Потоки воды быстро подбираются к нам, грозя затопить всё вокруг. Стараюсь держать глаза открытыми, остаться рядом с Марли еще хоть на пару минут, но в конце концов мой мозг берет управление в свои руки, и я просыпаюсь в настоящей больничной палате. Глубокая ночь, в моих объятиях никого нет. Я один.

За окном громко плещется вода, и я вздрагиваю.

Звук прекращается, а через пару секунд снова раздается шум падающих капель. Пауза – и снова шум капель, опять и опять.

Разбрызгиватели на газоне во дворе.

Перекатываюсь на бок, быстро отворачиваюсь от окна; нога болит просто нестерпимо. Расстроенный, я снова перекатываюсь на спину, но никак не могу поудобнее пристроить ногу, больничный матрас твердый как камень.

Поворачиваю голову и смотрю в окно: на стекло опять прилетают капли воды из разбрызгивателей. Замечаю маленькую улитку, медленно ползущую по стеклу: бедолага с трудом продвигается вперед.

Мне хочется сказать ей, чтобы просто посидела на месте. Какой смысл бороться? Внезапно из темноты за окном возникают два пальца, отрывают улитку от стекла и исчезают так же быстро, как появились.

Что это было?

Приглядываюсь внимательнее и замечаю, что снаружи кто-то есть. Сползаю с кровати, хватаю костыли и ковыляю к окну. Во дворе ходит по газону какая-то девушка в темной одежде, то и дело нагибается, собирает улиток и уносит подальше от разбрызгивателей.

Грустно улыбаюсь, наблюдаю, как незнакомка оглядывается, высматривает очередную улитку, осторожно отрывает от скамьи и несет под деревья.

Вот девушка поворачивается, свет уличного фонаря падает на ее лицо, и я каменею.

Марли.

Пульс у меня ускоряется раза в три, внутри всё переворачивается. Крепко зажмуриваюсь, пытаясь проснуться, вытащить себя из этого жестокого сна во сне. Когда я открываю глаза, девушка всё еще во дворе.

Это явь.

Не успев толком подумать, что делаю, я выскакиваю из палаты и лечу по коридору. Мне уже почти удалось добраться до двери, как вдруг дорогу мне преграждает медсестра.

– И куда это вы собрались на этот раз? – интересуется она, скрестив руки на груди. – Твердо решили повторно сломать ногу? Хватит с вас ночных прогулок.

Пытаюсь ее обойти, отчаянно ковыляю вправо, влево, но медсестра двигается намного быстрее хромого парня на костылях.

– Проклятье… – разочарованно бормочу я.

Мне нужно попасть во двор, нужно добраться до Марли, пока я снова ее не потерял. Она здесь. Нет ни тумана, ни странных несовпадений с реальностью.

– Да что вы говорите? – фыркает медсестра и выдергивает у меня из-под мышки костыль.

Шатаюсь, хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и понимаю, что дальше уже не уйду.

– Ну что, до скорого, – говорит какая-то медсестра в синем медицинском костюме другим дамам, сидящим на посту за стойкой. Она не видит моего противостояния с ее напарницей, проходит мимо нас. – Меня до конца недели отправляют в кардиологию.

Краем глаза замечаю проходящую мимо медсестру и столбенею при виде ее глаз, длинных каштановых волос, морщинки на лбу. Это ее лицо я видел, очнувшись после аварии, это ее голос звал доктора Бенефилд.

Черты лица в точности как у Марли, только эта женщина старше. Длинные каштановые волосы, розовые губы-лепестки, добрые карие глаза, только у медсестры морщинки вокруг глаз.

Смотрю, как она проходит в двойные двери, а потом…

Вспоминаю.

Именно эта медсестра проверяла мои жизненные показатели в ночь, когда я сбежал из больницы, именно она везла меня на первую физиотерапию.

Я так увлекся поисками Марли, что совершенно не обращал внимания на происходящее вокруг.

– Вот черт, – говорю я вслух.

Преграждающая мне путь медсестра прожигает меня гневным взглядом.

Виновато улыбаюсь, и она возвращает мне костыль, а потом ведет меня обратно в палату. Я тороплюсь к окну и успеваю как раз вовремя: женщина в синем медицинском костюме зовет Марли и уводит со двора. Это мать Марли, иначе и быть не может.

Мой мозг сейчас взорвется.

Хромаю к кровати, без сил падаю на матрас.

– Вот. Черт.

Она настоящая. Марли существует на самом деле.

Хватаю с прикроватной тумбочки телефон, быстро начинаю набирать сообщение Сэму, но, сколько ни пытаюсь, никак не могу подобрать слова. Сдаюсь, открываю журнал вызовов и нажимаю на номер Кимберли.

Отдергиваю телефон от уха, жму на кнопку, прерывая звонок.

Нет. Еще рано. В этот раз я должен быть уверен на сто процентов.

Кардиология. Та медсестра сказала, что на этой неделе ее переводят в отделение кардиологии. Если на этой неделе она будет в отделении кардиологии, то, возможно, и Марли там будет.

Плюхаюсь обратно на кровать и таращусь в потолок, улыбаясь от уха до уха.

Глава 36

Вечером следующего дня я мою руки в ванной и быстро бросаю взгляд на свое отражение в зеркале, проверяя, как лежат волосы. Одна прядь упрямо торчит вверх, но я даже не пытаюсь ее пригладить. По-моему, Марли никогда не возражала против моей лохматости.

