Вскоре я поняла, что ношу под сердцем ребёнка, а потом на свет появилась твоя сестра. К тому времени уже стало очевидно, что отец её серьезно болен. Врачи поставили ему неутешительный диагноз «шизофрения», а спустя пару месяцев он сам сбежал от нас то ли под влиянием недуга, то ли испугавшись нелёгкого семейного бремени. Первое время я искала его, потом бросила эту затею. А примерно через год узнала у подруги, что он, горемыка, покончил жизнь самоубийством. К тому времени я как раз начала встречаться с твоим отцом, который принял меня с ребёнком, с радостью удочерил годовалую Рэйчил, а когда у нас родилась ты, он, как и положено примерному отцу, воспитывал вас обеих, не делая никаких различий. Ну вот, девочка моя любимая, теперь ты знаешь, что у вас разные отцы и, если и существует какая-то «плохая наследственность», то ни к тебе, ни к твоему будущему потомству она не имеет ровным счётом никакого отношения…

У Эйрин тогда словно огромный камень с души упал, и смогла она вдохнуть, наконец-то, легко и свободно. Теперь, после разговора с матерью, вся жизнь её состояла из одних счастливых моментов и каждый день был наполнен любовью! Они втроем, Артур, Мэрилин и она, по утрам и вечерам дружно рассаживались за столом в своей гостиной и ели, весело орудуя столовыми приборами и оживлённо беседуя друг с другом. И, казалось, это подлинное семейное счастье, свалившееся на них так внезапно, не имело пределов, и было лучшей порой их жизни. Дочурка прекрасно ладила с Эйрин и, будучи ребёнком, несомненно, переживала даже гораздо больше счастливых моментов, чем взрослые, потому что жила только настоящим, не стыдясь прошлого и совершенно не задумываясь о будущем…

Однажды вечером, уложив Мэрилин в кровать, молодая женщина с волнением произнесла:

– Артур, мне надо сообщить тебе что-то очень важное. Ты ведь помнишь, я говорила, что отец мой всю жизнь хранил ото всех какую-то сокровенную тайну?

– Я помню, Эйрин, – отозвался Артур, тут же приглушив спокойную музыку. – А что случилось?

– Сейчас мне кажется, он перед смертью очень хотел поведать о чём-то. Я даже помню его слова: «Я сделал кое-что плохое. Нет, ужасное! Я не рассказывал об этом никому, хотел выбросить это из головы. Но есть вещи слишком важные, чтобы быть преданными забвению.». Он не договорил. Что-то его удерживало. Может, он чего-то опасался?

– Знаешь ли, Эйрин. Порой человек предпочитает хранить тайны в глубинах своей души, потому что в борьбе между желанием ими поделиться и страхом, побеждает последнее.

– Страх? – переспросила она.

– Да, бывает что раскрытие каких-то секретов влечёт за собой разрушительный эффект… А что же ты хотела сообщить мне? Неужели тебе удалось найти ключ к разгадке?

– Я поняла, Артур, кто был изображён на фотографиях, вместе с отцом…

– Да? И кто же? Ты поделишься?

– Думаю, это была его первая любовь… Я случайно наткнулась на одно удивительное письмо. Оно лежало в его бумагах, сложенное вчетверо, в самом нижнем ящике письменного стола, под семейными альбомами. Смотри, вот оно. Написано за два месяца до его смерти. Тогда папа ещё мог писать… Тебе его прочитать, Артур?

– Я весь внимание, любимая… – он, сев перед ней, приготовился её слушать. Она неторопливо раскрыла лист бумаги, синий от чернил, и Артур заметил ровные интервалы между аккуратными строками этого письма, что свидетельствовали о зрелости личности и искренности чувств написавшего его. Она начала его озвучивать, с трудом произнося некоторые фразы. Порой к её горлу подступал ком, и тогда ей приходилось останавливаться. Ей, натуре крайне восприимчивой и чувствительной, было немыслимо читать такое спокойно и уравновешенно:


«Дорогой мой Сын, Кевин-младший!

Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет среди живых. Хочу рассказать тебе многое, то, чего я не смог сделать раньше. Но я больше не в силах нести этот груз в себе. Он слишком тяжёл. Почему я не написал тебе раньше? Потому что мне было слишком сложно. И стыдно. Безумно стыдно. Но ты уже не мальчик, а взрослый мужчина. Возможно, ты даже похож на меня. Или на твою Мать…

…Не знаю. С чего начать? Я расскажу тебе о твоей Матери. Мы познакомились с ней, когда обоим нам было по 20 лет. Её красота пленила меня с первого взгляда, как только на меня глянули синие глаза юной девушки из паба. Я был очарован её стройной фигурой и точёными плечами. А увидев, как изящно она танцует, и в танце этом подрагивают её пушистые колечки волос, пахнущие фиалками, и поёт своим звучным голосом славные ирландские песни, я был окончательно покорён.

