Микки Дотри - Все это время

– Мы упустили змея, – вздыхает она, глядя в небо.

Смеюсь.

– Уж лучше я буду держать тебя.

Мне на лоб падает дождевая капля, мы, хохоча, отскакиваем друг от друга и бежим по дорожке к моей машине, а дождь всё усиливается. До машины остается всего ничего, как вдруг Марли вырывает у меня руку.

– Подожди!

Она наклоняется и что-то подбирает с земли. Тоже нагибаюсь, чтобы получше разглядеть, и вижу на дорожке россыпь крошечных точек. Это новорожденные улитки: Марли собирает их одну за другой и уносит с дороги.

– Что ты делаешь? – спрашиваю, морщась от хлещущего мне в лицо дождя.

– Не хочу, чтобы их раздавили, – отвечает она.

Мы медленно продвигаемся к машине: я прошу бегунов и прохожих обойти нас, а Марли собирает улиток с дороги.

Для этой девушки важна каждая жизнь, даже жизнь улитки. Мое сердце переполняется нежностью, когда я смотрю на Марли, хотя мы оба промокли до нитки. Когда мы садимся в машину, девушка смотрит на меня, и я, не говоря ни слова, наклоняюсь и целую ее. Я еще никогда не встречал никого, подобного ей, и мне не нужны пионы, чтобы понять, что удача мне улыбнулась.

Я сижу на крыльце и держу корзинку с конфетами. Стоящая рядом со мной дым-машина выдыхает очередную порцию дыма, затуманивая мне взор. Машу рукой, разгоняя дым, а ко мне через двор уже несется очередная орда детишек, их родители стоят на тротуаре в свете фонарей.

– Сладость или гадость! – кричит карапуз, одетый привидением.

– М-м-м, сладость? – говорю я.

Две маленькие Эльзы жадно вгрызаются в леденцы, после чего стремительно убегают и исчезают из виду.

Ставлю корзинку с конфетами на колени и снимаю футбольный шлем, быстро проверяю, в порядке ли моя боевая раскраска: мама загримировала меня под зомби. Теперь мой шрам выглядит как рваная рана на пол-лица.

Впервые увидев это художество, я едва не попросил маму его смыть и, честно говоря, до сих пор не могу смотреть на себя, не морщась. Перед глазами встает мое отражение в очках доктора Бенефилд в ночь, когда меня привезли в больницу после аварии – моя черепушка была практически вскрыта.

Но я стараюсь больше не убегать от неприятных воспоминаний.

Замираю: на глаза вдруг набегает пелена, и на миг я слышу какой-то голос, шепот, который просит меня не…

– Бу! – говорит другой голос, выдергивая меня из жуткого наваждения, не дав ему возможности меня поглотить.

Опускаю телефон и вижу…

Что за черт?

Голос Марли раздается прямо перед крыльцом; девушку еле видно под массивным костюмом толстой коричневой улитки. Костюм очень детальный: длинные верхние щупальца-антенны, большая, закрученная раковина – всё как у тех улиток, которых мы собрали с дороги несколько дней назад.

Рассмеявшись, встаю и протягиваю к Марли руку. Она отшатывается и резко отворачивается, с размаху стукнув меня в бок раковиной.

– Слушай, я не над тобой смеюсь…

Марли сердито смотрит на меня, скрестив руки на груди, даже ее верхние щупальца осуждающе таращатся на меня сверху вниз.

– Хорошо. Прекрасно. Больше ничего не скажу. – Я усмехаюсь и застегиваю свой рот на невидимую молнию.

Марли возводит глаза к небу, сразу становясь во сто крат милее.

Никогда бы не подумал, что буду очарован гигантской улиткой, а вот поди ж ты.

Снова провожу кончиками пальцев по губам, делая вид, что «расстегиваю» рот.

– Подожди, я просто обязан сказать. Ты – самая прелестная улитка из всех, что я когда-либо встречал.

– Ага, конечно, – фыркает Марли.

Очевидно, она немного смягчается, потому что слегка поворачивается ко мне. Протягиваю руки, чтобы ее обнять, но мешает гигантская раковина.

– Итак, м-м-м… Почему именно улитка?

– Ну, знаешь, – говорит Марли, рассеянным жестом касаясь рукава моего порванного, как и положено зомби, свитера. – Мы, улитки, тихие, застенчивые и всегда прячемся.

Наклоняюсь ближе к ней, и одно из верхних щупалец едва не выкалывает мне глаз.

– Рядом со мной тебе не нужно прятаться, Марли, – шепчу я.

На лице девушки отражается целая гамма чувств, так быстро, что я не успеваю их распознать. Потом ее черты снова становятся непроницаемыми.

Она поднимает руку и неуверенно дотрагивается до двух пряжек у нее на плечах.

– Наверное, я оделась как прежняя я, – говорит она. Рассматривает мой драный свитер, футбольный шлем, который я держу под мышкой, нарисованную кровавую рану у меня на лбу. Делает шаг вперед и легко дотрагивается до моего загримированного шрама, а я не спускаю глаз с ее губ, сгорая от желания ее поцеловать.

– И ты тоже оделся как прежний ты, – тихо продолжает она.

Я закрываю глаза, наслаждаясь ее прикосновением, желая большего.

Тоненькое хихиканье разрушает очарование момента.

Поднимаю глаза и вижу, что у нас появились зрители: стайка одетых в карнавальные костюмы детишек таращится на нас, будто мы – тарелка брокколи.

– Фу! – пищит маленький Дракула.

