А ещё здесь задирают головы, восторженно замирая перед величественными памятниками архитектуры, в которых застыли в вечности ушедшие столетия. Кругом, куда ни глянь, живая история. Старинные здания ставшей родной Сорбонны, бульвар Сен-Мишель, музей Средневековья. И шпиль Пантеона, монументального сооружения, знаменитой усыпальницы, где покоятся великие французы Вольтер, Гюго и Дюма, ярко выделяясь на синем небе, прямо перед его глазами. Особенно красив Пантеон в сумерки, освещённый как будто из-под земли, и этот свет уходит высоко в небо. Грандиозное сооружение напоминало Никите о родном Исаакиевском соборе, и сразу становилось понятно, как он скучал по Питеру.

Как всегда, при воспоминании о доме, защемило сердце. Дом и звал его, и отталкивал. Не всё там хорошо. Прежде всего, это связано с Аней, вот кто добавил ему седых волос. Не хочет она быть с ним, а то, что уходит, мы стремимся обязательно догнать, вернуть и держать рядом. Наверное, он сделал не всё, что мог, чтоб вытащить Анну из той жизни. Перед отъездом Никита звонил ей, отсылал смс-ки и даже написал, по старинке бросив письмо в почтовый ящик, но она не отвечала. Позвонила только один раз.

— Никита, прошу, забудь меня! — сказала быстро и взволнованно, её тихий голос радостью отозвался в его сердце.

— Но почему, Аня, почему? Я не хочу тебя забывать, да и ты…

— Пойми, так случилось, только в церкви мне легко и радостно, — перебила его Анна. — Среди свечей, среди ликов святых… Вот моя жизнь…

— Разве это жизнь, Ань? Жизнь ярче, шире, многообразней, подумай об этом! — он почти кричал, пытаясь пробиться к её разуму, к её сердцу. — Ты молода! На какую жизнь ты себя обрекаешь? Лет через тридцать вернёшься к своим святым…

— Прощай, Никита, мне надо идти…

— Стой! Аня, не глупи! Ты нужна мне, — произнёс он быстро, понимая, что она сейчас исчезнет, и непрозвучавшие слова надолго останутся внутри, застрянут там жёсткими комьями. — Я буду ждать твоего звонка! Подумай обо всём ещё раз, прошу…

Но только равнодушные короткие гудки зазвучали ему в ответ…

Вздохнув, Никита устроился на скамейке у знаменитого фонтана Сен-Мишель с изображением святого Михаила. Здесь, у этого притягивавшего взгляд фонтана, торжественного и прекрасного, назначают встречи влюблённые парочки. Достал телефон. Сейчас он сделает попытку дозвониться до Ани, и может, ему повезёт.

Но телефон ожил сам, будто ждал, когда его возьмут в руки. Ого! На экране высветилась фотография Лили.

— Никита, я в Париже! — не здороваясь, звонко прокричала Лиля в самое ухо. — И я счастлива! Но буду ещё счастливее, когда увижу тебя!

Лилька… Человек-праздник… Он тоже будет рад встрече.

— Привет, почти сестра! Вот так сюрприз! — засмеялся Никита. — Ты где остановилась?

— Нигде. Надеюсь на твою берлогу, Ник, пустишь? На недельку, не больше, так что не пугайся сильно, — хихикнула она. — Кстати, я уже в такси.

А куда он денется, с Лилей лучше соглашаться, чем спорить. Потому что спорить с ней бесполезно, будет так, как решила она. Красивые девчонки умеют командовать. Никита продиктовал девушке свой адрес, добавил, что ждёт. Он в самом деле доволен, что его невесёлые воспоминания прервал Лилин звонок. Яркая и шумная, Лиля быстро развеет его лёгкую, ненужную грусть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хронический беспорядок, проще говоря, бардак — это про парижскую квартирку Никиты. Там как Мамай прошёл, потому что, хоть на него это и не похоже, но в последнее время у Никиты не было ни настроения, ни времени заняться уборкой. Бегом поднявшись на третий этаж, он быстро оценил масштаб бедствия, покачал головой. Чтоб его жилище приобрело приличный вид, у парня было минут десять-пятнадцать до Лилиного приезда. За работу! Быстрыми движеньями ловко отправил в шкаф разбросанную по комнате одежду, скрутил и затолкал вниз, в выдвижной ящик, одеяло, валявшееся на диване. На глаза попались носки, как всегда, в нечётном количестве, и недрогнувшей рукой Никита выбросил их в мусорное ведро. Сложнее было разобраться с кухней. Пакеты и коробки, выстроившиеся на столе нестройными рядами, явно просились на место в кухонные шкафчики. Значит, туда им и дорога!

Треньканье дверного звонка раздалось в тот момент, когда Никита расправлялся с раскиданной у дверей обувью. Успел! Аккуратно поставив в обувной шкафчик любимые белые кроссовки от Jordan Mars, он потёр ладонью о ладонь и открыл дверь.

Белокурой фурией Лиля ворвалась в прихожую, взвизгнув, бросилась к нему, обвила руками шею, прижалась пышной грудью. Жаркие поцелуи, которые немедленно достались ему, длились подозрительно долго, и Никита наконец-то сообразил, что с этим надо было что-то делать.

— Лилька, погоди, — отстраняясь, засмеялся он, — задушишь ведь, как голодный удав.

