— А это ему будет урок. Пытается быть самостоятельным, пусть дальше пытается.

— А ты оказывается строгая мама.

— Нет. С меня веревки можно вить при правильном подходе — тяжело вздыхает.

— Ир, не пессимизди. Все будет хорошо — усмехается глядя на меня.

— Вы свою кошку очень любите, это сразу понятно. Вот и представьте, что сейчас она находится там — указывает в сторону реанимации. — Не думаю, что вы были бы спокойны. А будет ли все хорошо, покажет время.

— Ты права.

— Вы хорошо выглядите, окрепли?

— Отлично себя чувствую. Ты меня знатно полечила.

Дальнейшие полчаса Ира молчала, а Антон играл с Офелией. Потом нас с сопливой вызвал эскулап. Поколдовал немножко, назначил кучу анализов и ненужной фигни, дабы бабки срубить и отпустил домой. Я же надеялся только на то, что мохнопопика еще оперируют и его хозяйка не покинула стены этой страдальческой обители.

— Вы еще здесь, ну как там дела?

— Еще не выходили — и тут же, как только я опускаю свою пятую точку на сиденье, подходит, по всей видимости, собачий хирург.

— Собаку мы вашу прооперировали, пока все благополучно — он еще что-то рассказывает, а я уже ничего не слышу. Как гора с плеч упала, жива и, слава Богу, вон у Иры аж глаза засверкали, Антон и подавно счастлив. — Остается она пока в условиях реанимации, ну а дальше посмотрим, на сегодня все, завтра можете приходить — собачий доктор прощается с нами.

— Ну, я же говорил, что все будет пучком. Ир, давай я вас отвезу.

— Нет, мы сами. Тут идти всего минут десять.

— Ну, ты без верхней одежды. Куртка же вся в крови — стоит и смотрит на меня в упор. Долго смотрит своими охрененно красивыми глазами. Я уж подумал, что у меня с лицом что-то не так, может сопля повисла моя или собачья. — Ты чего так смотришь?

— Ничего. Наверное, вы правы. На машине удобнее.

Ира берет за руку Антона, и мы все идем к автомобилю. Мои пассажиры садятся на заднее сиденье. Антон всю недолгую дорогу тискает Офелию, та, кажется, от повышенного внимания уже перестала хрюкать и сопливить. Мы подъезжаем к дому, не провожаю их, все равно в гости не зовет. Да и снова не к месту это.

— До завтра. Можешь опоздать, если пойдешь с утра в клинику.

— Спасибо вам за все.

Скажешь ты мне еще спасибо, прелесть моя. Все для тебя. Тьфу ты, еще Стасом Михайловым не хватает стать. Завожу мотор и вновь отправляюсь в клинику. Когда услышал, что пребывание в реанимации девять тысяч, чуть со стула не упал. А ведь девка промолчала, что пребывание только сутки. Я уж молчу про все остальное, о котором пока не идет речи.

Вновь захожу в страдальческую обитель, целенаправленно жду, когда девка на ресепшене освободится.

— Девушка, у вас собаку сегодня привезли. Кличка Жрака.

— Да, помню.

— Ее хозяйка только за пребывание в реанимации заплатила. За все остальное плачу я, посчитайте сразу все за операцию, санацию, швы, ну и все остальное с чего вы деньги сдерете. Ой, я хотел сказать берете. Ну и за уход там, чтоб все как надо — мадам что-то долго пробивает по компьютеру, потом подсовывает мне чек с видами услуг.

— Пока так. А вы кем будете?

— Муж.

— Чей? Собакин?

— Кошкин — смотрю в чек и тихонько офигеваю. Нет, ну работники блин. Да за такие бабки можно три собаки купить, козлы! Где обычному человеку найти столько денег, тем более Ире? Оплачиваю золотое лечение и вновь обращаюсь к девке.

— У меня к вам просьба. Все, что нужно я доплачу. Только когда хозяйка собаки придет вновь, сделайте, пожалуйста, вид, что заплатить надо немного. Тысяч пять, не больше, но чтобы это все было достоверно.

— Проще говоря, ваша ”жена” не должна узнать о том, что все заплачено, и вы имеете хоть какое-то к этому отношение.

— Именно. Вот вам за это лично красная бумажка. А то, что заплатит она, бросите в ту штучку на входе для бездомных животных, договорились?

— Договорились.

— Я надеюсь на вашу порядочность. Всевышний, знаете ли, все видит, так что полученные деньги от хозяйки вон в ту штучку.

— Вы что сектант?

— Да. Поэтому бойтесь нас, иначе мы придем и в вашу квартиру. До свидания.

Понедельник начался без Иры, она, как и предполагалось, сначала поехала в клинику.

— Мария Ивановна, я же просил не обмывать мне ноги.

— Я пол мою, а не ноги.

— Что-то незаметно — встаю с кресла, и пока ворчунья с целлофанопатией намывает полы, я начинаю перебирать коробку с какими-то вещами с предыдущего места работы. Беру фоторамку, на которой запечатлен я вместе с сестрой на празднования ее совершеннолетия.

— Красивая девка.

— Вас не учили не пугать людей? И она не девка.

— А кто вам будет? Жена?

— Сестра.

