– Берите их, на сколько хотите, – весело разрешила она. – Я уверена, что им понравится кататься на вашей машине. Как жаль, что вы не увидитесь с Гаем!


– Я не могу… просто не могу поверить, что вы могли сделать такую глупость!

Максин никогда не думала, что он может так неистовствовать. Он был не в гневе. И даже не в ярости. Казалось, он готов ее убить.

Ну, вот и все, подумала она. Теперь меня точно уволят, и я окажусь на улице.

Еще хуже было то, что Серена, как ни странно, встала на ее сторону.

– Послушайте, – сказала Максин, стараясь защититься и при этом не потерять лицо. – Я уже попросила прощения, но откуда, ради всего святого, я могла знать, что делаю что‑то не то? Он позвонил в дверь, как самый обыкновенный дедушка, и сказал, что приехал навестить Джоша и Эллу.

Он вел себя так, будто часто бывает здесь. Выглядел он приятно…

– Действительно, дорогой, – примирительно сказала Серена.

Она защищала Максин с неожиданным энтузиазмом, и из любого другого источника Максин с радостью приняла бы подтверждение того, что она не такая беспечная, как тут изображает Гай.

– Не ее вина, что вы с отцом не разговариваете, – продолжала Серена. – Если ты не хочешь, чтобы он встречался с детьми, нужно было предупредить Максин.

Его глаза сверкнули.

– Он уже видел их раньше. Только один раз, когда ему не оставили выбора. Поэтому маловероятно было, что он захочет это повторить.

Серена пожала плечами, словно хотела сказать: «Ну вот видишь», но он еще не договорил.

– Но разговор не об этом. – Он опять повернулся к Максин и холодно сказал: – Это мог быть кто угодно. Джоша и Эллу могли похитить, потребовать за них выкуп… убить.

– Это был не похититель, – закричала Максин, – а ваш отец!

– Он сказал, что он мой отец.

– Он был похож на вас. Только лучше, – огрызнулась она, выведенная из себя его тоном.

– Ох, ради бога!

Ну все, с нее довольно. И если бы Джош и Элла как‑то пострадали, так ведь нет. Как и обещал, Оливер Кэссиди посадил их в машину, отвез на чай в один из лучших отелей на побережье и доставил обратно к пяти часам, верный своему слову. Он даже вручил им по новенькой хрустящей пятидесятифунтовой банкноте, потому что, объяснил он Максин, теперь, когда железные дороги и куклы уже не в ходу, трудно угадать, что подарить ребенку. И только когда он уехал, она сделала неприятное открытие – Джош и Элла с дедушкой не знакомы. Хотя пятидесятифунтовые банкноты красноречиво свидетельствовали в пользу продолжения знакомства.

– Ну что, продолжайте, – зло сказала Максин, поднимаясь на ноги и глядя Гаю в глаза. – Увольте меня, вы ведь только об этом и мечтаете. Найдите себе новую няню, пусть она примотает детей к себе веревками и будет убивать каждого незнакомца, который приблизится на расстояние выстрела. Раз уж речь зашла об этом, уверена, что Серена с удовольствием останется здесь еще на пару недель и сама позаботится о них.

Слишком поздно она вспомнила, что Серена недавно вступилась за нее, хотя теперь это было уже не важно. Если ее выставят за дверь, она все равно никогда больше их не увидит.

Но, похоже, это предложение Серену не прельстило, как ни была она заинтересована.

– У меня все расписано, – быстро сказала она. – Мой агент убьет меня, если я попытаюсь что‑нибудь отменить.

Гай отошел к столику с напитками и налил себе солидную порцию виски. Ему по‑прежнему хотелось задушить Максин, но он постарался успокоиться. Увидев, что даже Серена оправдывает ее поступок, он понял, что ненависть к отцу заставила его отреагировать на происшедшее слишком сильно. У Максин, конечно, были свои недостатки, но факт оставался фактом – Джош и Элла полюбили ее. И хотя он не имел ни малейшего представления о том, с какой стати его отец вдруг так изменился, дети прекрасно провели время. Когда Вероник водила их к деду, Джошу было шесть, а Элле – четыре, и даже если они смутно помнили события того дня, то определенно не связали их с сегодняшним гостем. У них было отличное настроение, а Джош, обожавший дорогие машины – не говоря уже о новеньких хрустящих банкнотах, – уже спросил, когда они снова встретятся с дедушкой.

Что до Гая, он с удовольствием ответил бы «когда рак на горе свистнет», но промолчал. И, решил он, с учетом обстоятельств нельзя винить Максин, что она впустила в дом совершенно очаровательного родственника, приехавшего навестить горячо любимых внуков.

Осушив бокал, он обернулся и обнаружил, что Максин, словно воплощение воинственности, все еще смотрит на него горящими глазами. Светлые волосы ее встопорщились, и она стала похожа на обозленного попугая.

– Ну, остыньте, – все еще слегка раздраженно сказал он. – Я не буду вас увольнять. Просто в будущем будьте повнимательнее. Может, они и не самые послушные дети в мире, но мне хотелось бы сохранить их.


