В общем, если бы на ужин должны были прийти только ее родители, Людмила и голову себе не забивала бы.

Сказаться больной и не ходить самой? Она уже думала об этом. Ничего не изменится, она пропустит интересный концерт, а гости все равно придут. И свекровь не упустит возможности нарочно унизить Наташу, чтобы доказать своему Вовчику, что его жена, может быть, и хороший человек, но абсолютно бескультурна и ничего не понимает в этикете. Все-таки происхождение – это происхождение, Сокольские – польские дворяне, а фамилия Петровановы говорит сама за себя.

Пока Людмила собиралась с духом, чтобы сказать Наташке, что ей придется сидеть в кухне и ждать, когда позовут, пока все остальные будут есть то, что она готовила целый день, Наташка решилась обратиться с просьбой:

– Я знаю, как ко мне относятся в этом доме, и, поверь, очень ценю. Но можно я со всеми ужинать не буду? Когда мы в боулинге были, сестра Владимира Ивановича даже ушла из-за того, что я была. А вдруг она опять обидится? Я лучше на кухне посижу, только вы дверь не закрывайте плотно, я услышу, когда подойти надо, подать что. Ладно? Пожалуйста!

Людмила опешила. Девочка, оказывается, все понимает и пытается избавить ее от неприятного разговора.

– Наташ, поверь, у меня нет другого выхода. Вовкина мать вчера ему истерику на работе закатила. А Алену я вообще не понимаю, нормальная вроде всегда была, а тут такое хамство…

– Не надо плакать, люди разные бывают. Они не самые плохие, они же вправе выбирать, с кем общаться. – Наташка помолчала, вздохнула и добавила: – Вот со мной не хотят. Это ничего, я привыкла. Давай лучше план подробный составим, что готовить, когда подавать… А еще мне лучше записать, кто что обычно пьет, чтобы каждый раз не спрашивать.

Общество вернулось из культпохода почти в десять вечера. Людей в дом вошло так много, что Наташка сначала даже испугалась. Здесь были и Ираида с Сергеем, слава богу, без Егора, и две пары в возрасте, видимо, родители хозяев, и Алена, красивая, как фотомодель, и, конечно, Людмила с Владимиром Ивановичем и Андрюшкой. Последним вошел тот, встречи с кем Наташка ждала и боялась. Как всегда, безупречен. На мгновение она вспомнила его обнаженные руки, перевитые мускулами, и спину под мокрой от пота футболкой…

Конечно же он опять сегодня на нее даже и не посмотрит, это понятно. Но она-то может? Краем глаза?

Помогать ли им справиться с верхней одеждой? Вот дурочка, не спросила у Людмилы вчера, когда весь вечер по минутам разбирали…

Наташка решила ограничиться сдержанным приветствием, все равно их слишком много. Да и Андрюшка налетел как торнадо: живая музыка здорово, только пусть ее играют те, кто уже умеет! Наташа, пойдем на кухню, я только котлетку укушу, и спать, а то устал как собака. Она тихо рассмеялась и увела его кусать котлетку, а заодно и салатик, и йогурт на ночь.

Они уходили, обнявшись, – он ее за талию, а она его за плечи, – а вслед им пристально смотрел Николай Георгиевич. Сегодня Наташка не накрасила ресницы и снова стала похожа на обычную симпатичную блондинку. Обычную! Да что это с ним? На самую…

Конечно, самую необходимую для него женщину. А не на произведение искусства, за которым он исподтишка наблюдал весь вечер восьмого марта. Произведение искусства в обществе юного Ромео. Который, если быть честным, тоже произведение искусства.

Владимир тоже смотрел вслед Наташке и сыну. В голову ему пришла странная мысль: ей идут дети. Обычно женщинам идет прическа, или шубка, ну, на худой конец, помада. А Наташке идут дети. Вот было бы здорово, если бы у них с Наташкой были дети. Например, мальчик и девочка. Или девочка и девочка…

Он даже головой помотал, чтобы отогнать несвоевременное наваждение.

– Чего, Владимир Иванович, как конь, головой трясешь? Музыка в башку ударила? – спросил, посмеиваясь, Николай Георгиевич.

С мужем племянницы ему было все понятно. Только такому, как Вовка, такая женщина ни к чему. Вон, у него Людка есть, умница и красавица, а толку? Он подумал, что у Вовки должно хватить ума не лезть куда не надо. Пока он валандался с провинциальными модельками, а Людка все это терпела, никто никуда не вмешивался. Но сейчас не тот случай. Слишком много людей могут сразу стать несчастными. И людей ему, Николаю Георгиевичу, очень близких. В том числе и он сам. Так что я все знаю, Вовка, но я подожду. У тебя есть шанс не напортачить окончательно, – думал Николай Георгиевич, проходя к зеркалу. Черный костюм, черная же водолазка. Мрачновато, но одежда, сшитая в Париже на заказ, отлично сидит на нем. Официальный костюм для официальных же встреч. Жаль, что джинсы он может позволить себе только дома. Он слегка улыбнулся своему отражению. Есть у него одна идейка…

Ух, как она старалась, как выстраивала бокалы, стаканы и рюмки в линеечку, ровняла вилки с ложками, розами сворачивала твердые льняные салфетки, Людмила вчера научила. Как перетасовывала на столе холодные закуски, чтобы и красиво было, и удобно, чтобы тянуться никому не пришлось. Салатов они с Людмилой напланировали четыре: оливье, но с индюшатиной вместо колбасы, оливками вместо соленых огурцов и некоторыми другими заменами. Замены были вынужденными: например, огурцов Людмила не солила, просто не умела. Смеялась: слишком рано замуж вышла, мама научить не успела. Наташка пообещала летом всему хозяйку научить: огурцы солить и мариновать, помидоры заготавливать и в чистом виде, и с другими овощами в компании, делать кабачковую икру и грузинскую капусту.