— Ну, красивая, не то, что вы.

— Мария Ивановна, знаете, начальству нужно льстить?

— Ну, вы тоже ничего. Давайте я протру рамку от пыли — беспардонная старушка забирает у меня рамку, протирает ее, а потом и вовсе ставит на рабочий стол и продолжает мыть полы.

— А чей-то у вас банка трехлитровая стоит под столом?

— А вы раньше ее не замечали? Я туда писаю, у меня недержание.

— Да? А так и не скажешь. Молодой ведь еще совсем. А вы посмотрите программу с Малышевой. Она там всякому учит. Нужно напрягать и расслаблять сфинктеры, обязательно посмотрите, не дело же под стол ходить.

— Пусть сначала ваша многоуважаемая профессор Малышева сменит прическу и одежду, а потом людей будет учить как правильно пукать, писать и так далее.

— Ну не хотите и не надо.

— Банку мою не трогайте. Вы, кажется, все помыли.

К одиннадцати часам моя прелесть приходит на рабочее место и начинается мой кофейный марафон. Только почему-то все вновь вернулось с того, как мы и начали. Настолько холодно и безэмоционально, что мне хотелось собственноручно взять фен и разморозить эту снегурку. Чтобы я не спросил и как бы не подкатывал, все бес толку. Я блин шаг вперед, а от меня десять назад. Злился неимоверно. Даже о собаке она предпочитала молчать. “ Нормально”- весь ее ответ. Так прошла вся рабочая неделя.

— Привет. А чего это у тебя сексуальной секретарши нет?

— И тебе привет. Наверное, вышла куда-то. А ты что здесь делаешь? — Передо мной во всей красе стоит мой бывший однокурсник и по совместительству лучший друг и язва в одном лице.

— Тебе мозги, что ли отшибло? Мы же договаривались вместе пойти к Алине.

— Нет, Стрельников, мозги мне пока не отшибло. А вот про день рождения Алины я забыл. Что-то я не хочу туда идти.

— Ааа. Ссышь? Ну и правильно, видел ее мордоворота?

— Нет. Только слышал.

— И не надо. Там почти два меня. Причем и вширь и в высоту.

— Как она с ним спит еще, поди, хозяйство маленьких размеров, раз все остальное перекачал.

— Видать, хорошо спит, наверное, сверху, а то и в правду задавит. А давай его в баньку пригласил, там и увидим масштабы хозяйства.

— Боюсь, в этой баньке он меня пропарит, а потом раскаленными камнями закидает.

— Да ладно не преувеличивай, пойдем уже, подарок у нас будет общий. Алишенька тебя спасет, если что, костьми ляжет, но тебя в обиду не даст. Ну, подумаешь, трахались вы когда-то, что ж не жить теперь что ли.

— Не знаю. Что-то у меня и без мордоворота нет настроения туда идти. Что за подарок?

— Путевка на Мальдивы.

— Ты охренел что ли? Мои унитазы не золотые.

— А я думал бриллиантовые. Ой, не дрейфь. С нас только оплата билетов, все остальное мне подарили, но раз съездить не получиться, чего добру пропадать.

— А давай никуда не пойдем и просто бухнем здесь.

— Я вообще-то не собирался пить — в дверь тихо стучат, и заходит Ира собственной персоной.

— Ой, извините, вы не один, тогда в понедельник уже.

— Нет, стой! — крикнул так, как будто в последний раз вижу. — Не обращай внимания на моего гостя, что-то случилось?

— Нет. То есть да. Возьмите — протягивает мне в руки маленький белый конверт — ничего непонимающим взглядом смотрю на Иру и открываю конверт. В нем оказываются шесть пятитысячных купюр.

— Зачем мне это?

— Это ваши деньги. Я не просила платить за меня. На будущее, никогда так не делайте, даже с хорошими намерениями.

— На какое на хрен будущее?! Ты же и шага не даешь мне сделать в твою сторону?! — почти ору, напрочь забывая, что мы не одни.

— До понедельника — резко разворачивается и направляется к выходу. Даже одуматься не успеваю, как ее и след простыл. Давно меня так не накрывало. Меня разъедала одновременно злость и ярость. От безысходности, сука! От того что хотел как лучше, а получилось как всегда. Ей, Богу, если бы были одни, затащил бы назад и так бы отымел на этом столе, чтобы и думать забыла о своей дури. Что-то меня не туда понесло. Оборачиваюсь на сидящего в кресле Стрельникова, ухмыляется, сволочь. Подхожу к бару и наливаю себе виски.

— Тебе налить?

— Нет, я за рулем. Что, не дает?

— Тут все сложнее, тебе не понять — залпом выпиваю напиток, прихватываю с собой бутылку и два стакана. — Серег, ну выпей со мной.

— Мне нужно быть трезвым, иначе сорвусь с катушек.

— А что так?

— А вот так. Так что Темыч, ты, поэтому никуда не хочешь идти, тяжелый случай говоришь?

— Тяжеленный, я итак и этак. А мне фиг в ответ. Я уже не знаю, что мне делать, достало все — вновь хлебаю очередную порцию вискаря. — Вот что мне делать? Напоить ее, украсть, привязать к кровати? — Стрельников тянется к рамке на столе и берет ее в руки.