ГЛАВА 17


Все произошло слишком быстро. Дженни не ждала ответа от Мистера Презентабельного раньше чем недели через две, поэтому звонок застал ее врасплох. Не успев собраться с мыслями, она услышала, что уже соглашается встретиться с ним этим же вечером.

– Вы можете продеть в петлицу гвоздику? Так мне будет легче вас узнать.

– Может, вы просто будете искать высокого, темноволосого мужчину в синем блейзере и серых фланелевых брюках? Я не очень люблю бутоньерки.

– Ох. – От имени всех флористов в мире Дженни спросила: – Отчего же?

– Каждый раз, когда я продеваю цветок в петлицу, – ответил он, – мне кажется, что я женюсь.


Его звали Александр Норкросс, и он был гордым обладателем двух бывших жен, темно‑синего «порше» и маленького домика в предместье Трелиссика. Дженни также заподозрила, что его нежелание продевать в петлицу гвоздику связано с необходимостью ее покупать.

– Нет, мы решили не заводить детей, – объяснил он за чашкой чуть теплого кофе в тихом баре вдали от побережья, который Дженни выбрала, потому что никто из ее знакомых в жизни не пошел бы туда. – Они слишком дорого обходятся. Мои жены пытались изменить мою точку зрения, конечно, но ничего не вышло. Невозможно содержать «порше» и одновременно растить детей. – Наклонившись вперед, он доверительно добавил: – Поэтому я сбегал, как только начинались эти разговоры, раньше, чем они могли бы затянуть эту старую песню: «Ах, ох, я не знаю, как это случилось». И ведь на самом деле дети им были не нужны. Они просто видели, что подруги их заводят, и не хотели отставать. Им и в голову не приходило подумать о расходах.

Странно, думала Дженни, что человек, настолько расчетливо относящийся к деньгам, столь щедро расходует одеколон. Аромат «Олд Спайс» так и шибал ей в нос. Казалось, им отдает даже кофе, который и так не отличался отменным вкусом. Она стала прикидывать, когда будет прилично уйти.

Но встреча с Александром, по крайней мере, стала уроком. Он неплохо выглядел, был высок, и у него был приятный голос. В общем, о таком можно только мечтать. Жаль, что он оказался самодовольным, помешанным на деньгах занудой.

Она почувствовала непреодолимое желание выяснить, насколько ужасным он окажется. Улыбнувшись а‑ля Максин и стараясь не вдыхать слишком много «Олд Спайс», она спросила:

– И насколько успешным оказалось ваше объявление? Наверняка получили много ответов.

– Для меня главное – качество, а не количество. Я обнаружил, что обычно непродолжительного разговора по телефону достаточно, Джейн. Почти всех этих женщин интересовал бесплатный ужин. Поэтому я так захотел познакомиться с вами, – радостно добавил он. – Прочитав ваше письмо, я почувствовал, что у нас есть что‑то общее. А когда вы предложили встретиться за чашкой кофе, я понял, что не ошибся.

– Спасибо, – прощебетала Дженни, стараясь сохранять серьезность. – Конечно, людям совсем не обязательно совместно поглощать пишу, чтобы лучше узнать друг друга.

– Именно это я и хотел сказать. – Александр явно торжествовал. Он допил свой остывший кофе и отодвинул чашку. – А если вспомнить, сколько стоит в ресторане омлет… Я всегда считал, что оплачивать эти безумные счета – значит выбрасывать деньги на ветер. Уж лучше я останусь дома и буду точно знать, что меня не надули. Кстати, Джейн, – поинтересовался он, благосклонно взирая на нее, – вы любите готовить?


Дженни была благодарна небесам, что не возлагала больших надежд на Александра Норкросса, и теперь умирала от желания рассказать кому‑нибудь эту историю, которая хоть и грубо, но вернула ей часть утраченной веры в себя.

– В общем, это было настолько мерзко, что даже смешно, – говорила она Бруно на следующее утро, со смехом поведав ему, как в конце свидания Александр потребовал вызвать управляющего и стал ругаться с ним из‑за счета – его не устраивала цена чашки кофе. – Он был совершенно ужасен, но при этом на самом деле считал, что Мел Гибсон ему в подметки не годится. Видел бы ты его лицо, когда я сообщила, что мы больше не увидимся…

– А как он был с виду, ничего?

– О да, но такой осел! Когда я вернулась домой, то просто до смерти хотела позвонить Максин и в красках все ей описать, но я еще раньше решила – не буду ей говорить, что ответила на объявление. Тебе, конечно, тоже не стоило говорить. – Дженни безуспешно попыталась изобразить раскаяние. – Ты ведь так же, как и она, любишь посмеяться надо мной. Но это было ужасно смешно, и мне нужно было с кем‑то поделиться.

– И мне кажется, это тебя взбодрило, – заметил Бруно, поражаясь про себя, что она решила ответить на объявление в газете. – Но, Дженни, тебе не кажется, что ты рискуешь? Тебе не стоит делать такие вещи. Такая потрясающая девушка и без этого может познакомиться с мужчиной.

Она покраснела, услышав комплимент, пусть даже Бруно говорит это всем, кто моложе восьмидесяти.