Если я что-то и знаю о Тренте, так это то, насколько он методичен. В офисе он всегда был жестким и осторожным, говорил всегда то, что должен был, и никогда не выходил из роли.

И была жизнь за пределами этих стен, когда он ускользал отсюда. Именно тогда я и должен был ловить его.

Но сейчас я буду делать так, как мне сказали, потому что на кону стоит не моя задница.

И я определенно не хотел, чтобы это изменилось.

Не желая показаться отчаянным, я тяну время. Завожу беседу с Черил о ее правнуках, зная, что это займет как минимум полчаса. Готовлю себе чашечку кофе, затем вторую. Шарю по своему компьютеру, намеренно оттягивая момент разговора с Трентом.

Возможно, я оттягиваю неизбежное.

Возможно, знаю, что-то пойдет не так.

Какой бы ни была причина, судьбоносную прогулку в офис Трента я совершил почти в двенадцать часов дня. С каждым шагом я пытался вспомнить, сколько раз я проделывал этот путь за последний год. Сколько раз я шагал тем же коридором, раздумывая, найду ли что-нибудь другое.

Кто-то скажет, что я был тряпкой, когда пришел к Тренту. Кто-то скажет, что я должен был давать отпор, бороться с ним за контроль.

И никто не ошибется.

Но когда на волоске висит что-то ценнее твоей жизни, ты понимаешь, что действуешь слишком осторожно до самой крайности. Вот, что я делал. С того момента, как встретил Эверли, я хотел заботиться о ней — дать ей жизнь, которой у нее не было.

Это благородная цель — дать любимому человеку все на свете. Но любовь не материальна. Ты не можешь ухватить ее или удержать в руке. Ее чувствуешь — в тихих мгновениях, когда я держал девушку в объятиях, или когда я заставлял ее смеяться в кровати. Любовь присутствовала в тихих стонах, которые она издавала во время наших занятий любовью… она была в ее довольном вздохе во время нашего поцелуя. Такие моменты нельзя купить, и где-то по пути я упустил понимание этого.

Пожертвовав деньгами я, по своему, снова защищал Эверли.

От самого себя. Я больше никогда не стану мужчиной, которого она ненавидела.

Больше никогда не стану человеком, которого она боялась.

Возможно, у нас никогда больше не будет вида на океан или огромной кухни для Эверли, но мы обойдемся. Пока мы есть друг у друга, мы обойдемся.

Секретаря Трента нет на месте, когда я прихожу, а дверь в его кабинет плотно закрыта.

Зная, что уже потерял достаточно времени, я стучу один раз и толкаю дверь, надеясь застать его за чем-то… чем-нибудь… что положит конец этой игре в кошки-мышки. Но удача была не на моей стороне, и когда я захожу спокойный Трент, сидя за компьютером, просто улыбается и приветствует меня.

— Что-то случилось? — спрашивает он, обыденно откинувшись в кресле.

— Просто так заглянул, — отвечаю я, вдруг осознав, что за всеми этими приготовлениями совсем забыл о причине визита.

— Разве ты не занятой сотрудник, — говорит Трент, четко проговаривая каждое слово.

— Партнер, — исправляю я, чувствуя, как руки сжимаются в кулаки, пока я борюсь с желанием ответить на его выпад.

— Верно, верно, — мужчина лишь снова улыбается. — Просто вдруг ты стал таким любезным. Всегда готов протянуть руку помощи. Что-то типа собаки. Послушный такой, знаешь?

Что-то было не так.

Он слишком сильно давил.

— Я же сказал, — отвечаю я, сохраняя спокойное лицо. — Я больше не хочу драться. У меня есть более важные вещи.

— Эверли, — кивает партнер. — Все всегда крутится вокруг Эверли.

Его утверждение похоже на вопрос, и Трент повторяет его себе под нос, пока я наблюдаю, как он поднимается по своего кресла.

— Это не удивляет меня. Если вы с Эверли снова вместе, как тебе удалось так легко захватить счет Йорка? — спрашивает он, и его взгляд становится холодным. — Я думал, что вы с Магнолией какое-то время были парой. Разве она не была немного расстроенной, когда узнала, что ее заменили?

— Сделка была заключена с ее отцом, — указываю я.

— И он не был против того, что ты обидел его дочь?

— Он знал, что мы могли принести ему деньги. Это все, что ему было нужно. Чтобы я делал свою работу, — я сжимаю челюсть, и почти каждое слово звучит ниже, а голос становится похож на шуршащий гравий.

— Но почему же мне кажется, что ты лжешь? — спрашивает он вдруг прямо в лицо.

Его обычная холодность и напускной вид испаряются, раскрывая крайнюю панику, которую я раньше не распознал.

— Почему это я лгу? — спрашиваю я, пытаясь оставаться спокойным.

Провода на груди становятся тяжелыми и огромными, когда Трент вторгается в мое личное пространство.

— А почему нет? — кричит он, показывая на стену. — Ты был моим геморроем с тех пор, как мы начали этот бизнес. Если я узнаю, что ты просрал эту сделку, Август, я…

— Что? Ты что? — спрашиваю я, подначивая его, умоляя сказать больше.