— Ску-ча-ла же, — нараспев произнесла Лиля, — сидишь тут в своей Франции, совсем обо мне забыл, негодник!

Вскинула укоризненно синие, притворно строгие глаза, повела плечом. Хороша, чертовка!

— А где твои чемоданы с нарядами? — произнёс всё ещё немного смущенный Никита. — Чем будешь покорять Париж?

— Там, на лестнице, — Лиля кивнула в сторону выхода. — Занесёшь?

То ли просила, то ли приказывала. Не дожидаясь приглашения, девушка прошла в комнату, с интересом разглядывая обстановку.

— Скромно живут студенты известного на весь мир университета, — сказала она, когда Никита вошёл следом с чемоданом внушительных размеров. — Отец, что, не даёт тебе денег?

— Дает, но… Сама знаешь, какой он мне отец… Не хочу его сильно обременять.

— Да ладно, — Лиля уселась в кресло, вытянула сложенные крестом загорелые ноги в белых босоножках. Крохотные ноготки, покрытые красным лаком, сверкали, как капли крови. — Знаешь ведь, для себя Евгений старается. Будешь в его фирме ценным кадром.

Лучшее б она не поднимала эту тему, не бередила рану. Никита и так собой недоволен, он жил словно чужой жизнью, на чужих хлебах. Зависимость от Медникова тяжёлым грузом лежала на сердце, портила ему жизнь. Неправильно это, нехорошо. А как правильно, кто б объяснил? Жанна пыталась, говорила, что ничего не изменилось, что никуда его не отпустит, он навеки её любимый сын. Жанна — золотой человек, лучше не бывает, а вот Евгений Павлович…

В то утро, когда всё открылось, они сели с ним друг напротив друга, словно враждующие стороны на переговорах, устроились по разные стороны овального стола. Силы, правда, у сторон неравные. Сначала молчали, но вскоре, не выдержав напряжённой тишины, Никита спросил, что же дальше? Ему уйти?

— Нет, — Медников покачал головой. — Скажу честно, Никита, ты мне нужен, — добавил он с неожиданной теплотой. — Ты моя будущая правая рука, надёжный человек в моём бизнесе. Свой человек, понимаешь? — взглянул на парня как-то по-доброму, не по-медниковски. — Карьеру сделаешь блестящую, я помогу. Согласен? Хотя… Я и так всегда найду рычаги воздействия на тебя…

Прозвучало непонятно и угрожающе. Всё-таки никогда Никите не понять этого человека.

— Согласен попробовать. И силы приложить. Но если пойму, что не моё…

— А вот этого быть не должно… Даже и не думай.

— Ник! — голос Лили вывел его из задумчивости. — Ты где витаешь, в каких облаках? Твоя гостья хочет хороший ужин в хорошем ресторане. Это можно устроить?

— Нужно. Давай собирайся, я вызову такси.

А эта девчонка не даст ему покоя. Он вышел на кухню, чтоб дать ей переодеться. Ужин не проблема, а вот с ночлегом будут заморочки. Как-никак, у него всего одна комната.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хорошо бы этот вечер не заканчивался как можно дольше. Хмурясь, Никита перебирал в уме возможные варианты ночлега, которых было негусто, совсем негусто. Раз, два — и обчёлся. Он мог провести ночь на раскладушке, предоставив Лиле свой диван, но это не вариант. В одной комнате с Лилей… Нет. Не стоит подвергать их дружбу проверке на прочность, тёплой летней ночью в городе любви и свободы всякое может случиться. Поехать ночевать к Даниэлю, своему приятелю? Да, пока это лучшее, что пришло ему в голову.

Краем глаза Никита наблюдал за Лилей, извивавшейся в танце в самом центре зала под одобрительные взгляды немолодых французов за соседним столиком. В такт быстрым движениям нежно колыхалась её грудь, и лёгкое шёлковое платье танцевало у Лилиных колен, заставляя мужчин нервничать. Кажется, вечер может перестать быть добрым. Выпитое вино или причудливое сочетание звуков электрогитар, которые неслись с маленькой эстрады, побудило одного из них, раскинув руки, направиться прямо к Лиле.

Никита распрямился на стуле, наблюдая за попытками мужчины заключить понравившуюся девушку в свои объятия. И тут же вскочил, увидев, как Лиля бросила на него испуганный взгляд, в котором ясно читалась просьба о помощи.

— Мсье, пардон, — быстро вклинился между ними, отталкивая похотливые мужские руки, — это моя девушка.

Он схватил Лилю за руку, потянул к выходу, на ходу протягивая кредитку подскочившему официанту.

— Что за фигня! — француз за их спинами разразился бранной речью.

Никита только усмехнулся — как беден набор его ругательств в сравнении с сочным русским матом. В этом его соотечественникам нет равных.

— Ну и ну, — произнёс Никита, когда они благополучно выбрались на улицу. — Завела мужика своим жарким танцем.

— Кто ж знал, что они такие … легковоспламеняющиеся, — засмеялась Лиля.

Её минутный страх прошёл, и хорошее настроение вернулось, эта девчонка не будет долго переживать по пустяковому поводу, её волнения имели очень короткий срок годности.

— Ну, что, домой?

— Да, — Лиля взяла его за руку. — Только прогуляемся немного.