Микки Дотри - Все это время

Как в воду канула.

Окидываю театр боевых действий пристальным взглядом, высматривая, не мелькнет ли где желтый цвет. Замечаю желтую юбку – ее владелица нервно расхаживает взад-вперед перед прудом, а за ней топает маленькая банда уток.

Выхватываю из сумки лежащую там желтую розу сорта «дорис дэй» и отправляюсь туда, по пути слегка поправив нарисованный от руки плакат «КАК РАССКАЗАТЬ ИСТОРИЮ» (никогда бы не подумал, что у меня получится такая аккуратная надпись). Когда я подхожу, утки дружно поворачивают головы и смотрят на меня. Бормочу извинения, утки расступаются передо мной, и вот я наконец добрался до Марли.

– Привет, – говорю я, беря ее за руку. Она глядит на меня огромными от ужаса глазами. – У тебя всё получится.

Марли испускает страдальческий вздох: очевидно, мне не удалось ее убедить.

– И как это ты подбил меня на такую авантюру?

– Ты – лучшая рассказчица из всех, кого я знаю, – искренне говорю я. – Ты справишься.

Марли смотрит на меня недоверчиво, но я совершенно уверен: всё пройдет отлично. Я лучше всех знаю, какая Марли замечательная. Каждый день она открывается мне всё больше и всё больше становится собой.

И вот сегодня она поделится своими талантами не только со мной, но и с другими людьми. Мы с ней говорили об этом с тех пор, как она позволила мне прочитать ее истории.

Протягиваю ей розу, которую до сего момента прятал за спиной, и наконец-то вижу на ее лице проблеск улыбки.

– Мой любимый цвет, – говорит она, принимая цветок. Потом добавляет: – Я так люблю…

Вспоминаю, как она точно так же осеклась в ночь на Хеллоуин.

– Ты говоришь обо мне или о розе?

Улыбка Марли становится шире, она сжимает мою руку.

– И о тебе, и о розе.

Взявшись за руки, мы направляемся к тенту, под которым Марли будет вести занятие; почти все места заняты нетерпеливыми учениками с блокнотами и ручками. Старая школа. Ни ноутбуков, ни планшетов. Все будут конспектировать на бумаге, как это делает Марли.

Я проследил, чтобы заметку об этом мероприятии включили в колонку бесплатных объявлений, и Скотт был любезен, что опубликовал ее в «Таймс» две недели назад, поскольку он изо всех сил пытается уговорить меня остаться на следующий семестр.

Целую Марли в щеку и сажусь на свободный стул, а она идет на учительское место, и на нее смотрит море глаз. Девушка замирает, и я задерживаю дыхание, мысленно прошу ее поскорее начать говорить, а в глубине души кричу: «Ты справишься, Марли!»

– Что, – наконец начинает она, глядя мне в глаза, – нужно прежде всего, чтобы рассказать историю?

– Персонажи? – подает голос девочка в первом ряду.

Марли поворачивается к девочке и улыбается.

– Персонажи, безусловно, важны, – кивает она. – Но они приходят уже потом. Что еще?

Кто-то выкрикивает:

– Действие?

С заднего ряда кто-то кричит:

– Идея! Идея! Нужна идея!

– Да, – взволнованно отвечает Марли. – Нужна идея. – Она на секунду умолкает, глядя мне в глаза. – Нужна мечта.

Я быстро окидываю взглядом толпу, смотрю на всех этих учеников средней школы, ерзающих и подпрыгивающих на стульях.

Марли великолепно справляется – как и ожидалось. Я ни секунды не сомневался, что у нее всё получится.

С трепетом наблюдаю за уроком.

С каждой минутой Марли говорит всё увереннее, всё больше и больше напоминает ту Марли, которую я знаю и люблю, вырывается наконец из своей раковины и являет себя миру; ее энтузиазм вдохновляет всех присутствующих рассказать историю, которую они хотят рассказать.

По окончании урока девушку настигает небольшая толпа детей: все задают ей вопросы, выражают надежду, что в будущем она проведет еще одно занятие.

Я глотаю таблетку обезболивающего и, улыбаясь, начинаю убирать стулья.

Плечо болит, и всё такое, но это того стоило.

Когда я заканчиваю, а последний школьник уходит из парка, неся блокнот под мышкой, кое-кто подкрадывается ко мне со спины и крепко обнимает.

– Это было потрясающе, – бормочет Марли мне в плечо.

– Ты была восхитительна, – говорю я, поворачиваюсь и целую ее, привычно обнимаю за талию. – Мы должны отпраздновать. Сделать что-нибудь веселое.

– Например? – спрашивает Марли, нежно касаясь моей щеки кончиками пальцев.

– Что угодно! – выпаливаю я.

Глаза девушки загораются, на губах появляется улыбка.

– Что угодно?

Мы подъезжаем к приюту для бездомных животных, и Марли взволнованно выглядывает в окно.

Это определенно не то, что я имел в виду, рассуждая о праздновании, но… это для нее важно. Она с зимы говорит о собаке, но что-то ее всегда останавливает.

Улыбаюсь, глядя, как решительно сияют глаза Марли. Сегодня ничто не может ее остановить.

К тому же я и сам очень рад. Никогда бы не сказал этого Марли, но собака намного симпатичнее взрослой утки, пристрастившейся к попкорну.

Девушка берется за дверную ручку, потом поворачивается и смотрит на меня.

