Афанасия Уфимцева - Все еще будет

– Да, но… – попытался прервать Николая Петровича Иноземцев, но тот так глубоко ввинтился в тему, что достать его оттуда было практически невозможно.

– Ах да, главное забыл. Наш жених Гарри прекрасно разбирается в искусстве, а посему Маргарита с ним не заскучает, всегда будет о чем поговорить, чем на досуге вместе заняться. Между нами говоря, здесь, в Вольногорах, ей по большому счету и поговорить-то не с кем. За Гарри она будет как за каменной стеной. Отец передал ему свое дело – солидную юридическую контору в Бостоне. У Гарри свой дом в Кейп-Коде, прямо на берегу океана. Может, вы слышали про это место. Там как раз неподалеку родовое гнездо семейства Кеннеди. Я там не был, но фотографии видел. Маргарита гостила в Кейп-Код два года тому назад. Пейзажи, должен сказать, красоты исключительной. Белые песчаные дюны и океан. А на берегу – белый дом с пятью спальнями. Чем-то Юрмалу напоминает. Или Палангу. В плане природы, конечно. Вы не были в Прибалтике, друг мой?

– Нет, не бывал никогда, – сухо отвечал Иван Григорьевич. Было видно, что он отчего-то разнервничался. Хоть и пытался улыбаться, но улыбка эта выходила какая-то вымученная, кислая.

– А зря. Упущение с вашей стороны. Непременно съездите, непременно. Когда Маргарита была ребенком, мы каждое лето проводили в Паланге. Да, сейчас там, наверное, уже не то… – Николай Петрович грустно вздохнул. – Что это я все про Палангу и Юрмалу, а о главном забыл. У жениха Маргариты имеется еще и квартира в Лондоне. Купил исключительно на свои, лично заработанные деньги. И район замечательный – недалеко от Гайд-парка. Вы бывали в Гайд-парке, друг мой?

– Скажите, как я могу помочь вам, Николай Петрович? – вновь прервал профессора Северова Иван Иноземцев. Голос его звучал то ли уныло и печально, то ли просто очень-очень устало.

– Ах да, совсем заболтался и забыл о главном. Вы сами понимаете, друг мой, как важно принять Гарри на должном уровне. Не ударить в грязь лицом, так сказать. По достатку мы, конечно же, не ровня ему. Но сделать все, чтобы принять его достойно, – мой отцовский долг, если хотите. Поэтому-то я и дерзнул попросить вас, Иван Григорьевич, дать нам на недельку вашу яхту. Мы сплаваем до Нижнего – в узком кругу, по семейному. Речная гладь, романтика, закаты и рассветы. Помните песню «Как упоительны в России вечера»? Уверен, что Гарри не лопух и воспользуется моментом. А там, Бог даст, все и образуется.

– Да, он не лопух. Лопух не он, – как-то невпопад проговорил Иван Иноземцев, вставая из-за стола и громко отодвигая стул. – Я подумаю. О своем решении сообщу вам на следующей неделе. Извините, но мне пора идти: срочные дела.

Быстро собрал бумаги, крепко пожал Николаю Петровичу руку, непонятно сверкнул глазами и удалился.

Профессор был доволен тем, как лаконично и вместе с тем аргументированно повел беседу с Иваном Григорьевичем. Поэтому в положительном решении нисколько не сомневался. Его воображение даже нарисовало живую и реалистичную картинку, как оно все будет будущим летом, на яхте Иноземцева.

Эх, упоительны в России вечера.

Вечером того же дня Маргарита сидела у окна, тихонько разговаривая с Бобиком, мирно урчавшим у нее на коленках. За осень ее любимец раздобрел, оброс густой шерстью и превратился в мягкую шубейку.

Часы на Покровской колокольне проиграли мелодичную музыку и пробили двенадцать. Взглянула на колечко с капелькой бирюзы. Смахнув слезу, подняла глаза и едва не вскрикнула от неожиданности, увидев в окне страдальческое лицо Ивана Иноземцева. Она открыла окно, и он тут же проворно влез в него, не говоря ни слова.

Иван сразу ринулся к ней, схватил ее кисть, принялся целовать. Но Маргарита быстро отступила в сторонку и гордо вытянула руку – пускай сразу поймет границы дозволенного. И ни на что такое не надеется. Нет уж. Она готова лишь выслушать его, и не более того.

Иван покачнулся и тряхнул головой, будто пытаясь прийти в себя. Запустил пятерню в волосы и глубоко вздохнул. Маргарита отвернулась к окну.

Он первым прервал молчание. Голос у него был звучный, с трогательными, немного печальными нотками:

– Я не должен был приходить, но я не мог не сказать тебе… Ты все неправильно поняла. Я виделся с Лизой исключительно по делу. Мне необходима ее помощь, точнее, ее связи в Москве. Я боюсь, что из-за своей ревности ты наделаешь глупостей.

– Ревности? – очень горячо и почти искренне возмутилась Маргарита. – Ты очень заблуждаешься, если считаешь, что я тебя к кому-то ревную.

– Ну а чем еще можно объяснить твое желание отомстить мне, пригласив сюда этого американца?

– Ох, папа… – вздохнула она.

– Представляю, как я катаю счастливых молодоженов на своей яхте, – сказал он с горестной усмешкой.

