– Самая трудная часть композиции будет… – говорила миссис Кларк, пока одинокая слеза скатывалась по моей щеке. Я вытерла ее, надеясь, что никто не заметит. Но еще одна покатилась из другого глаза. Я не могла перестать шмыгать носом. Люди начали оглядываться. Я вытерла нос о свитер и продолжала стирать слезы, когда они появлялись.

«Пожалуйста, перестань плакать», – умоляла я себя. Не здесь, не перед всеми. Только не снова.

Но кап, кап, кап… Вскоре я уже не могла себя сдерживать. Слезы капали на мою тетрадь, заставляя чернила расплываться и размазываться, а бумагу – пузыриться.

– Вы будете оценены не только за качество вашей композиции, но и…

Разговор все время крутился у меня в голове.

«Знаешь, ты немного перебарщиваешь».

«Мне просто нужно пространство».

«Ты такой манипулятор».

Я проливала слезы обо всем, в чем меня обвинял Риз. Верила всему, что он говорил обо мне. И в тот момент не чувствовала ничего, кроме сочувствия за то, что парню приходится терпеть меня. Бедный, бедный Риз, ведь он имеет дело с сумасшедшей, ненормальной, неуверенной в себе, скучной мной – когда может быть с такими девушками, как Иден. Девушками, которые заставляли его сиять.

Кап, кап, кап, кап. В моей тетради уже появился целый бассейн. В нем можно было научить детей плавать, и им обязательно понадобились бы нарукавники. Парень рядом со мной, Майкл, постоянно оглядывался, когда я шмыгала носом. Он заметил, как слезы падают на мой стол. Я больше не могла это выносить, собрала вещи и запихнула их в сумку.

– Миссис Кларк, мне нужно выйти. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Ты в порядке, Амели? – спросила она, заметив потоки слез, но ничего не смогла с этим поделать посреди урока.

Я вышла из комнаты прежде, чем успела ответить. Бросилась в туалет и – да, вы уже догадались – заплакала.

* * *

Я читаю твое сообщение. И впервые в жизни происходит невообразимое. Мне немного жаль Иден. Скорее сочувствие, чем ревность.

Так долго я считала ее своим заклятым врагом, своей идеей фикс. Я была одержима ею почти так же, как тобой. Спрашивала себя, почему я не похожа на нее? Почему так ужасно похожа на себя? Почему не могла стать спокойной, хладнокровной и веселой, такой, какой была она, а я явно не могла? Я ненавидела Иден, считая, что она намного лучше меня во всех мыслимых отношениях.

Я была такой сумасшедшей. Как ты и сказал…


– В этом нет ничего такого, – сказал ты.

– Прекрати свою паранойю, – сказал ты.

– Почему ты так не уверена в себе? – сказал ты.

– Я могу просто дружить с другой девушкой, – сказал ты.


И мне интересно, Риз. Я часто задумываюсь.

Она видит во мне угрозу? Задает тебе те же вопросы? Стала ли я ее идеей фикс?

Мое чутье подсказывает: возможно.

Возможно, теперь, когда у тебя есть она, ты скучаешь по мне. Возможно, спрашиваешь ее, почему она не может быть более спокойной, и – абракадабра! – внезапно она чувствует себя неуверенно и как будто сходит с ума. Потому что, знаю, ты шепчешь ей, что не о чем беспокоиться, когда речь заходит о твоей сумасшедшей бывшей девушке. В то время как, судя по сообщению в моем телефоне, ей есть о чем беспокоиться.

Я все это знаю. Знаю, что ты – плохие новости. Моя интуиция права. Подозреваю, у Джоан будет довольно серьезное мнение об этом сообщении. И ненавижу себя за то, что думаю об этом, и за то, что была такой слабой, но, Риз, боже… как сильно я хочу встретиться с тобой после школы и раствориться в том, чем мы были!

Я не знаю, как остановиться.

Пожалуйста, кто-нибудь, остановите меня.


– Он сказал, что любит меня, – говорю я Джоан. – Он говорит, что все это с ней было ошибкой. Говорит, что хочет меня вернуть.

Я улыбаюсь, потому что произнесение этих слов вслух делает меня очень счастливой. Жду, что она придет в ужас. Скажет мне, что это ужасная идея. Запретит мне видеться с ним снова. Схватит меня за руки и закричит: «Не-е-ет!» Я готовлюсь к обороне. Однако лицо Джоан остается абсолютно бесстрастным.

– Понятно, – отвечает она. – И как ты себя при этом чувствуешь?

Наклоняю голову, слегка раздраженная отсутствием реакции.

– Я запуталась, – честно отвечаю я. – Знаю, что он делал плохие вещи… – Я рассказывала ей о Шеффилде. Рассказывала, как кричала, и плакала. Она давала мне советы, что делать, когда резко всплывают такие воспоминания. – Он, конечно, не идеален, – бормочу я. – Но, может, ему просто нужно было это время, это расстояние, чтобы понять, что между нами? И теперь все будет хорошо? Как было в самом начале?

Джоан снова молчит, и все же я могу догадаться, о чем она думает. Потому что в моей голове тоже есть маленький голос, который кричит: «Это смешно! Любовь так не работает! Ты была несчастна с ним! Ты сломалась с тех пор, как встретила его! Это не любовь, это не любовь, это не любовь!» Но я не хочу слушать его, потому что он не даст поцеловать тебя снова. Не позволит вновь ощутить трепет от того, как ты смотришь мне в глаза: как будто я единственное, что имеет значение в этом мире. Я буду скучать по сильному приливу любви, который испытываю, когда ты, наконец, возвращаешься ко мне, особенно после столь долгой работы над этим.