– Что такое? – спрашиваю я, заправляя прядь волос ей за ухо.

– Ты ведь поможешь мне ухаживать за собакой, правда?

Утвердительно киваю.

– Безусловно.

– Потому что, вдруг я не смогу, и с собакой что-то случится?…

– Ты только что увидела, на что ты способна, Марли, хотя до сего дня думала, что не справишься. Ты удивительная. – Она все еще сомневается, поэтому я добавляю: – Но я тебя поддержу, что бы ни случилось.

Она улыбается, и ее лицо вновь озаряется радостью.

Мы идем внутрь, по пути Марли останавливается, рассматривает распускающиеся цветы; в такой теплый весенний полдень, как сегодня, всё вокруг воспринимается по-другому, я словно впервые вижу мир, чувствую себя счастливым. Девушка наклоняется вперед, чтобы понюхать цветок, и я слегка подталкиваю ее, но тут же ловлю, не давая упасть, и мы оба смеемся.

Мы направляемся к стойке регистрации, и я осматриваюсь, пока Марли просит показать собак. Ко мне неуклюже приближается коренастый кот, рыжий, в темную полоску, на ошейнике у него написано «ОЛИВЕР»; зверь трется о мои штаны, мурлычет, и я чешу его за ушами.

Один из сотрудников приглашает нас пройти с ним, и Оливер бежит позади нас – очевидно решив, что он в ответе за всю операцию.

Чем дольше мы рассматриваем сидящих в клетках животных, тем сильнее мрачнеет Марли.

– Жаль, что мы не можем забрать их всех, – говорит она, кончиком указательного пальца поглаживая нос лабрадора. Пес грустно взирает на нас большими карими глазами.

Затем из клетки позади нас раздается пронзительное тявканье. Мы быстро оборачиваемся и видим крошечного серебристого щенка йоркширского терьера – его малюсенькое тельце не больше моей ладони. Собачка снова лает, пытается протиснуться между прутьями клетки.

Марли ахает, и на моих глазах происходит трогательная сцена, воплощение очарования и прелести.

Девушка подбегает к клетке, следом подходит сотрудник приюта, открывает дверцу и достает щенка.

– Эту малышку принесли прошлым вечером. Мы нашли ее возле пруда, рядом с Гикори-стрит.

Собачка прыгает прямо в руки Марли и прижимается к груди девушки. Марли достает из клетки маленький мячик, и они со щенком начинают играть: собачка пытается поймать пальцы Марли крошечными лапками, пока та перекатывает мяч из стороны в сторону.

– Именно такого щенка я и хотела, – говорит она, глядя на меня сияющими глазами.

– Думаю, у нас определился победитель, – замечаю я, наблюдая, как Марли прижимает щенка к груди и смотрит на него с обожанием.

После того как она заполняет документы и оплачивает установленную сумму, мы бегаем по газону возле парковки, и крохотная щенячья голова смешно выглядывает из травы и цветов то тут, то там; вся мордочка собачки облеплена цветочными лепестками.

Вскоре щенок падает у ног Марли, тяжело отдуваясь и пыхтя после пробежки.

– Кто-то хочет спать, – воркует Марли, берет собачку на руки и целует меня в щеку.

– Ее зовут Джорджия, – говорит она, протягивая мне щенка.

Джорджия тоже «чмокает» меня, облизывает мне щеку крохотным языком, щекоча кожу.

– Приятно познакомиться, Джорджия, – фыркаю я и похлопываю собачку по голове. Та в ответ радостно повизгивает.

Визг. Это лучше, чем кряканье.

– Нам нужно сфотографироваться, – восторженно заявляет Марли. Она достает из кармана телефон и вытягивает перед собой руку, чтобы сфотографировать нас.

Улыбаюсь в камеру. Вспышка, потом вторая, а затем мою голову пронизывает резкая боль. На миг я, как наяву, вижу маму: она стоит передо мной в том самом платье в цветочек, в котором была на вечеринке в честь выпускного, за несколько часов до аварии. Тогда мама тоже держала в руках мобильный и снимала.

Проклятие.

Целый месяц жил без видений, и нате вам. Каждый раз я надеюсь, что они прекратились навсегда… но они снова меня настигают.

Беру себя в руки, крепче прижимаю к себе Марли, и мы склоняемся над ее телефоном – посмотреть, как вышли на фотографиях.

Милая картинка. Марли выглядит очаровательной, счастливой. Нос и щеки порозовели после бега, зелень в ее глазах еще заметнее на фоне окружающей нас травы. Мы оба очень изменились с тех пор, как впервые встретились на кладбище несколько месяцев назад; тяжкий груз вины постепенно исчезает с наших плеч, боль больше не омрачает наши лица. На руках у Марли сидит маленькая Джорджия и – удивительное дело! – тоже глядит в камеру.

– Перешли мне эту фотку, – прошу я Марли, пока мы идем к машине.

Ощущение ее руки в моих пальцах перевешивает головную боль и чувство смутной неуверенности, сдавливающее мне грудь.

Месяц спустя мы с Марли идем по Мейн-стрит, держась за руки, а небо над нами темное и зловещее. Влажный летний воздух липнет к рукам и ногам. Джорджия останавливается понюхать какую-то травинку возле дороги, и я, воспользовавшись заминкой, смотрю на затянутое облаками небо, а ветер треплет мои волосы.