Вот только физиономия у меня всё еще осунувшаяся после аварии и нескольких недель пребывания в коме. Узнает ли меня Марли? Пожалуй, нездоровый цвет лица – это меньшее, из-за чего стоит сейчас переживать.

Хватаю костыли, собираюсь с духом, выключаю свет и выхожу в коридор. Осторожно выглядываю из-за угла, убеждаюсь, что пост дежурной медсестры пуст, затем хромаю по коридору, то и дело прячась за дверями и углами, и наконец добираюсь до указателя над двойными дверями, на котором черными буквами значится: «КАРДИОЛОГИЯ».

Проскальзываю внутрь и быстро озираюсь, ища Марли.

Врачи, медсестры, санитары – все заняты, все куда-то идут, на ходу просматривают бумаги, прикрепленные к планшетам, проверяют состояние пациентов. Ни следа Марли. Заглядываю в один зал ожидания, потом захожу в другой: все места там заняты, Марли нигде не видно.

На одном из зеленых стульев лежит обложкой вверх открытая книга. Подхожу и беру ее в руки, рассматриваю причудливые цветы на обложке, пролистываю несколько страниц.

Это история о любви двух людей, отчаянно стремящихся быть вместе, и начинается она словами: «Давным-давно».

Я уже хочу положить книгу на место, но что-то в этой обложке мне знакомо. В памяти всплывают образы из той ночи, когда меня привезли в больницу после аварии. Меня везут на каталке по коридору, и на потолке вспыхивают флуоресцентные лампы, мой взгляд останавливается на враче, тот несет на руках ребенка, по лицу мальчика катятся слезы. Пожилая женщина тащит за собой зеленый кислородный баллон. Какая-то девушка с длинными волосами читает книгу. Эту самую книгу.

Поднимаю глаза, смотрю на двойные двери и оказываюсь лицом к лицу с парой карих глаз, которые видел той ночью. Эти глаза снились мне неделями.

Только на этот раз они настоящие.

Это она.

Марли.

– Это ты, – бормочу я, пожирая ее взглядом, и шагаю к ней так быстро, как позволяют костыли. – Я тебя не придумал.

Она немного другая. Бледнее, тоньше, под глазами темные круги, отчего ее кожа кажется почти коричневой. Плечи сгорблены, опущены, словно она пытается заслониться от чего-то, что не хочет видеть.

В довершение всего она с ног до головы одета в темное, от темно-серой толстовки до потертых черных кроссовок.

Ни следа ее любимого желтого цвета. Что случилось?

– Марли, – говорю я, протягивая к ней руку. – Это я, Кайл.

Когда я делаю движение, чтобы приблизиться к ней, Марли вдруг поворачивается, быстро идет по коридору и скрывается за углом. Судорожно вцепившись в костыли, я следую за ней, но когда мне удается доковылять до коридора, я не знаю, в какую сторону она пошла. Марли нигде нет.

Замираю: в конце коридора появляется мама Марли – нужно скорее делать ноги и смываться обратно в палату. Я хромаю к выходу из отделения кардиологии, иду по больничному коридору. Добравшись до палаты, я падаю на кровать и тяжело вздыхаю.

Я ее видел. Она видела меня. Марли настоящая… только она убежала. Уже в тысячный раз начинаю страшно нервничать. Если твоя девушка от тебя в буквальном смысле убежала – это определенно плохой признак.

Итак, я видел ее еще до того, как впал в кому. Означает ли это, что мой мозг придумал из ничего ее характер, привычки?

Действительно ли я знаю Марли?

Знает ли она меня?

Ровно двадцать четыре часа спустя я снова хромаю в отделение кардиологии, надеясь еще раз встретить там Марли. Поворачиваю за угол и вижу, что она сидит на одном из зеленых стульев.

И вновь я испытываю потрясение, как и сутки назад, – потому что вижу ее после того, как сдался и отказался от поисков, потому что она так изменилась.

Длинные волосы заслоняют ее лицо, Марли полностью сосредоточена на книге, которую держит на коленях. На соседнем стуле лежит расстегнутая сумка.

Наверное, Марли чувствует мое присутствие, потому что вдруг вскидывает голову и вздрагивает при виде меня. Делаю шажок к ней, но она качает головой, вскакивает, стремительно ныряет в туалет и захлопывает за собой дверь.

– Марли! – зову я. – Ты же меня знаешь!

Тут меня начинают одолевать сомнения.

– Ведь знаешь, да?

Медленно приближаюсь к двери туалета, тихо стучу и прислоняюсь лбом к деревянной поверхности.

– Не хочу тебя пугать. Прости, если я тебя напугал. Мне просто нужно убедиться, что ты – именно та Марли, которую я знаю, или хотя бы увидеть твое лицо и получше тебя узнать.

Вообще-то, если подумать, мои слова звучат как откровения отъявленного психа.

Умолкаю, несколько раз вдыхаю и выдыхаю, надеясь, что Марли не примет меня за чокнутого сталкера. Она молчит, и я продолжаю:

– Пожалуйста, просто скажи, знаешь ты меня или нет? Скажи, ты… ты…

Жду ответа, но минуты проходят одна за другой, а из-за двери не доносится ни звука.

Думаю о девушке, которую недавно видел во сне. Та, неправильная Марли, выглядела напуганной. И я снова ее пугаю. Я болван, если думаю, что она действительно меня знает, а я знаю ее. В смысле, я ведь всё это время спал.