Ему вторит хор смешков и хихиканья.

Перевожу взгляд с мальчика на Марли и сухо ей улыбаюсь. Протягиваю детям полную корзину сладостей, и на лужайке перед моим домом разворачивается битва за трофеи; стоящие на улице родители наблюдают за чадами круглыми от ужаса глазами.

Хватаю Марли за руку и тяну ее за собой, прочь с освещенного крыльца.

В доме темно, только в окна льется желтый свет уличных фонарей. Делаю шаг к Марли, она смотрит на меня, ее губы слегка раздвинуты, и воздух между нами электризуется.

– Похоже, мы остались без конфет.

– Как же это вышло? – фыркает запыхавшаяся девушка.

Она медленно подходит ко мне, и мое сердце отчаянно колотится, пока она расстегивает пряжки на плечах, и ее раковина соскальзывает на пол.

– Больше я не улитка, – говорит она, приближаясь ко мне.

Я через голову стягиваю свитер, стираю кровавый порез со лба, потому что эта рана больше не имеет надо мной власти.

– Я тоже больше не тот, что прежде.

Марли снимает с головы щупальца. Я сбрасываю кроссовки.

Одно долгое мгновение она смотрит на меня, потом мое сердце подпрыгивает к горлу: Марли медленно снимает свое трико, обнажив гладкую кожу. Мы не сводим глаз друг с друга, электричество между нами становится всё ощутимее, и в конце концов я больше не в силах выносить разделяющее нас расстояние.

Вскоре мы стоим друг перед другом в одном белье, сбросив свои старые личины. На Марли молочно-белые трусики и бюстгальтер. Я умираю от желания прикоснуться к ней и не смею. Мы еще никогда не оставались наедине вот так, никогда даже не говорили об этом. Всё, что случится дальше, полностью зависит от Марли.

Поэтому я жду, но не могу не пожирать ее глазами. Она так прекрасна.

– Я… еще никогда этого не делала, – тихо произносит она.

Поднимаю глаза, и наши взгляды встречаются.

– Нам необязательно это делать. Марли…

– Я хочу, – говорит она. Ее щеки краснеют, но взгляд остается твердым. Уверенным.

– С тобой, – продолжает Марли, делая шаг ко мне.

Она застенчиво рассматривает меня, гладит мои руки, шею, грудь. Уверен, она чувствует, как под кончиками ее пальцев мое сердце бьется, почти взрывается от ее прикосновения.

– Я тут умру, – бормочу я, когда ладонь Марли скользит по моему животу.

– Я… не знаю, что делаю, – шепчет она и неуверенно смотрит на меня снизу вверх.

– Ты меня убиваешь, вот что ты делаешь, – хрипло выдыхаю я.

Мы начинаем смеяться, и нервное напряжение немного спадает. Притягиваю ее к себе, и ее руки обнимают меня за шею, пальцы зарываются в мои волосы.

– Ты уверена, что хочешь этого? – спрашиваю я.

Мне нужно знать наверняка. Нужно, чтобы Марли была уверена.

– Да, я… – Ее пальцы крепче сжимают мой затылок, зрачки кажутся огромными в бледно-желтом свете фонарей. – Я люблю… – начинает было она, но умолкает. Мягко целует меня и шепчет еле слышно: – Мне… очень хорошо. – Она прислоняется лбом к моему лбу.

Смотрю на ее губы, наши дыхания перемешиваются.

Весь мир отступает куда-то на второй план, остаемся только мы двое. Сжимаю ее лицо в ладонях, нежно провожу большими пальцами по щекам. Я всё понимаю.

– Мне тоже очень хорошо, – шепчу я, понимая, что это значит.

Я чувствую то же, что и она.

Марли целует меня, и я подхватываю ее на руки, а она обвивает ногами мою талию. Я несу ее по коридору, открываю дверь в подвал, и вскоре последние разделяющие нас остатки одежды летят на пол.

* * *

Несколько часов спустя темноту разрывает скрежет металла о металл и стук тяжелых дождевых капель о крышу моей машины. Резко открываю глаза и вижу огромную дыру в лобовом стекле, сквозь нее на меня льется дождь, так что вся моя одежда промокла, а на соседнем сиденье уже собралась лужа.

Вижу, как хаотично вращается подвешенный к зеркалу заднего вида диско-шар, в нем отражаются красные огни, отчего струи дождя тоже кажутся красными.

Как кровь.

Пытаюсь сдвинуться с места, встать, но я парализован, пригвожден к месту. Кричу:

– Помогите!

Но из горла вырывается только хрип.

Хватаюсь за ремень безопасности, и тут мое внимание привлекает звонок – это звонит телефон на центральной консоли: мобильный вибрирует, сдвигается с места, подползает ко мне. Мое сердце останавливается, когда я вижу имя на экране.

ЗВОНИТ КИМБЕРЛИ.

Открываю глаза, дико оглядываюсь по сторонам. Я у себя в комнате, в постели.

Понимаю, что мне просто приснился кошмар, но дыхание всё равно вырывается из груди неровными всхлипами. Пытаюсь успокоиться, слушаю, как свистит за окном ветер. Какой низкий, жуткий свист, да еще и трава во дворе шуршит – идеальное музыкальное сопровождение для фильма ужасов. Опять моя ушибленная голова меня подводит. Впрочем, на этот раз я знаю, что это был просто сон.

Марли прижимается к моей спине, согревая и успокаивая. Остатки паники покидают меня, я вздыхаю с облегчением.