Добро помочь дурному не могло,

Как доброму помочь не может зло.

— О Тигр, взмолился Брахман, я был к тебе великодушен в надежде на благодарность. А ты хочешь отплатить мне злом! Ведь не даром говорят: «Не твори зло тому, кто пришел с добром».

— По нашей вере за добро надо платить злом, — отвечал Тигр. — Если не веришь мне, спроси у кого-нибудь еще. Как он скажет, так я и сделаю.

Брахман согласился. А в том лесу, в джянгл, то есть в джунглях, рос старый Баньян.

— Мама, а что это за дерево, баньян? Я его не знаю и никогда не видел, — таинственным голосом спросил Бету.

— Это, дети, огромное, раскидистое дерево с целым лесом стволов. Из ветвей индийского баньяна образуются воздушные корешки, которые спускаются до земли и укореняются. Воздушные отростки быстро разрастаются. Их стволы становятся толстыми, как слоны. Под сенью такого баньяна может расположиться целая деревня, настолько велика его крона… Но на чем я остановилась?

— В тех джунглях рос старый Баньян, — подсказала Алака.

— Спасибо, дочурка. Тигр с Брахманом подошли к старому Баньяну. Тигр попросил рассудить их, и тот ответил:

— Тигр говорит, что на добро следует отвечать лишь злом. Слушай же, Брахман! Я стою на дороге и дарую тень путешественникам, молодым и старым. Умирая от жары, они спешат укрыться под моей кроной, а потом, когда отдохнут, уходят, обрывая мои ветви, чтобы уберечь голову от солнца и делая из моих сучьев посохи. Теперь ответь мне, разве несправедливость не плата за благодеяние?

— Ну, что скажешь, почтеннейший? — обрадовался Тигр.

— Давай спросим еще кого-нибудь, — предложил Брахман.

Пройдя несколько шагов, Тигр задал тот же вопрос Дороге.

— Конечно, прав Тигр, — ответила она. — Послушайте, уважаемые! Разве путники, торопясь по своим делам, когда-нибудь поминают меня добрым словом? Кто, как не я, облегчает им путь к намеченной цели, а они в благодарность поливают мою грудь нечистотами. Вот и вы сейчас будете топтать меня ногами.

— Поищем третьего, — сказал Брахман, — если и он скажет то же самое, пусть будет по-твоему!

И они отправились дальше. Видят, на холме сидит Шакал.

— Эй, Шакал! — закричал ему Тигр. — Не бойся нас, мы хотим только кое-что спросить у тебя!

— Не соизволит ли господин сказать все, что он пожелает, издали? — спросил в ответ Шакал. — Не то у меня, немощного, последний ум вылетит.

— Этот Брахман был великодушен ко мне, — стал объяснять Тигр, — а я намерен отплатить ему неблагодарностью. Что ты об этом думаешь?

— Дело, о котором вы изволили доложить, недоступно моему слабому разумению, — почтительно ответил шакал. — Человек самого могучего сложения все равно, что комар перед шахиншахом зверей. Как же он сумел оказать вам милость? Я никогда в это не поверю, пока не увижу все своими глазами.

— Иди с нами, покажем, — согласился Тигр. Посадив Брахмана на спину, он двинулся вперед, а Шакал поплелся сзади. Вскоре все трое пришли к клетке. — Анита прервала рассказ и тихо спросила: — Вы спите, дети?

— Нет, нет! Что ты, мама! Рассказывай дальше! — в один голос попросили ее Бету и Алака.

Анита, понизив голос, продолжала.

— Итак, они подошли к клетке.

— О Шакал! — воскликнул Брахман. — Тигр был заперт в этой клетке, а я освободил его. Скажи нам, что ты об этом думаешь?

Шакал рассмеялся:

— Как же такой огромный Тигр мог поместиться в столь маленькой клетке? Пусть он при мне войдет в нее, ты свяжешь его по-прежнему, а потом освободишь. Тогда я рассужу вас.

Тигр вошел в клетку, а Брахман стал связывать его.

— Клянусь Всевышним, — произнес Шакал, — мне никогда не решить ваше дело, если ты не свяжешь его точно так же, как было.

Брахман крепко затянул веревку и, закрыв дверь, сказал:

— Гляди, вот так она была заперта!

— Видно у тебя отшибло камнем ум, — воскликнул Шакал, — если ты был великодушен к такому злодею! Ноги и руки тебе надо отрубить за то, что ты освободил его! Иди же теперь своей дорогой. Враг твой побежден…

— Вот так, дети, силу физическую победил разум! — закончила Анита. — Потому и соизволил сказать Всевышний: «Зеркало своего величия даровал я человеку».

— Спасибо, мамочка, за сказку! — наперебой благодарили ее дети и попросили: — Еще о слонах расскажи, ма! Ты ведь обещала!

— Нет, нет! Пора спать! — и она запела колыбельную:

Засияли на небе

Звезды и луна…

И пришла на улицу

Ночь темным-темна…

Спи, дружок, закрой глаза,

Посмотри кусочек сна.

Ночь в короне золотой

Вам навеет мир другой.

В нем по круглым облакам —

Белой благодати —

Нагуляться можно вам,

Лежа на кровати.

В царство фей мы все войдем

И построим чудный дом…

Полная луна, задев краешек окна, тихо и мягко поплыла дальше… Утомленное детское любопытство и фантазии вместе с колыбельной песней и лунным светом потонули в безмятежном и легком сне.


Проснувшись, Берджу позвал Бахадура. Но это было излишне. Тот, виляя хвостом и вытягиваясь по земле, уже находился у ног своего хозяина.