Маргарита позволила себе улыбнуться. В глазах ее блеснула надежда. Вот он, совсем рядом. Поедаемый ревностью, страдающий. И все в нем так завлекательно и мило: и растрепавшиеся волосы, и загорелая шея, а также руки, уши, нос, родинка на подбородке и, конечно же, глаза, которые сейчас очевидно страдали. Иван приметил улыбку Маргариты и уловил ее взгляд, вроде как говоривший: «Вот она я, какая есть. Люби меня, а уж я в долгу не останусь». Или померещилось? Иноземцев для верности немножко помолчал, по-прежнему поедая ее своими голодными глазами, и не удержался – просиял по-детски очаровательной, немножко смешливой улыбкой.

– Яхты не пожалею. Утоплю твоего приятеля вместе с яхтой. Ну а тебя – за борт, в набежавшую волну… Хотя не исключено, что к лету яхты у меня уже не будет. Ялик твоего друга устроит?

Маргарита хоть и оттаяла внутри, размякла, но все же продолжала по-прежнему держать власть над последним оплотом самообладания – своим голосом. Он звучал твердо, решительно:

– Я ничего не понимаю. Сначала ты признаешься мне в любви, затем перестаешь меня замечать. И кто эта красавица Лиза, с которой ты был так любезен? Впрочем, это так, к слову. Твоя Лиза меня совершенно, ни капельки не интересует. Яхта, ялик… Что все это значит?

Маргарита едва удержалась, чтобы не приплести еще и великолепную Зину из Лавровского театра. Но тогда это уже было бы наверняка истолковано как ревность в чистом виде. Слава Богу, удержалась. Иван же посыл об отсутствии у Маргариты интереса к личности Лизы понял правильно, а потому начал не с ялика, а именно с нее, с Лизы:

– Лизу я знаю уже почти двадцать лет. Мы вместе учились в университете – с ней и ее первым мужем. Как женщина она меня никогда не интересовала. Ее помощь как старого друга, ее связи мне сейчас просто необходимы. Если и дальше так дело пойдет, у меня скоро все отнимут… И будем мы жить на твою учительскую зарплату. Однако и ее, возможно, не будет. Школа пропадет вместе с курортом.

После небольшой паузы он улыбнулся и с лукавым прищуром продолжил:

– Хотя есть и другой вариант. Вы вместе с твоим американцем можете меня усыновить. Скажи ему, что с тобой будет мальчик.

– Ты можешь говорить серьезно? – Маргарита сделала обиженное лицо.

– Я и говорю серьезно. Ты, наверное, уже слышала, что всего в десяти километрах от нас планируют построить речную резиденцию президента. Слухи пока ничем не подтвержденные, но земля в окрýге уже подорожала в разы. Любят у нас селиться поближе к власти. Ну и долго ждать не пришлось. Нашлись авторитеты, положившие глаз на курорт. Кроме того, они пытаются сместить меня с поста мэра. В городской думе готовятся поставить на голосование вопрос о моем «удалении в отставку». Звучит-то как глупо: «удаление». И куда я могу удалиться? У меня всё здесь, в Вольногорах. Замков в Австрии я себе не построил. Да и в Лондоне квартирку не прикупил. Бежать мне некуда и незачем. Ты не представляешь, насколько это серьезно… Эти люди постоянно угрожают мне, угрожали моей матери – ей пришлось уехать из города.

Иван нахмурил лоб и замолчал. Затем, глубоко вздохнув и будто собравшись с силами, продолжил:

– Ты знаешь, иногда мне начинает казаться, что на меня охотится целая армия безнадежных придурков. На прошлой неделе ко мне приезжали люди «авторитетные», предлагали по-хорошему отказаться от прав на курорт. Вчера я получил идиотское письмо, где мне угрожают казнить моего кота. А это сегодняшний опус. – Он достал из кармана и протянул Маргарите скомканный листок. Всего двенадцать строчек, но какие!

Подвернулась сватьюшка —

Тетушка-Фемидушка.

Отыскала Ванюшке

Белую лебедушку,

Толстую да крепкую,

Из пеньки крученую.

Не по нраву Ванюшке

Та была молодушка.

Тетушка-Фемидушка

За и против взвесила

И без рассуждения

Ванюшку повесила!

Иван забрал листок и положил в карман. После небольшой паузы грустно произнес:

– Я просто начинаю тихо сходить с ума от всего этого кошмара. В любом случае тебе тоже нужно уехать на время ради твоей безопасности. Они не остановятся ни перед чем, если узнают о тебе… о нас…

– Никто ничего не узнает. Это во-первых. Во-вторых, я тоже получала идиотскую записку – на самом первом учительском собрании в твоем доме. Там было написано: «Не пялься на него. Он не твой».

– А на кого ты пялилась? – спросил Иван без улыбки, со всей возможной серьезностью в голосе, почему-то вдруг ставшим более низким, чем обычно.

– Неважно, это к делу отношения не имеет, – стушевалась Маргарита, вмиг покраснев и пожалев, что ей вообще взбрело на ум рассказывать о подметном письмеце. – Важно другое: в городе есть какой-то графоман, который упражняется в эпистолярном жанре и никакой реальной опасности не представляет. И в-третьих, ты слишком плохо думаешь обо мне, если считаешь, что я вот так запросто соглашусь уехать. Я ни словом, ни взглядом не выдам себя и буду ждать столько, сколько нужно. Главное, я буду знать, что ты рядом, что ты жив и здоров. Ведь если я буду далеко, я постоянно буду думать о том, что ты бегаешь под снегом и дождем с открытой головой, что ты попал в какую-то опасную историю, – завершила она улыбаясь.