Трент ослабляет давление, и я вижу перемену в его образе. Его взгляд становится тусклым — безжизненным — когда его безумная улыбка возвращается на лицо.

— Ничего, ничего, — отвечает мужчина, отряхивая рукой мой пиджак и поправляя галстук. — Просто сделай свое дело. Больше никаких задержек. Доставь его сюда, чтобы подписал бумаги. Заверши сделку.

— Ладно, — отвечаю я, повернувшись к двери.

— И Август? — зовет Трент, когда я собираюсь выйти.

— Да?

— Не разочаруй меня.

Я киваю, громко и отчетливо слыша молчаливую угрозу.

К сожалению, тишину не используешь в суде. Итак, на данный момент у нас ничего нет.

***

— Трент раскусил нас, — говорю я, начиная мельтешить туда и обратно по гостиной, и держу телефон у уха, так как разговариваю с агентом Мартином.

— Думаю, можно дать еще несколько дней, — начинает он, хотя в голосе звучит сомнение.

— Нет, — быстро говорю я. — Вы слышали его сегодня. Он сдерживался. Нужно сделать что-то большее. Что-то радикальное.

Слышу резкий вдох и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эверли заходит в комнату, и у нее в руке все еще болтаются ключи.

— Что вы предлагаете? — спрашивает агент Мартин.

— Я перезвоню вам.

Не дождавшись его ответа, я заканчиваю разговор, бросаю телефон на диван и сосредотачиваю внимание на Эверли.

— Что ты собираешься делать? — робко спрашивает она.

— Не знаю, но я устал ждать. Он, словно заряженное оружие, готовое выстрелить. Сегодня я видел это в его глазах. Нам нужно действовать. Не выношу мысли, что он дышит тем же воздухом, что и ты, не говоря уже о том, что он живет в том же городе. Я хочу, чтобы он исчез.

Ключи со стуком падают на пол, когда Эверли подбегает ко мне. Я обхватываю ее руками, а девушка ногами крепко обвивает мою талию, и звуки ее всхлипываний разбивают мне сердце.

— Шшш, — успокаиваю я ее. — Все будет в порядке.

— Все так быстро меняется, — рыдает Эверли. — Что, если что-то пойдет не так, Август?

— Мы все равно справимся с этим, — говорю я. — Как справлялись со всеми остальными преградами, которые появлялись на нашем пути, — приподняв ее подбородок, я всматриваюсь в эти прекрасные голубые глаза, в которые так давно влюбился. — Вспомни, сколько всего мы преодолели — нам удавалось вместе встречать все невзгоды. Не сомневайся, мы добьемся своего и сейчас.

— Не буду, обещаю.

Я бережно поднимаю Эверли наверх, и остаток ночи мы медленно исследуем друг друга. Каждый поцелуй был долгим. Каждое прикосновение будило страсть.

— Я люблю тебя, — шепчу я, пока наши тела двигаются в унисон под лунным светом.

— Я люблю тебя, — отзывается любимая, когда волны удовольствия идут на спад.

Любовь была ценностью. Мы знали об этом больше других, ведь на протяжении лет не единожды забывали друг друга. Но это запомнили.

Любовь всегда запоминается.

Позже мы принимаем душ, я мою Эверли голову, и мы смываем пот с нашей кожи. А потом просто возвращаемся в кровать, уставшие и довольные проведенным вместе временем. Когда я оборачивал одеялами наши обнаженные тела, было уже поздно, и серебряная луна высоко поднялась в небе.

— Я откажусь от своего места в кулинарной школе, — говорит Эверли, и ее голос прорезает счастливую тишину, словно зазубренный нож.

Я замираю, в темноте повернувшись к ней. Слабый свет луны выхватывает взгляд девушки, отобразив ее грусть и сожаление.

— Почему? — растерянно спрашиваю я.

— Слишком много всего происходит, — тихо произносит она. — Занятия должны были начаться через две недели, и…

— Что и?

— Не думаю, что могу себе это позволить, — застенчиво признается Эверли.

Ее признание приносит мне боль, словно меня ударяют в живот. Она права. Кроме этого дома, который сейчас только наш, чтобы обеспечить видимость обычной жизни ради нашей цели, мы совершенно бедны.

На моем счету нет ни копейки.

Прежде чем соображаю, что делаю, я смеюсь.

А потом еще раз, просто скатившись на пол.

— Ты действительно думаешь, что это смешно? — спрашивает Эверли, и выражение ее лица искажается в абсолютном непонимании, когда девушка поднимает настольную лампу выше, чтобы лучше меня увидеть.

Схватившись за бока, я пытаюсь взять себя в руки.

— Нет, прости. Не думаю, что твой отказ от школы является чем-то забавным. На самом деле, я считаю, что все наоборот. И так не пойдет. Однако смеялся над тем, что я бедный — сам мистер Денежный Мешок теперь на мели? Да, как по мне, это довольно смешно. Не думаешь?

Наблюдаю, как девушка переваривает то, что я сказал, а потом вдруг закатывает глаза и с ее губ срывается смех.

— Можешь себе представить, что делал бы ты прежний? Со всеми этими часами?

— А костюмы? Боже мой, столько костюмов. И обуви. Моей чертовски дорогой обуви.