Еще один салат, тоже классический, летний: огурцы, помидоры, болгарский перец, лук, укроп, петрушка, базилик. И никакого пошлого майонеза, оливковое масло холодного отжима. Наташка обычно использовала сметану, но тогда к приходу гостей все раскиселилось бы.

Третий салат хозяйка сочла экзотическим. Ананас, чеснок, укроп, сыр с благородной плесенью и грецкие орехи.

Четвертый решили сделать тот, из Интернета, который готовили к приходу дяди Коли, с авокадо и сырокопченым мясом. Тогда вроде всем понравилось.

Ассорти мясное и рыбное, ваза с фруктами, вино, четыре бутылки, все разные, и коньяк уже стояли на столе. Водка, джин и шампанское ждали начала банкета в холодильнике.

Выглядело все это очень красиво, создавалось впечатление, что такой стол ждет не просто гостей, а как минимум губернское дворянское собрание. Хрусталь переливался, ложки и вилки сияли. Людмилиной свекрови обязательно должно понравиться, Наташка выложилась по полной, благо времени было достаточно.

Олимпиада Эдуардовна Сокольская, в девичестве – Мешкова, первой вошла в гостиную и сразу заохала:

– Людочка, какая красота! Ты, наверное, весь день у плиты стояла.

Заявление свекрови было откровенной чепухой: стоять весь день у плиты и параллельно посетить парикмахера, визажиста, маникюршу, одеться, собраться и настроиться на восприятие классической музыки совершенно невозможно. Ее, Людмилино, участие исчерпывалось рекомендациями по поводу сервировки.

Она хотела сдержаться, чтобы самой не поднимать неудобную тему, но не смогла:

– Что вы, мама, это Наташа постаралась, моя помощница по хозяйству.

– Вот, Иван Алексеевич, – обратилась Олимпиада Эдуардовна к мужу. – Смотри, как профессиональная прислуга работать должна. Не то что наша тетеха!

Поморщились почти все. Людмилу задело слово «прислуга», Владимир подумал, что бы сказала маменька, если бы знала, что ее сынуля ночами не спит, мечтая об этой самой прислуге. Ираиду любой снобизм вообще всегда бесил. Сергей никак не мог взять в толк, как же люди сначала играют в демократов и либералов, общаются с домработницей, как с равной, а потом позволяют другим говорить о профессионализме прислуги. Супругам Петровановым было искренне жалко совсем юную блондиночку, которая забрала Андрюшку. Девочке бы учиться, а она…

Николай Георгиевич давно понял, что будет происходить, и тщательно продумал контрмеры. Он не умел хамить женщинам, но сообразил, как противодействовать Олимпиадиным выходкам, не ввязываясь в открытую конфронтацию. Он подошел к столу, сделал вид, что задумался, а потом жизнерадостно заявил:

– Одного прибора не хватает! И стула тоже. Володь, кто у нас на голодной диете?

Владимир мысленно чертыхнулся: вот где у дяди Коли деликатность? На Севере отморозил? Понятно же – мать устроит фестиваль, если он попытается пригласить к столу Наташку.

– Садись, дядь Коль, все в порядке, – уныло сказал он, даже не надеясь, что дядька послушается.

Тот и не послушался, стоял, скрестив руки на груди, и было похоже, что твердо намерен стоять до тех пор, пока не получит четкий ответ, кто же именно на диете и нельзя ли эту диету отменить.

В гостиную вошла Наташка с бутылками в руках. Николай Георгиевич буквально бросился наперерез, отобрал бутылки, сунул их, не глядя, Владимиру, и начал ритуал приветствия домработницы. Именно ритуал, с целованием обеих рук поочередно, с заглядыванием в глаза. Была бы его воля, он бы просто обнял ее за плечи и увел от самовлюбленной стервы Олимпиады подальше, но… Так подставить Людку он не мог.

– Добрый вечер, Наталья Аркадьевна, чрезвычайно рад видеть вас. Всю эту красоту ведь вы создали? – громко сказал он, делая неопределенный жест в сторону стола.

Наташка уже немного привыкла к этой его странной манере общения. По крайней мере, была уверена, что он над ней не издевается.

– Здравствуйте, Николай Георгиевич, – сказала она в ответ и улыбнулась.

Эта улыбка, робкая и одновременно доверчивая, только добавила ему решимости отыграть задуманный спектакль до конца.

– Присаживайтесь, голубушка, все ведь готово?

Наташка помотала головой. Она имела в виду, что присаживаться не собирается, но он опять вывернул все по-своему.

– Не все? Тогда позвольте вам помочь, – с радостной готовностью сказал он и увлек ее на кухню.

Как только дверь за ними закрылась, он взял ее за локоть и, глядя прямо в глаза, спросил: