечно, я приняла его руку и встала, не захотев расстраивать чудесную женщину. К тому же, коттедж двухэтажный, и я была уверена, что десять минут в компании Филиппа как-нибудь, да переживу.

Несмотря на его пронзительные взгляды и то, что он очень не хотел отпускать мою руку. Из его хватки удалось вырваться не с первой попытки и лишь после того, как он понял, что так, за руку с ним, я дальше никуда не пойду. А внизу ведь мама, она бы расстроилась, что я так и не увидела дом!

Десять минут… ну да…

Спустя полчаса я вынуждена была признать, что явно недооценила Филиппа! Потому что про этот дом он знал абсолютно все. И то, какая краска использовалась для стен. И то, кто делал резьбу на той или иной двери. И то, чем крепились плинтуса, и то, почему у них именно эта расцветка. И то, как держится такой тяжелый светильник.

Он знал все, и это похвально.

Единственное, что я никак не могла понять: с чего он решил, что мне тоже необходимо все это знать?!

Спустя час лекции на ремонтно-строительную тему мы, пройдя весь этаж, оказались в картинной галерее. Прекрасно помня о том, что здесь представлены не копии известных мастеров, а изображены восточные предки моего лучшего друга, я задрожала от нетерпения.