Решено — она сделает это в ближайшие дни, пока Никита не укатил в свою Францию. А не сделает — пусть её покарает судьба… От принятого решения стало спокойнее на душе, жившей под сердцем, и сон снова подкрался к ней, навалился, словно тёплое одеяло, обволакивая покоем и безмятежностью…

Никита заехал к ней днём, морозным и метельным, одним из тех, когда хочется сидеть дома, держа в руках чашку обжигающего чая, и кутаться в тёплую шаль. Обнял Алину, заведя за её спину руки; в одной из них болталась коробка с пирожными, любимыми Алинкиными эклерами.

— Проходи на кухню, — соблюдая приличия, она выскользнула из объятий, — буду тебя чаем отогревать. Я одна, мои не скоро вернутся.

Алина мельком взглянула в зеркало, нервным жестом поправила волосы. Симпатичная, но Алинин гость совершенно равнодушен к её красоте. Возмутительно, но факт. А ведь только для него подкрашены тушью ресницы и тронуты розовой помадой губы; может, он сам захочет прикоснуться и завладеть ими, нежными и чувствительными, и повести Алину в страну любви? Боже, что за дикие мысли приходят ей в голову…

Рассказать Никите о предложении Макса? Или потом, перед его уходом? Она чуть не уронила чашку, свою любимую, с забавной рожей и надписью: «Всё будет круто». Если б круто… Вздохнула.

— Алинка, ты чего вздыхаешь, как столетняя бабушка? Что-то случилось? Говори, я же вижу — что-то не так?

— Макс сделал мне предложение, — упавшим голосом произнесла она.

— Ого! Ну а ты?

— Согласилась, дурочка…

Она прикусила губу, потому что на глазах появились слёзы и никак, никак не затолкать их обратно…

— Да ты чего, Алинка? Предсвадебный мандраж? Макс хороший парень. Сделает тебя самой счастливой на свете.

Нет- нет! Только один человек на это способен, тот, который смотрел сейчас на неё глазами цвета осеннего неба и протягивал руки, чтоб утешить свою подругу.

— Иди ко мне!

Никита обнял её, погладил по спине, утешая, как маленького ребенка. Как уютно в кольце его рук, она готова провести здесь целый час. Да что там, целую вечность. Он поцеловал в макушку, но Алина, отстранившись, протянула ему губы. Они ждали, эти пухлые, требовательные губы, настоящего поцелуя.

— Алинка, не хулигань, сама же потом…

Она не дала ему договорить, не дала вырваться неправильным словам, словам сожаления или упрёка. Накрыла своими эти сопротивляющиеся губы, зацепила неумело, прижалась к ним. Как умела, как могла. И будь что будет! Поцелуй любимого, оказывается, вот он, секрет счастья. Горячая волна желания молнией прошла по телу, лишив разума. Какая-то дикая, первобытная удаль заставила Алину терзать его губы, переключаясь на щёки, шею, едва заметную горбинку на точёном носу, а потом снова и снова возвращаться к любимым губам, стараясь не смотреть в изумлённые глаза Никиты. А руки уже расстёгивали его рубашку…

— Остановись… — хрипло прошептал он.

Нет, она не будет послушной, лишь голос тела будет руководить в этот миг её действиями. Прочь блузка и бюстгальтер, и Алина уже прижалась жёсткими от возбуждения сосками к его обнажённой груди.

— Алина… Это нечестно… — он мягко отстранил её от себя.

— Никита, прошу… Мне встать на колени? — она медленно сползла вниз по его телу. — Видишь, как я прошу тебя… Как никого, как никогда…

С каким-то первобытным вздохом он потянул её на себя, вскинул на руки, словно пушинку, и понес в комнату. Белые створки распашной двери медленно закрылись за его спиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вечером никак не получится, Макс, — Алина поморщилась от собственного вранья. — Иду на пробы, сколько там протолкаюсь, не знаю. Давай завтра встретимся?

Завтра она ещё одну отговорку придумает. А что делать? Как ей в глаза Максу глядеть? Неверная невеста, почти что жена. Алина ненавидела себя, бессовестно, безоговорочно счастливую. Она положила руки на грудь, туда, где были его руки и закрыла глаза, вспоминая вчерашний день. Этот зимний, самый лучший день в её жизни, начавшийся так обыденно, она никогда не забудет, хоть сто лет проживёт. Потому что произошло невозможное и прекрасное, так не бывает, нет. Но вот по какой-то прихоти судьбы это всё же случилось с ней. По сути дела, она заставила Никиту любить её, просила и, кажется, даже унижалась, но разве любовь может быть унизительной?

Алине надо подумать обо всём, а ещё понежить себя воспоминаниями, снова и снова вызывая в памяти картины их любви. Краснеть, и улыбаться. Радоваться и ужасаться… Она никуда сегодня не пойдёт, пропустит даже занятие Льва Сергеевича, за что ей обязательно влетит от строгого преподавателя…

Алина устроилась на диване с книгой в руках, но учёба на ум не шла, среди строк великого Станиславского смотрели на неё изумлённые глаза Никиты. Он был искренен в своей любви, когда целовал её плечи и грудь, когда прижимал к себе быстрыми горячими руками. Его губы, его томившие тело ласки не обманывали, нет… Девушка закрыла глаза, растворяясь в своих драгоценных воспоминаниях.

Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Кто это? Она никого не ждала. Может, Никита? Вернулся, чтобы снова любить её, ещё сильней, ещё горячей? Понял, что Алина нужна ему? Она и только она? Алина спрыгнула с дивана, помчалась в прихожую. У зеркала махнула щёткой по волосам, покусала губы, чтоб были ярче, чтоб были желаннее. Распахнула дверь.

Макс, замёрзший, нахохлившийся, как воробей в зимнюю стужу, шагнул ей навстречу.

— Алин, ты не заболела? — откинув капюшон куртки, он всмотрелся в её лицо. — Решил заехать к тебе в институт, а тебя нет на занятиях.

— Не волнуйся, лёгкое недомогание, — на долю секунды Алина отвела глаза. — У девушек так бывает. Проходи.

Вот, дрянь, она совсем завралась. Да как ловко у неё получается, сразу сообразила, что сказать. Но как же тяжело врать тому, кто тебе доверяет. Это маленькая, гадкая подлость. Так нельзя, уже придушить себя хотелось… Может, признаться ему в том, что произошло вчера? Сказать, что влюблена в другого и от одного его взгляда теряет голову? Собственно, уже потеряла. И голову, и совесть…

Нет, никогда Алина не произнесёт вслух того, что даже выговорить невозможно. Это как удар в спину, подлый тем, что нанесён самым близким человеком. Она представила, как побледнеет Макс, как взглянет беспомощным взглядом, а потом скривится от боли его лицо и залягут жёсткие складки у губ. Может быть, навсегда…

— С тобой всё в порядке, Алина?

— Да, — едва не сказав «нет», она тряхнула головой. — Проходи. Мама пирог испекла, будешь?

— Буду, — он повеселел, бросил куртку под вешалку, не сводя с неё глаз.

С невероятной скоростью поглощая кусок пирога со сливовым джемом, Макс рассказывал, как идут дела в его фирме по продаже раритетных автомобилей. Уже продан красавец Кадиллак восемьдесят первого года и приобретена неплохо сохранившаяся Победа, которая, он уверен, после хорошего ремонта быстро найдёт покупателя.

Алина слушала его, подперев рукой подбородок. Выглянувшее скупое солнце позолотило его стриженую макушку и сильные руки, сжимавшие кружку с чаем. Надёжные руки… Какой он всё-таки хороший парень, что же ей ещё надо? Отлично сложён, высок и мускулист, успешно развивает с «нуля» свой бизнес. Да, он такой, её жених, её будущее, любая девчонка сочла бы за счастье любить Макса. И Алина будет его любить. Как сумеет, как получится. А то, что с Никитой случилось, вчерашние несколько минут ворованного счастья, так это только один раз. Она клянется сама себе, что такого больше не повторится. Никогда! Или разрази её гром!‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

‌‌‍Глава 10


Потискав в руках подушку, Никита перевернулся на другой бок. Зеленые цифры электронных часов на стене показывали два с минутами. Слабый свет луны проникал сквозь неплотно закрытые шторы, неуютный, мертвенно бледный, наверное, именно он не давал ему уснуть. Но нет, себя не обманешь, это встреча с Алиной, так неожиданно завершившаяся, не давала Никите покоя.

Как он мог?! Какие дьяволы, притаившиеся внутри, заставили его коснуться Алинкиного тела? Никита поморщился, вспоминая, как он подхватил её на руки, такую лёгкую, такую желанную… И даже не вспомнил об Ане, как будто и не было любимой девушки в его жизни.

Никита отбросил одеяло, сел, свесив ноги, на край кровати, всё равно не уснуть. Как она была хороша… Алинка, прости, если сможешь, хотя вряд ли это можно простить. То, что он сделал, отвратительно, но это произошло словно против его воли. Тело-предатель само всё решило, потребовало плотской любви. Когда он в последний раз был с женщиной? Давным-давно. Там, во Франции, стране любви и греха…

Черноволосая Мишель, случайная подружка, как-то встретившаяся Никите в баре знойным летним вечером, была хорошей любовницей, опытной и неутомимой, большой любительницей экспериментов в постели. Блудница, начисто лишённая стыда, она несколько месяцев обучала его науке любви. Насытившись, закинув на его живот загорелые ноги, рассказывала о секретах женского тела, учила интимным ласкам. Секс с Мишель, как американские горки, то страстный и быстрый, то неторопливый, тягучий, медленно доводящий до исступления. Она могла захотеть его посреди улицы и, схватив за руку, затаскивала в подъезд, где, возбуждённый чувством опасности, стонами и непристойными ругательствами Мишель, Никита любил её на грязном холодном подоконнике.

Но учеба закончилась, и Мишель с дипломом дизайнера уехала в свой Руан. Привыкший к жарким ночам он долго маялся после её отъезда, скучал по гладкому женскому телу, дарившему небывалое наслаждение, и алым жадным губам, твердившим ему о любви.

Надо попробовать уснуть. Никита лёг на смятую простыню, натянул на голову атласное одеяло. Скоро ему уезжать, но он ещё не разобрался с Таисией, Аниной опекуншей. Есть хороший способ вырвать Аню из этого ада — жениться на ней. Эта мысль уже приходила Никите в голову. Всё равно он Аню не оставит, их свадьба — лишь вопрос времени. Жанна смеялась, узнав об этом, но всё же одобрила его кардинальное решение. А вот отец…