Они тихо вышли со двора и отправились в окружное управление за продуктовыми карточками для детей.

Эти карточки были результатом бурной деятельности Аниты, которая обратилась в местные власти, а также в панчаяты — кастовые советы с просьбой о помощи детям Берджу. Там она почувствовала себя прежней: уверенной и настойчивой Анитой, дочерью брахмана. Результаты не замедлили сказаться: Берджу получил минимальное пособие на детей, даже не подозревая о том, что это постаралась Анита. Так что в данном случае его гордость совершенно не пострадала. Просто в один прекрасный день к нему в дом явился агент и попросил расписаться в протоколе, где значились его дети, нуждающиеся в материальной поддержке. Сегодня был последний день, когда можно было получить карточки на продукты питания по самым низким ценам штата Махараштра.

Бету, не найдя Бахадура на месте, взял ведро и направился к водопроводной колонке. Едва он повесил ведро на выступающую, словно морда носорога, переднюю часть колонки, как услышал легкое шуршание шин по дороге. Оглянувшись, он увидел, что к их дому подкатил «ауди». Его водитель, который показался Бету знакомым, открыв дверцу автомобиля, подозвал к себе Бету.

— Ты, случайно, не знаешь, где живет Анита?

На заднем сидении машины Бету увидел женщину. Он спокойно набрал воды и, не говоря ни слова, направился к дому.

Хозяин машины выругался сквозь зубы, но вдруг увидел Аниту, которая вышла из дома.

— В чем дело, Бету? — донеслось до его слуха.

— Какой-то дядя спрашивает, где живет Анита, — глухо ответил мальчик и поставил ведро на лавку.

Анита и Бету быстро вошли в дом и плотно прикрыли за собой дверь.

Авенаш и Кишори были некоторое время в замешательстве, решая, входить или подождать.

— А если она выгонит нас? — раздраженно спросил у матери Авенаш.

— Не выгонит, пойдем! Ты ее законный муж и должен забрать жену домой. О чем может идти речь? Открой дверь, я пойду первой, а ты — за мной.

Мать и сын, слегка сжавшись, неуверенно направились к дому… Минуту постояв в нерешительности, Кишори взялась за металлическую скобу двери и дернула ее на себя. Дверь не открывалась. Тогда Авенаш толкнул ее внутрь, и она со скрипом распахнулась. В темном проеме дверей стояла Анита. Ее глаза гневно сверкали.

— Ох! А я подумала, что нам уже никогда не найти тебя! — льстиво залепетала свекровь.

— Весь город обошли! — Стараясь говорить естественно и просто, дополнил Авенаш, протискиваясь в дверной проем.

Сын и мать, оттеснив Аниту, проникли в помещение хижины.

— На телевидении были! — изображая озабоченный вид, сообщил Авенаш.

— В полиции были! — нежным голосом подвывала Кишори.

— Где только не были, — врал сын, — и, наконец, нашли! — Он бросил на Аниту взгляд, в котором сквозила затаенная злоба.

— Да! — подобострастно подтвердила свекровь. — Дорогая, почему ты так переменилась к нам… Даже не знаю, как сказать, — она на мгновение заикнулась, изображая подступившие слезы, — но наш дом осиротел без тебя, словно душа из него ушла, — произносила она банальности, безуспешно пытаясь придать своему голосу страдальческие нотки и глядя на холодную, неприступную Аниту. Ее душила ненависть к невестке, и она с трудом сдерживалась, чтобы не выйти из роли.

Авенаш помогал ей, как только мог, вовремя «подставив плечо».

— В самом деле, стало как-то неуютно… — грустно проныл он.

— Послушай, доченька, — более уверенно продолжала Кишори, — муж имеет право на свою жену! — как скользкая чешуйчатая кобра, выползла из ее уст фраза, сказанная пресмыкающимся тоном.

— А как же иначе! Хранительница очага! — громко декламировал Авенаш прописные истины.

— Да, да! — подхватила свекровь. — Домашняя богиня!

Анита резко отвернулась. Потом посмотрела на пришельцев с гневом и презрением, и они замерли, чувствуя, что она сейчас их выгонит. Хозяйка, сдерживая себя, проговорила с напряжением в голосе:

— Значит «домашняя богиня»?! — Ее лицо побледнело. — И эту «домашнюю богиню» вы выгнали на улицу, вон, да?! Доверили ее честь пьяным бездельникам?! Я уже сто раз могла умереть с голоду под любым забором. И вы бы не уронили ни одной слезинки… Не так ли?! — глаза Аниты метали молнии.

Кишори стало не по себе. Ее голова задергалась. Она искала нужные слова, но они не приходили на ум.

— Да что там говорить! — махнула рукой дочь брахмана, бросив на них уничтожающий взгляд. Ей было противно, стыдно и жутко. — Убирайтесь! — вдруг закричала она истошным голосом. Казалось, что вот-вот с ней случится припадок. Она вся трепетала, дрожали ее руки. Отступив на шаг назад и поправив спустившуюся на лоб прядь волос, она произнесла сдавленным голосом в наступившей тишине: — Я умерла в тот день, когда вы поступили так бесчеловечно. Убирайтесь!.. Кто разрешил вам называть меня «дочерью»? — обращаясь к свекрови, медленно спросила она, уперев руки в бока. — А?! Ты, змея, — она двинулась на свекровь, — осмелилась назвать меня так! А ты? — повернулась Анита к Авенашу. — Ничтожество! Как ты посмел после всего, что произошло, называть меня… «своей женой»?! Посмотри на себя, шакал несчастный! Убирайся отсюда и отряхни пыль со своих английских башмаков. Вон отсюда!