Микки Дотри - Все это время

Теперь же… я вижу Ким очень отчетливо, различаю каждый завиток ее волос, темные круги под глазами.

И понимаю, что всё это правда. Ким действительно жива.

Мне на ум приходит всё то, что я хотел сказать Кимберли, пока считал ее умершей, в горле застревает миллион слов.

И всё же… я не понимаю.

Кимберли смотрит мне в глаза, и по ее щекам начинают течь слезы.

– Боже мой, Кайл, я так боялась! – восклицает она.

– Кимберли… – начинаю было я.

– Знаю, знаю. – Она роняет сумку на пол, подбегает к кровати и обнимает меня.

Ничего она не знает.

Сэм делает мне знаки, показывая, чтобы я обнял Ким, но я не могу, потому что окончательно слетаю с катушек. Не представляю, как объяснить, что для меня Кимберли сейчас всё равно, что восставшая из мертвых, хотя для друзей я остался прежним. Как объяснить, что, закрывая глаза, я чувствую объятия не Кимберли, а Марли?

Ким поднимает голову и утирает слезы.

– Батюшки, только посмотрите на меня. – Она смеется и смотрит на Сэма. – Ребята, вы что, ссорились?

– Что? – восклицает Сэм, поспешно качая головой. – Ничего подобного!

– Мы просто… – начинаю я, но Сэм меня перебивает:

– Кайлу приснился кошмар или что-то вроде того.

Кимберли похлопывает меня по груди, улыбается мне.

– Всё хорошо. Я здесь, рядом с тобой.

Я вздрагиваю, замираю, потому что всё это неправильно. Я вижу только Марли, чувствую, как мы с ней сидим на диване, как она кладет голову мне на грудь.

Смотрю на Сэма поверх плеча Кимберли.

– Не волнуйся, – говорит он, прожигая меня таким пристальным взглядом, что того и гляди дырку просверлит. – Это был просто сон.

Эти слова Сэма ранят меня больше всего.

После ухода Сэма в палате повисает неловкое молчание. Мне хочется схватить мобильный и перевести взгляд на что-то другое – лишь бы не смотреть на Кимберли.

Я словно вижу призрака. Снова.

Наблюдаю, как она садится на койку у окна, достает из своей спортивной сумки пушистое белое одеяло с синими бабочками.

Вспоминаю, как она сидела на диване, завернувшись в это самое одеяло, когда являлась мне в виде призрака.

На память приходят слова доктора Бенефилд: «Вы довольно часто открывали глаза. Смотрели прямо на меня».

– Дай посмотреть на твое одеяло, – обращаюсь я к Кимберли.

Она выпрямляется и глядит на меня озадаченно, потом протягивает мне одеяло.

Беру его, хмурюсь, щупаю мягкую, теплую ткань.

– Ты ночевала здесь, пока я был?…

– Иногда, – говорит она, отбрасывая со лба прядь золотистых волос. Глядит на меня изучающе.

– Ты что-нибудь мне говорила?

Кимберли вздыхает, смотрит на одеяло и кивает.

– Я просила, чтобы ты проснулся. Я говорила тебе: «Не…»

– «Не покидай», – заканчиваю я за нее. – Ты сказала: «Не покидай меня».

– Верно. – Ким удивленно кивает.

Я ее слышал. Я даже ее видел.

А значит, все мои «видения», все кошмары, все странности, которые я считал последствиями черепно-мозговой травмы… были настоящими?

С другой стороны, что насчет всего остального? Как же Марли?

– Мне так жаль. Прости меня за всё, что случилось, – выпаливает Кимберли, касаясь моей руки. – За то, что я наговорила в машине…

– Нет, – перебиваю я ее. – Ты была права.

Она потрясенно смотрит на меня, качает головой, открывает рот, очевидно, намереваясь спорить.

– Не надо. Пожалуйста, – прошу я, опустив глаза. Рассматриваю бабочек на одеяле. Воспоминания накатывают на меня, мелькают одно за другим. Бабочка, летящая над прудом. Мне бы радоваться до потери пульса, но грудь сдавливает печаль, так что трудно дышать. Протягиваю Кимберли одеяло, не в силах смотреть ей в глаза. – Я просто… Прости. Можно я побуду один?

Секунду она глядит на меня. Эту девушку я любил, она – мой близкий друг, и вот, она вернулась к жизни, словно по мановению волшебной палочки. Это просто чудо, а я – болван, чувствую, что потерял другого, очень дорогого мне человека.

– Хорошо, – в конце концов говорит Кимберли, забирая у меня одеяло. Я вижу, что она расстроена: губы поджаты, глаза сощурены. За то время, что мы с ней встречались, я сотни раз видел эту недовольную гримасу, признак затишья перед бурей. Кимберли запихивает одеяло обратно в спортивную сумку, застегивает ее на молнию, выпрямляется и окидывает меня изучающим взглядом. – Полагаю, мы увидимся завтра?

Смотрю, как она уходит, и на меня накатывает боль. Жму кнопку вызова медсестры, та приходит и вкалывает мне еще дозу обезболивающего.

Не хочу думать о том, что реально, а что нет. Не хочу думать о том, что Кимберли здесь, а Марли нет. Хочу отключиться.

Наконец лекарства начинают действовать, и на миг я чувствую облегчение.

– И ее счастью пришел конец…

Еще не открыв глаза, я уже знаю, что вернулся в нормальную жизнь.