Ты плод нашей любви, Сын. И наших страданий… Однажды, это было осенью, мы с твоей Матерью пошли на танцевальный вечер. И какие-то красивые парни, увидев её, остановились, засмотрелись, даже двинулись было к нам. Но осмелился подойти только один из них, одетый во фрак. И очень вежливо попросил у меня разрешения пригласить её на танец. Я отказал, сказав, что моя девушка танцует только со мной. Но… к моему огромному удивлению, она кивнула ему головой в знак согласия и через миг они уже кружились в танце. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами. Парень во фраке и девушка в голубом разлетающемся платье, а вокруг них парят разноцветные листья. Я, превозмогая злость, сурово и даже завистливо следил за этой сценой от начала до конца. Да, мною овладевала ревность, и это не удивительно. Ведь ревнивые отношения не случайно бывают именно между людьми, близко связанными друг с другом. Я гнал от себя эти мерзкие подозрения, но они, против моей воли, продолжали звучать с новой силой в голове, сводя меня с ума ревнивыми нотками. Я так боялся потерять Её!

Подобная история повторилась ещё дважды. Случилось так, что твоя Мать завела дружбу с каким-то Дэйвидом, английским джентльменом «высокого полёта». И, бывало, приходила с работы с опозданием, оправдываясь, что он, этот Дэйвид, нуждаясь в её дружеском совете, пригласил её на чай. В тот вечер, когда мы сильно поругались, ты был у её родителей. Я не смог простить её предательства. Потому что так сильно её любил! В исступлении крича, что она – свободная женщина, не находящаяся в браке со мной, она схватила меня за грудки. Моё ревнивое сердце мгновенно наполнилось яростью. И я… я, чтобы успокоить её истерику, оттолкнул её. Она, потеряв равновесие, упала спиной на пол, ударившись головой об угол стены… Я каждый раз вспоминаю этот ужасный стук… Это было адским несчастьем, страшной бедой! Почему провидение не сотворило такого со мной? Она лежала передо мной, обездвиженная и такая беззащитная! Послушав пульс на её изящной руке, я понял, что её… её больше нет. Обняв её тело, я предался громким рыданиям. А потом, потом ко мне пришел Страх. Я струсил. Смалодушничал. Я ведь не хотел её убивать. Меня страшила тюремная решётка на долгие годы. И я, не придумав ничего получше, спасся бегством, спешно покинув родную Ирландию и поселившись в Англии, в Бирмингеме. Позже у меня появилась семья, а у тебя – две замечательные сестры…

Теперь, когда я умираю от рака, когда нет никаких сил терпеть ужасную боль, я понимаю, что пришлось тебе пережить после моего постыдного исчезновения. Прости меня, мальчик мой, за ту душевную боль, которую ты испытывал все эти годы. То, что я сотворил с твоей Матерью и с тобой, это самое худшее, что человек может сделать в своей жизни.

Я постоянно думал о тебе. Я не знаю, жив ли ты? Где ты и как ты? Кто тебя воспитывал и кем ты стал? Но все эти долгие годы мои мысли были о тебе. Изредка приезжая в Дублин, я пытался найти тебя, но в вашем доме уже давно жили другие люди, ничего не знавшие о твоём местонахождении. Где бы я ни был, я искал твое лицо в толпе. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? Но если это случится, мне будет спокойно в том месте, где я очень скоро поселюсь.

С глубоким раскаянием и любовью,

Твой отец Кевин О'Брайен».


Для Эйрин и Артура всё прояснилось в единый миг. Она сделала глубокий вдох. Глаза её широко раскрылись, недоуменно метнулись через окно, и взгляд стал осмысленным и острым. Теперь ей было ясно, как следует поступить.

– Я поеду в места молодости моего отца, Артур. В Дублин. Завтра же. Мне надо найти брата… Времена сейчас другие, думаю, поиски не превратятся в непосильную миссию…

– Разреши мне сопровождать тебя, Эйрин? – спросил он. – Ты ведь знаешь, что у меня начался отпуск…

…Столица «Земли предков» – Дублин, с его полумиллионным населением, встретил их ясным солнечным днём, уже окончательно пробудившейся природой, ярко цветущими парками и приличной едой в колоритном пабе на открытом воздухе. И, конечно же, множеством фестивалей повсюду. Но им было не до развлечений. По центральным улицам, мимо жизнерадостных домов с разноцветными дверями, мимо мрачного фасада величественного собора Святого Патрика, где в начале 18 века служил настоятелем сам Джонатан Свифт, минуя Дублинский Замок и Собор Христа, они направлялись в информационное бюро, по прибытию в которое запросили информацию о человеке по имени Кевин О'Брайен, рождённом в столице Ирландии, указав примерный год его рождения.

На удивление, им очень быстро дали нужный адрес. Итак, 234/75, Графтон Стрит.

– Эйрин, я знаю эту улицу. Она одна из центральных в Дублине! На ней находится статуя Молли Малоун. Ты ведь слышала об этом?

– Шутишь, Артур? – она с удивлением посмотрела на него. – Ты случайно не позабыл, что я ирландка до мозга костей? Молли Малоун, наверное, самая популярная ирландская песня. О молодой девушке, торговавшей морепродуктами на улицах Дублина, и пленившей горожан своей красотой и добрым нравом. Бедняжка умерла в молодых летах от лихорадки, но память о ней навсегда осталась в душах ирландцев…

По центральным улицам города шли толпы людей. Среди них встречались и холодные блондины – потомки норманнских завоевателей, которые со временем, как говорят в Дублине, «стали больше ирландцами, чем сами ирландцы»; и жгучие брюнеты с голубыми глазами – говорят, это память об «испанской армаде», корабли которой разметало штормом у берегов острова; но чаще всего, если не считать туристов, попадались настоящие ирландцы – люди с рыжеватыми, как бы опаленными солнцем, волосами, а главное – с открытой, как море ветру, душой.