Запрыгнув в машину, Дэлия взглянула на Ингу.

– Спасибо тебе еще раз за гостеприимство. И, пожалуйста, не смотри на меня так. – Она захлопнула дверцу, опустила стекло и включила зажигание. Повысив голос, чтобы перекричать шум мотора, она добавила: – Со мной все будет в порядке.

– Не в этом дело, Дэлия. Знаешь, ты до сих пор не рассказала мне ничего о своем свидании. Ты дважды встречалась с ним, но совсем ничего мне не рассказала.

– А что рассказывать? – пожала плечами Дэлия. – Он был очень мил, мы болтали о куче не имеющих никакого значения вещей и ни разу не переспали, если ты именно это хочешь знать.

– Я вовсе не это имела в виду, Дэлия, – сурово проговорила Инга. – Не понимаю, почему вы, молодежь, не можете думать ни о чем, кроме секса.

«Отличные прощальные слова», – подумала Дэлия.

Улыбаясь во весь рот и весело помахав рукой, она нажала на газ, и автомобиль рванул со стоянки на шоссе. В этот ранний час движения не было. Быстрее, быстрее! Стрелка спидометра неумолимо отклонялась вправо, вид из боковых окон сливался в неясное пятно, шины жадно глотали одну за другой желтые линии разметки. Быстрее, быстрее, быстрее! Скорей, скорей, скорей!

* * *

Звук мощных реактивных двигателей изменился, гидравлический привод шасси с визгом сработал, и самолет, казалось, остановился и завис в воздухе между небом и землей. На какое-то мгновение Дэлия почувствовала, что ее охватил смертельный ужас. Она ненавидела летать, а Средиземное морс за квадратным иллюминатором казалось таким близким, что она не могла избавиться от чувства, что самолет своим брюхом касается воды; казалось, что если он в следующее мгновение не наберет скорость, то пойдет ко дну, как гигантская бомба.

У нее стало закладывать уши. Чувствуя, что пересохло в горле, она пару раз тяжело сглотнула и облизнула губы. Затем скорчила гримасу. Во рту было сухо и противно, как с похмелья. Герметически закупоренные салоны самолетов всегда действовали на нее таким образом.

Она напрягла мышцы под привязным ремнем и заерзала в кресле. Снова это неприятное ощущение покалывания, снова этот зуд в области лобка. Ей потребовалось удерживать себя от того, чтобы не протянуть вниз руку и не начать яростно чесаться. Волосы, которые она всегда сбривала по настоянию Жерома, снова начали отрастать.

Вот еще, подумала она, сжав губы и с радостью хватаясь за любую мысль, отвлекавшую ее от полета. Больше она никогда не станет брить волосы там, внизу живота, и они буйно и пышно разрастутся. Даже если ей придется завивать их на бигуди и причесывать.

И пусть Жером со своими извращениями катится ко всем чертям. Волосы принадлежат ей и только ей, и она будет делать с ними все, что ей заблагорассудится. То, что отныне ее лоно забудет о бритве, как ничто другое будет символизировать степень ее вновь обретенной независимости: независимости от всех мужчин, а уж от таких, как Жером, – и подавно.

Она вновь бросила взгляд в иллюминатор. Невероятно, но самолет все еще продолжал снижаться; поверхность моря была уже так близко, что, казалось, протяни руку и можно будет коснуться верхушек волн. Но тут, к счастью, небеса сжалились над ней, и навстречу колесам помчался серый бетон взлетно-посадочной полосы; самолет дважды подпрыгнул и покатился по твердой поверхности. У нее вырвался вздох облегчения. Израиль. Наконец-то она дома.

И вдруг, совершенно неожиданно, без всякой видимой причины, ее охватило странное чувство, что время сжалось и что на самом деле она только вчера уехала из дома и спустя всего лишь день возвращается. Но, конечно, это было глупо. Даже самолет представлял собой наглядное опровержение этой иллюзии. Она улетала на стареньком потрепанном DC-3, а возвращается на огромном, блестящем реактивном самолете. Много-много лет пролегло между этими днями.


Он видел, что все находятся на своих местах, занимая стратегические точки по всему аэропорту Бен-Гурион. Когда Халид Хассан, стараясь не отставать от красивого молодого сопровождающего авиакомпании El Al, проходил мимо знакомых лиц, в его глазах мелькала лишь искорка узнавания. Они, в свою очередь, тоже, казалось, не замечали его. Их роль сводилась к простой подстраховке, и ничто не указывало на связь между ними. Если один из них провалится, то не сможет потянуть за собой остальных.

Шествуя по оживленному терминалу, Халид чувствовал, как сопровождающий VIP время от времени поглядывает на него, но не испытывал при этом никакого беспокойства. Это не более чем простое любопытство, думал он, вероятно, его удостаиваются все пассажиры первого класса.

И все же было что-то, что беспокоило сопровождающего VIP, что не укладывалось в привычные рамки, и это чувство не давало ему покоя. «Этот человек странным образом кажется мне знакомым, – невольно думал Эли Левин. – Я мог бы поклясться, что уже где-то видел его лицо. Но где? И почему я никак не могу это вспомнить?»