– Ты действительно думаешь, что все будет по-другому? – спрашивает Джоан. – Будь честна с собой, Амели. Уверена, что этот мальчик не причинит тебе боль снова?

Я чувствую, как тщательно она подбирает каждое слово.

Собираюсь открыть рот, чтобы бросить ей вызов, чтобы защитить тебя – и тут мой желудок скручивает.

Ему есть что сказать.

И моя интуиция…

Мое чутье говорит, что ответ на ее вопрос – «нет».

Я закрываю рот, не желая признаваться в этом. Потому что признание означает конец для нас. Конец всего хорошего, острых ощущений и беспорядка. Я не уверена, что готова отпустить это. Не уверена, что вообще когда-нибудь буду готова расстаться с этим.

Джоан снова заговорила. Она не смотрит прямо на меня, скорее, в сторону моего лица, ее глаза скользят по коробке салфеток, стоящей на столе между нами.

– Иногда, – начинает она, – когда кто-то плохо относится к нам и нападает на сущность того, что мы есть, это вызывает травму. Это естественно – хотеть, чтобы тебя любили. Самая естественная вещь на свете. Поэтому, когда мы любим кого-то и он причиняет нам боль, нашему мозгу это не нравится. Наш мозг не любит травм, он не любит чувствовать себя в опасности и иногда придумывает нездоровые короткие пути, чтобы обмануть нас, будто мы в безопасности.

Джоан говорит совершенно спокойно, так обыденно, что я невольно прислушиваюсь.

– Чтобы чувствовать себя в безопасности, мозг создает сильную связь с человеком, который причиняет нам боль. Таков способ эго защитить себя. Возможно, ты слышала о стокгольмском синдроме?

Я киваю. Помню это из какого-то старого фильма о Джеймсе Бонде, где девушка влюбляется в своего похитителя.

– Это пример психологической связи. Влюбленность в своего похитителя помогает намного легче справиться с тем фактом, что тебя похитили. – Она делает паузу, по-прежнему не глядя на меня и не настаивая, просто молча убеждая прислушаться. – Еще одна вещь, которую нужно учитывать, Амели, это зависимость от нервного состояния. Мы ждем, когда все наладится, чувствуем себя больными, подавленными и никому не нужными, когда этого не происходит, но затем получаем поток гормонов счастья, когда этот человек наконец снова хорошо к нам относится. Немного похоже на наркотики: ты никогда не знаешь, когда удастся получить следующую дозу любезности.

– Теперь, если ты соединишь травматическую связь с постоянным состоянием эмоционального и тревожного возбуждения, то… окажется, что твое состояние очень мощное. Твоя тяга к этому человеку окажется невероятно сильной. Твои чувства к нему будут невероятно сильными…

Вот. Она смотрит на меня. Джоан смотрит мне прямо в глаза.

– Но это не любовь, Амели, – медленно говорит она. – Эти чувства – не любовь.


Она не говорит мне никогда больше с тобой не видеться. Не говорит, что делать дальше. Просто тихо спрашивает, не хочу ли я когда-нибудь рассказать обо всем родителям. Как всегда, качаю головой.

Это не любовь, Амели.

Когда я выхожу с сеанса, получаю еще одно сообщение.


Риз: Мне нужно тебя увидеть. Пожалуйста. «Бо Джанглс». ххххх


– Это не любовь, Амели.

Что такое любовь? Задумываюсь об этом, выходя на улицу в теплый день и глядя на листья на ветвях деревьев. Я, как всегда, одна. Неужели любовь – это никогда не извиняться? Это романтические жесты? Фейерверк или все эти не-могу-выкинуть-тебя-из-головы и я-никогда-не-чувствовала-такого-раньше? Постоянно проверять свой телефон и чувствовать себя больной от того, что от него нет никаких сообщений, а затем испытывать чистую эйфорию, когда они наконец появляются на экране? Скрывать черты, которые ему не нравятся, потому что «это нормально, ведь он действительно красавчик»?

А может, бабочки? Но не всегда приятные, а нервные, каждый раз, когда ты его видишь – не только потому, что волнуешься, а потому, что боишься ошибиться? Это осознание, что ты не можешь жить без него? Что он очень сильно нужен тебе и ты готова отказаться от всего остального только в обмен на то, что чувствуешь в эти редкие хорошие дни?

Любовь причиняет боль. Так они всегда говорят, верно? Реальна ли она вообще, если не больно? Можно ли верить, что это любовь, если она не бьет тебя по лицу?

Я иду в сторону города, перечитываю и перечитываю твое сообщение. Представляю себе наше воссоединение, как чудесно будет снова упасть в твои объятия…

Вижу, как передо мной расстилается вечер. Ты расскажешь мне все, что было не так с Иден, и я смогу отпустить всю свою неуверенность и ревность. Ты пообещаешь мне загладить свою вину, и хочется верить, что поначалу действительно это сделаешь. Я буду любима, мое общество больше не станет тебя тяготить. Могу представить себе подарки, свидания и униженные извинения. Ты, наверное, даже напишешь мне песню. Сегодня вечером мы можем пойти к тебе и заняться сексом, и я знаю, что это будет не так, как в Шеффилде. Он будет нежным и удивительным, как это было в начале. Если ты вычеркнешь все плохое, все, что почти уничтожило меня, и сосредоточишься на том, какими счастливыми мы можем стать в ближайшие недели, – да мы заставим мир ревновать! Представляю, как мы горим, как парим над всем, заставляем друг друга чувствовать себя живыми, тогда как столько жалких людей никогда и не узнает, какой может быть любовь!..