— Миш, ты ничего не путаешь? После моей командировки не прошло и недели. Ты так быстро успел кем-то увлечься? Это на тебя не похоже, — я уже не знала, плакать мне или смеяться, хочу ли я уже продолжать разговор и узнать правду.

— Не тебе судить, что на меня похоже, а что нет, — огрызнулся, вновь вступая в зрительную дуэль. — Нас с ней познакомила мама как раз в тот злополучный день, когда ты устроилась на новую работу.

Работа, работа, опять во всем виновата моя работа! Так вот почему меня так сухо приняли в этой интеллигентной семье в тот день! Но духу сказать о том, что мне там больше не рады, похоже, не хватило сил ни у сына, ни у мамы. Во мне клокотала злость, но я молчала, понимая, что говорить тут что-либо бесполезно. Я сделала большой глоток вина, зажмурилась от нахлынувшей горечи, и вдруг меня осенило:

— Миш! Мы в Италии, завтра нас ждет Римини. Так давай насладимся им из уважения к нашему прошлому. Согласись, нам есть что вспомнить, осталось только поставить красивую точку. Что может подойти для этого лучше, чем путешествие?

— Точку? Тебе совсем безразлично? Ты не хочешь все вернуть? — похоже, мое предложение пошатнуло стратегию Миши построить расставание на обвинении меня.

— Нет, не безразлично, но вернуть ничего не хочу. Пусть будет так, мы переросли эти отношения. Каждого из нас ждет что-то новое.

И очень надеюсь, что мое будущее станет ярче, чем прошлое… рядом с тобой, — подумала, но вслух, разумеется, произнести не осмелилась. Зачем нагнетать? Нам осталось каких-то четыре дня совместного пути, а дальше… каждый пойдет своей дорогой. И мы сможем вздохнуть полной грудью, скинув груз, который тащили все эти годы.

Да, так будет лучше.

Я чувствовала такую свободу и раскрепощенность, будто мне двенадцать лет. Мы теперь просто знакомые, нет смысла что-то выдумывать, чтобы не расстраивать. Отношения — это работа двоих. Так к черту теперь эту работу, буду собой, плевать, нравлюсь или нет. В конце концов, я могу вычеркнуть, забыть.

Хотя, конечно, это уже крайности. Но, Господи, в моей жизни больше не будет вездесущей мамы Миши!

Мне кажется, будто моя самооценка сбросила какой-то тяжёлый груз и воспарила. удивительно, меня же практически бросили.

И вот оно снова, чувство грядущего счастья, эйфории.

Похоже, светилась я и снаружи, поскольку многие мужчины оборачивались мне вслед, выглянув в мои счастливые глаза. Счастье притягивает людей. Глупо было думать, что счастье придёт ко мне унылой и развеселит. Даже присутствие Миши не смущало потенциальных поклонников. Молодой турист из Франции попросил официанта угостить меня кофе с десертом от его имени, и я, благодарно улыбнулась, приняв скромный подарок, и чуть не прыснула, когда Миша на этот выпад нахохлился, словно воробей.

Оказывается, гулять с бывшим — то еще удовольствие. Одновременно чувствуешь и свободу, и необходимость считаться с ним. Признаться честно, под конец дня, двусмысленность положения меня уже утомила. Иногда я всматривалась в Мишкино лицо, пытаясь найти в нем черты, которые когда-то меня увлекли. Но увы, ничто не екало в сердце, я убеждалась, что поступила правильно. И черт возьми, меня мучила совесть за такое малодушие!

Разумеется, объект, вызывающий ее угрызения, стал меня раздражать. Но мои нервы, закаленные в последнее время, не сдавали, я улыбалась и не портила настроение ни себе, ни ему.

Но чем ближе была ночь, тем больше я волновалась о том, как мы ее проведем. Воспоминания о прошлой ночи заставляли мысли сладостно замереть, но я старалась быстро стряхнуть это оцепенение и мыслить трезво.

Нет, больше я с ним спать не буду, еще чего. И никакой природе тут не победить!

Ну надо же было такому случиться — расстаться в самом романтическом городе Европы. Жалко, что у меня не останется приятных воспоминаний об Италии. Хотя, кто знает, может быть мне еще суждено тут побывать при других обстоятельствах.

Как я ни старалась тянуть время до заселения в отель, но ночевать все-таки надо под крышей, и мы отправились к круглосуточной стойке регистрации. На рецепции нас встретил ряд улыбающихся служащих отеля в бордовой форме с золотыми пуговицами — под стать шикарной обстановке. Это отель, в отличие от венецианского, поражал роскошью, а не очаровывал скромностью. У входа даже, как полагается, стояли швейцар и носильщик со специальной тележкой для нашего багажа, прямо как в фильмах. Я решила, что эти сотрудники точно войдут в мое положение, если нет, то это их обяжут сделать блестящие над головами пять золотых звездочек.

Я с видом деловой дамы сообщила, что произошло недоразумение, и мы забронировали номер с одной кроватью по ошибке. А собирались, само-собой, с двумя, ведь мы же не супруги. Отличное тому подтверждение — разные фамилии.

Девушка за стойкой еле удерживалась от ухмылки, молодые люди переглянулись и оценивающе оглядели Михаила.