Темные глаза Эли вновь обратились в его сторону. У бизнесмена было смугловатое лицо; возможно, по происхождению он итальянец, араб или еврей – трудно сказать точно. Особенно когда речь шла об американце, если верить его паспорту. Но он, без всякого сомнения, был бизнесменом, и к тому же преуспевающим: уверенная походка, билет первого класса и прекрасно сшитый, совершенно новый костюм.

Теперь, когда он об этом подумал, Эли вдруг понял, что все вещи этого человека были совершенно новыми: блестящие ботинки, рубашка и даже его серый чемоданчик «Самсонайт» из литого пластика, который прошел через рентгеновский монитор, не вызвав никаких вопросов. Похоже, все надетое на нем куплено только что.

«Так что же меня в нем беспокоит? – спрашивал себя Эли. – То, что все слишком новое?»

Эли рассмеялся про себя. Вот уж точно, работа начинает сказываться на нем. Принятые в аэропорту тщательные меры предосторожности и его собственная антитеррористическая подготовка привели к тому, что ему повсюду стали мерещиться призраки. Поэтому он беспрестанно оглядывался и с подозрением смотрел на окружающих, Не зря мать всегда говорила ему, что у него богатое воображение.

«Но тогда почему, почему у меня такие липкие руки? Почему я чувствую, что на затылке шевелятся волосы?»

«Потому что у тебя слишком живое воображение», – ответил он самому себе.

У Эли Левина не будет времени пожалеть о том, что он не прислушался к тревожным звоночкам, звучавшим у него в голове. Навстречу шла группа туристов, перекрывая им путь. Эли с бизнесменом пришлось протискиваться мимо них, касаясь стены плечами.

«И еще одно, – вдруг мелькнуло в голове у Эли. – Когда бизнесмен проходил через чувствительный металлодетектор, возможно, самый чувствительный в мире, сигнала не последовало. Следовательно, при нем не было ни монет, ни часов из нержавеющей стали, ни ключей».

И тут прямо перед ним выросло еще одно препятствие. Женщина, чье лицо было ему незнакомо, с дежурной улыбкой стояла у двери, на которой висела табличка: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Им придется протискиваться мимо нее, чтобы обойти эту орду туристов.

В тот самый момент, когда они подошли к ней, любезная улыбка на лице женщины стала еще шире, и она нажала на дверную ручку. Дверь широко распахнулась прямо перед Эли.

Он оказался в ловушке, зажатый между полуоткрытой дверью с одной стороны и бизнесменом с другой.

С быстротой молнии бизнесмен со всей силой грубо толкнул его локтем и ловко впихнул в темную комнатку. Искры посыпались из глаз Эли. Из груди его вырвался хрип, он согнулся пополам. Дверь с шумом захлопнулась.

Спустя мгновение над головой у него замерцали лампы дневного света.

«Халид!» – внезапно озарило Эли. В эту долю секунды он вспомнил, где уже видел это лицо: он видел его бессчетное количество раз, но ни разу чисто выбритым. На всех нечетких фотографиях террорист был запечатлен бородатым, в армейской форме и национальном арабском головном уборе.

Но было слишком поздно. И это мгновенное узнавание, и это шепотом, со страхом произнесенное имя были последним, что довелось испытать Эли в жизни. Одна рука Халида взметнулась, умелым движением зажав ему рот и лишив возможности издать еще какой-либо звук, затем другая рука, словно тисками, обхватила его шею. Глаза Эли расширились от ужаса, он хотел закричать. Но тут его кости хрустнули, и он вяло, как тряпичная кукла, безжизненно соскользнул на пол. Смерть наступила мгновенно.

Три минуты спустя, переодетый в безукоризненно-чистую форму Эли, Халид небрежно вышел из комнаты, поправил галстук – и, вовремя спохватившись, отколол табличку с именем Эли. Сунув ее в карман, он уверенным шагом направился в сторону зала прилета.

Взглянув вверх на мониторы, он удовлетворенно улыбнулся. «Израильтянам можно верить, – подумал он. – Рейс 1002 из Нью-Йорка прибыл точно по расписанию».


Дэлия была первым пассажиром, покидавшим самолет, и с удовлетворением увидела, что, как и обещала секретарша Пэтси, у дверцы ее ждет сопровождающий VIP. Она одарила его теплой, благодарной улыбкой.

Он вежливо улыбнулся в ответ, но она успела заметить его странно холодный, оценивающий взгляд.

– Если вы дадите мне ваш паспорт и багажные квитанции, мисс Боралеви, – сказал он, – мы сможем избежать обычных формальностей.

Дэлия кивнула и, порывшись в сумочке, вручила ему билет и израильский паспорт в тонкой кожаной обложке с золотыми уголками – рождественский подарок Жерома – еще одно напоминание о нем, которое ей придется запрятать подальше.

Сопровождающий был воплощением деловитости: ей пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать от него, когда он торопливо вел ее мимо выстроившихся в очередь пассажиров, прибывших рейсом из Афин. Махнув паспортом Дэлии перед лицом сидящего за стойкой офицера, он кратчайшим путем повел ее по шумному проходу к выходу.

Огромный проход был забит прибывшими и отправляющимися пассажирами. Дэлия посмотрела по сторонам. При виде написанных на иврите вывесок у нее комок застрял в горле.