В моей голове возникает путаница.

— Но ты все равно ушла.

— Я не хотела этого.

— Ты должна была, — говорю я, понимая, что она поступила правильно. Для нас обоих.

— У нас были нездоровые отношения. Очень нездоровые. Думала, мы сможем исцелиться, когда ты вернешься, но ничего не получилось. Но у нас все развалилось. А сейчас ты ненавидишь меня. И честно, желаю, чтобы и я ненавидела тебя. Я хочу ненавидеть тебя. Это было бы намного легче.

Ее голос дрожит, и боль в ее словах отражается в моем сердце.

— Я знаю.

— Почему я не могу ненавидеть тебя, Агги?

— Возможно, причина в том, что я не могу ненавидеть тебя? — признаюсь я.

— Что? — спрашивает она.

— Ничего, — отвечаю я, быстро меняя тему. — Не должна ли ты вернуться на свою вечеринку?

— Возможно, — говорит она. — Все мои друзья чатились с ребятами, отправляя глупые счастливые улыбки, в то время как я ошеломленно смотрела на них. Затем я встала, пошла в туалет и позвонила тебе.

Конечно, это не признание в любви, но я не упускаю того факта, что она не звонит Райану.

Она звонит мне.

— Почему ты оставил меня, Август? — серьезно спрашивает она.

— Это не я. Ты оставила меня.

Эверли легкомысленно стонет, немного уступая серьезному тону.

— Ты не давал мне выбора. Когда появился Трент в обществе, ты знал, что я никогда не буду слоняться поблизости. В общем, ты вышвырнул меня, приветствуя его.

Зажмурившись, я вспоминаю тот день.

Я только приземлился, и мое первое размещение было в художественной студии. Это был важный шаг в правильном направлении для моей карьеры, и я почти дрожал от бурных эмоций, когда прибыл домой, готовый поделиться новостями с Эверли.

Но я никогда не получал возможность.

Трент был у Эверли дома, и вся моя жизнь разбилась.

Я оттолкнул ее, но не потому, что не любил.

Чтобы перестать любить эту женщину, мне нужно умереть, и я даже не думал, что моя душа перестанет искать ее.

— Почему ты делаешь это? Почему снова выбрал деньги, Агги? У нас были почти… почти идеальные отношения. А потом ты оттолкнул меня, как всегда. Чего мне никогда не хватает?

— Ты никогда не поймешь, — мягко говорю я, зная, что никогда не пойду на риск, и не скажу правды, участвуя в пьяном телефонном разговоре.

— Ты помнишь нашу игру с детским именем? — спрашивает она, и ее голос становится более устойчивым и ясным.

— Расскажи мне об этом, как прежде до того, когда я все вспомнил. Каждую мелочь, Эверли.

Я прошу, благодаря ее за быструю смену темы. Боюсь, что она спросит «почему?», спросит, «почему человек, который все вспомнил, хочет такие детали?», но в ее свободном и вялом состоянии она просто выполняет мою просьбу и начинает говорить.

Чувствую ее теплую улыбку рядом со своей щекой, словно она медленно начинает говорить мне на ухо, просчитывая в памяти, как она вспоминает.

— После того, как мы переехали в наш маленький домик с цветочными горшками, я затаскивала тебя в гаражные распродажи каждые выходные — в обязательном порядке. Ты ненавидел это. По твоему мнению, гаражные распродажи приравнивались к тому, что использовали другие люди, и гримасы, которые ты иногда делал, когда мы проходили мимо ящиков с использованной одеждой и детское снаряжение, заставляли меня смеяться, как гиена. Но я любила это. Дешевое украшение, и в мгновение ока, я превратила наш маленький расположенный на сквозняке дом, во что-то красивое.

У меня было немного воспоминаний о нас в этом доме, и из того, что я вспомнил, это было все, что она описала. Домашний, теплый и уютный дом. Я не осознавал, какие усилия она приложила для того, чтобы сделать это нашим домом и вдохнуть в него жизнь.

Если бы она оплакивала его отсутствие в нашей жизни, тогда я быстро бы отнял и дал ей внезапно что-то такое новое и блестящее? Если бы я даже подумал, как это могло бы заставить ее почувствовать это?

— Однажды, — продолжает она, — мы проходили через типичную распродажу. Было тяжело найти детский материал, но мне удалось найти несколько штук, которые, как я думала, могли бы переделать нашу гостиную. Только я собралась торговаться с мужчиной, чтобы он снизил цену, как вдруг что-то привлекло мое внимание. Детская книга имен. Взяв ее, я повернулась к тебе, несколько раз подняла и опустила брови, полагая, что у тебя случится удар, и ты умрешь прямо на месте. Вместо этого, ты просто ухмыльнулся, выхватил ее у меня и передал продавцу доллар, который дважды запрашивал цену, и начал листать ее. «Максим?» спросил ты, начиная двигать бровями. «Для чего?» уточнила я, думая, ты сошел с ума, что и произошло, кстати.

Вырывается хихиканье.

— Для нашего будущего маленького мальчика, — сказал я.

— И тогда у меня случился сердечный приступ, я умерла.