Видимо, в инструкциях не сказано, что спорить с гостями не стоит. Девочка вежливо, но настойчиво принялась защищать честь отеля, пояснив, что ошибки не произошло, что мы бронировали именно этот номер, а молодой человек заранее не один раз позвонил и проверил, что кровать будет именно двуспальная. Судя по ее выражению лица, делал это мой зануда очень надоедливо. И, кто бы сомневался, свободных номеров в разгар сезона в отеле не осталось, придется нам ночевать так. Но отель может любезно предоставить мне дополнительное одеяло. Ну хоть что-то.

В этот номер мы зашли уже с опаской, не так, как влетели в милый отельчик в Венеции.

Удивительно, как быстро может стать близкий человек настолько чужим. В воздухе висело напряжение, нам обоим было не комфортно. Думаю, Мишка уже догадался, что жаркая ночь не повторится, и даже заикаться об этом не стал.

Довольно деликатно прикинулся читающим путеводитель, когда я выбралась из душа в одном полотенце.

Умора, можно подумать, он там чего-то не видел.

У меня было одно желание — поскорее уснуть, может к утру мысли прояснятся и станет легче.

Я укуталась в одеяло, чуть ли не подоткнув его под себя со всех сторон, чтобы ни один кусочек моего тела ни касался мужчины, лежавшего рядом. Теперь уже не моего.

И все же мысли витали вокруг него. Я размышляла, каково ему, пыталась представить о чем он может думать, лежа так близко.

Да уж, не дай бог испытать такое еще раз. Каждый раз, когда Мишка ворочался, я делала вид, что не замечаю, но невольно задерживала дыхание, чтобы понять, не дотронется ли он до меня.

Я долго лежала с тяжелым сердцем, не решаясь сказать ни слова. Попросить прощения? Возможно, предложить быть друзьями? Ответом на мои терзания было размеренное сопение Михаила, умиротворенно сжавшегося на крою кровати.

Тяжелые мысли, казалось, не покидали меня и во сне. Не пойму, то ли я спала, то ли бредила в полудреме. Уставший и измученный размышлениями мозг подкидывал моему воображению картины то примирения, то громкого скандала с Мишей. Так нетрудно и с ума сойти.

* * *

Но апофеозом сумасшествия подсознания стал сон, от которого я проснулась в холодном поту. Самое забавное, что приснись подобное мне еще какой-то год-другой назад, я была бы счастлива и сияла улыбкой, нежно глядя на сопящего рядом мужчину, а вовсе не пыталась привести сердцебиение в норму.

Там, где-то в царстве Морфея, я смотрела на себя в зеркало.

Серо-голубые глаза казались особенно большими из-за стараний талантливого стилиста, как и крупные локоны, что мягко спускались по полуобнаженной спине, скрытой лишь за атласной шнуровкой корсета. Приталенное платье, что начинало расширяться в районе бедер, медленно переходя в небольшой шлейф, по краям которого игриво вились белоснежные кружева, делало из меня принцессу из сказки, невесомую, романтичную и какую-то беззащитную.

Прозрачный блеск на губах, и незаметные тени пастельных тонов, чуть подведенные скулы — такое знакомое лицо сегодня было похоже на одно из тех, что взирали с обложек глянцевых журналов, заставляя восхищенно хлопать черными ресницами, уголки которых визажист решила нарастить, делая взгляд более открытым.

Я понимала, что совсем нескромно считать себя красивой, но отражающаяся в гладкой поверхности изящная девушка действительно приковывала к себе взгляд.

Этот день я ждала, его я боялась, и не знала, чего ждать от следующей минуты.

Мандраж, который начал меня потряхивать, заставляя опасаться за нервную систему, развеяла влетевшая в комнату Катюшка. Сияя счастливой улыбкой, эта фея, что сегодня была облачена в голубую легкую материю, сложным образом переплетающуюся на груди и переходящую в лямочки, моя лучшая подруга поспешила ко мне, заговорщески подмигивая.

— Ленуся, ты такая красивая! Самая красивая невеста на свете! Может, не отдавать тебя жениху? Айда в ЗАГС вдвоем рванем?

Золотце мое любимое!

Я облегченно рассмеялась, чувствуя, как дрожь постепенно стала спадать.

— С тобой — хоть на край света! Но, думаю, нас не распишут.

Катя хищно ухмыльнулась, потерев ручки.

— Ну раз так… Мишке дорого придется заплатить за выкуп, чтобы мое блондинистое сокровище показалась ему на глаза! Кстати, твой кавалер сегодня также одет с иголочки. Вы вместе выбирали костюм?

Я кивнула, а Катя хмыкнула.

— Оно и понятно. Думаю, если бы он сам подошел к выбору, вернее его мама, сегодня мы смогли бы видеть нечто из восьмидесятых. А так — словно у него есть вкус, — она обошла меня со спины, поправляя бантик на шнуровке. — Ты смотри, постарайся отбить желание у твоего драгоценного к стремлению потакать запросам Любовь Андреевны.

— Едва ли у меня это получится.

— А вот это брось! Он же каким-то чудесным образом убедил ее не настаивать на проведении торжества по сценарию роспись-застолье дома, и теперь нас ждет интересная программа.