Чувствую, как она гладит меня по волосам, легко проводит кончиками пальцев по моей щеке. Крепко прижимаю ее руку к своему лицу. Я знаю эту кожу, это прикосновение. Вот это и есть настоящее.

Марли.

Ее пальцы в моей руке кажутся такими маленькими и нежными. Я сжимаю их, молясь, чтобы, когда открою глаза, она была рядом. Медленно приподнимаю веки, надеюсь, верю.

Лицо Марли в нескольких дюймах от моего, так близко, что я могу пересчитать ее реснички. Улыбаюсь и притягиваю ее ближе, преисполненный радости от того, что могу прикоснуться к ней, что она настоящая.

– Боже, я так скучал, – шепчу я, утыкаясь лицом в ее волосы. – Где же ты была? Все говорили мне, что…

Внезапно Марли всхлипывает и отстраняется.

– Ты же обещал, – шепчет она, глядя на меня. В ее глазах я вижу боль и обиду. – Ты сказал, что грустных историй больше не будет. Ты обещал.

Меня как будто ударили под дых.

Я действительно дал это обещание.

Закрываю глаза, размышляю, как рассказать ей о том, что происходит, о том, как я проснулся в больничной палате, и оказалось, что мой мир встал с ног на голову. Сжимаю ее пальцы и снова прижимаю к щеке, хочу сказать, что больше никогда ее не подведу, что я вернулся и теперь всё хорошо.

– Марли, я…

Но когда я открываю глаза, Марли рядом нет. О нет. НЕТ.

Затем я вижу ее исчезающую в дверях тень.

– Марли, подожди!

Вскакиваю с постели и бегу за ней.

Но в следующую секунду просыпаюсь, снова в больнице, один. Здоровая нога свисает с кровати.

С трудом перевожу дух, смотрю на попискивающие аппараты. Чувствую, что к руке прикреплена тонкая трубка капельницы, а нога в гипсе.

– Марли, – шепчу я.

Я слышу ее, чувствую, как она касается моей щеки: в том месте моя кожа до сих пор гудит.

Марли была настоящей. А теперь я проснулся. Мой мозг не мог ее выдумать из ничего, правда?

Я вижу ее лицо, слезы, ее горестно сведенные брови.

«Ты сказал, что грустных историй больше не будет. Ты обещал».

Слышу отчаяние в ее словах – такую же пустоту я чувствую каждую секунду, проведенную без Марли. И всё это моя вина, потому что я не могу вернуться к Марли.

Включаю свет, роюсь в сумке с вещами, принесенными мамой, нахожу айпад. Открываю «Фейсбук». Набираю в поисковой строке имя Марли, и на экран выводятся тысячи результатов.

Пролистываю страницы, перед глазами мелькают глаза, светлые волосы, темные волосы, синие волосы – но моей Марли нигде нет.

И всё же я продолжаю искать, потому что Марли существует на самом деле.

Я в это верю.

На следующий день я таращусь в экран телевизора – крутят рекламу туалетной бумаги – и пытаюсь не обращать внимания на напряжение между мной и Ким, растущее с тех пор, как пятнадцать минут назад она зашла в палату.

Мама ушла, чтобы «дать нам время побыть наедине», а я… жалею, что она это сделала.

Краем глаза я вижу, что Кимберли сидит, скрестив руки на груди, постукивает ногой по полу, губы ее поджаты – словом, у нее вид человека, который изо всех сил сдерживается, чтобы не взорваться. В конце концов она хватает с кровати пульт и выключает телевизор.

– Кайл. Что происходит? – требовательно спрашивает она, бросая пульт обратно на кровать.

– Я не хочу об этом говорить, – отвечаю я, избегая ее взгляда.

Ким отодвигает стул, так что его ножки громко скрежещут по полу, встает, хватает свою спортивную сумку и, круто повернувшись, глядит на меня.

– Если бы ты просто рассказал, что с тобой происходит, я, возможно, смогла бы тебе помочь, – сердито восклицает она, прижимая сумку к груди.

– Ты не можешь мне помочь, – настаиваю я.

Кимберли ни за что меня не поймет. Как мне сказать ей, что я влюблен в другую, если она думает, что мы только что расстались?

– Откуда ты знаешь? Может быть, я смогу! – выпаливает Ким. Я и забыл, как вспыхивают ее голубые глаза и как краснеют щеки, когда она злится.

Думаю о Марли и обо всех тех днях и часах, что мы провели вместе – мы с ней никогда так не ругались. При виде пылающей гневом Кимберли меня захлестывает приступ тоски.

Вспоминаю, как мы относились друг к другу прежде. До аварии, до появления Марли. Браслет с подвесками. Я всегда пытался латать дыры в наших отношениях, вместо того чтобы понять, из-за чего они возникают.

Не в этот раз. В этот раз нужно во всём разобраться.

– Взгляни на нас: мы опять ссоримся, как делали постоянно, – замечаю я, стараясь говорить спокойно. – Больше мы не должны так поступать, Ким. Я хочу сказать, мы семь раз едва не расстались – даже восемь, если считать вечер аварии. Мы совершенно не умели нормально общаться друг с другом и никогда совместно не решали возникающие проблемы. Наверное, именно поэтому ты не рассказала мне о Беркли: если бы ты призналась, то неминуемо вспыхнула бы очередная ссора, верно? Это глупо.

– Ах так, теперь я глупая, значит? – выпаливает Кимберли.