Мое хихиканье перерастает в раскатистый смех, и она присоединяется ко мне.

— Ты никогда ничего не боялся. Не знаю, что произошло.

«И я нет, Эверли. И я нет», — думаю я.

— Мы продолжали эту маленькую игру всю дорогу по пути к дому, и каждое имя становилось все более и более жестоким до тех пор, пока я не взбесилась и не высказала свое мнение. Оказалось, это настолько весело, что когда нам было скучно, мы вытаскивали эту старую книгу и начинали перебирать имена, смеясь над ужасными, и подчеркивая те, которые мы действительно обожали и строили планы на будущее, просто наслаждаясь друг другом.

Девушка останавливается, и молчание становится удушающим.

— Я никогда не делала таких вещей с Райаном.

Не зная, что ответить на это, я молчу, вместо того, чтобы что-то сказать.

— Я чувствую, что живу в ожидании чего-то, Август, — бормочет Эверли.

Слышу в ее голосе слезы, которые она пытается сдержать.

— Тогда живи жизнью, которая предназначена для тебя, — настоятельно призываю я.

— Что, если моя жизнь предназначена для того, чтобы быть с тобой?

— В этой клетке только одна птица, Эверли, — напоминаю я. — Пусть она свободно летит и найдет свою судьбу.

— Как?

— Разве это не первый шаг? — хихикаю я. — Выясни это дерьмо самостоятельно.

— У меня болит голова.

— Нет, я уверен, что это из-за алкоголя, — говорю я ей.

— Не напоминай мне. Мне снова хочется в туалет. Теперь я всю ночь буду бегать в туалет.

— Правило выпивания 101 — не ходи в туалет, терпи. Ты должна знать лучше, — улыбаюсь я, ненавидя то, что наш разговор подходит к концу.

— Август? — говорит она в последний раз.

— Да? — отзываюсь я.

— Когда я проснусь утром, и воспоминания об этой ночи будут нечеткие… что я буду помнить?

Глубоко вздохнув, я позволяю себе заполнить легкие для того, чтобы собраться с мыслями.

— Помни, ты сильная женщина, твои друзья любят тебя, и больше всего на свете ты должна держаться подальше от меня, Эверли. Держись от меня подальше.

Она вздыхает, и ее грустный вздох полон разочарования.

— Хорошо. Прощай, Агги, — я улыбаюсь прозвищу.

— Прощай, Эверли.

Телефон гаснет, и я остаюсь сидеть в темноте, пытаясь представить ее в неосвещенном углу бара с распущенными и растрепанными волосами, возвращающуюся к друзьям с секретом нашего разговора. Представляю, что на ней надето, и как ткань облегает ее потрясное тело. Без сомнения, Эверли обращает на себя внимание каждого мужчины в комнате, а сама не замечает их взглядов. Она никогда их не замечает.

Я надеюсь, она будет помнить то, что я ей сказал о том, чтобы найти для себя что-то в этой жизни. На этот раз мои мотивы не имеют ничего общего с ревностью. Если бы она обнаружила, что все дороги вели к нему, и именно там она была бы счастлива, по крайней мере, она знала бы, что именно там ее судьба.

Но ей нужно было прыгнуть, и никто не смог столкнуть ее с этой скалы, только она сама должна была принять это решение.

«— Люцифер? — засмеялась девушка, держа книгу так близко к лицу, почти касаясь носа.

Я поклялся, что собираюсь доставить эту девушку к глазному врачу.

Мне бы хотелось увидеть ее в очках.

Всезнайка Эверли. Так возбуждает.

— Ты сумасшедшая? Хочешь ребенка-демона? — усмехнулся я, выхватив книгу из ее рук.

Я перевернул ее, любя многие моменты, которые мы делали в течение последних нескольких месяцев, когда у нас была эта книга. То, что превратилось в дневную шутку, стало одной из наших любимых игр. Хотя мы не говорили об особенностях, нам понравилась идея «что если». Не было никаких конкретных планов, чтобы иметь ребенка или даже пожениться, но представление о том, что могут быть когда-нибудь отправленные бабочки в наши желудки и сделанные нами просто… головокружительно.

— Как насчет Воздержание? — спросил я, пытаясь сохранить лицо спокойным и невозмутимым.

— Там нет этого.

— Клянусь Богом.

Эверли выхватила книгу их моих рук и открыла страницу, где имена были на букву «В», и тут ее глаза широко распахнулись.

— Ни за что! Кто будет делать это с ребенком?

— Чрезмерный папаша. Просто подумай о ее подростковом возрасте, — засмеялся я. — Не нужен дробовик. Парни не притронутся к девушке с таким именем.

— Или, — рассуждала она, — ты окажешься с самой нерадивой дочерью на планете, решившей доказать, что ее имя ошибочно, просто назло ее родителям.

— Ой. Хорошая точка зрения. Это рискованно. Кристианна мне нравится все больше и больше с каждым днем.

— И мне нравится Кристианна! — парировала Эверли, игриво бросая в меня книгу.

— Да, знаю. Но этого никогда не произойдет. Кристианна Кинсайд? Это труднопроизносимо.