— Вы не думаете, что это судьба? — спросил подойдя.

— Не думаю, Володя, не хочу вас обидеть, но вам стоит поискать новый объект для воздыханий.

Володя может и хороший, но совсем не герой моего романа. В моём романе вовсе героя не будет… и счастливого эпилога тоже.

Мой город, хоть и большой по численности, после Москвы казался таким тихим, свободным, родным. Даже просто езда по знакомым улицам доставляла удовольствие. Начинался день, к счастью, такой же солнечный, как и тот, что я оставила в Москве. На площадке перед моим домом с визгом носилась малышня, валялись санки, из сугроба торчало не меньше десятка разноцветных пластиковых лопат. Эльза, сидящая на лавочке у моего подъезда с сигаретой в руках, в блестящей шубе, сапогах на тонких каблуках, и, распространяющая аромат лёгких, чуть терпких духов, никак с этой картиной не вязалась. Я видела, что мамочки с детской площадки смотрят и на саму Эльзу, и на её сигарету с неодобрением, но они молчали, предпочитая с ней не связываться. Судя по количеству смятых окурков у её ног, молчали уже давно. И правильно делали.

Я прошла мимо Эльзы, попытавшись сделать вид, что не заметила её, что она нисколько меня не интересует. Но она поднялась с лавочки, как только я с ней поравнялась.

— Как ты долго, — поморщилась недовольно. — Твой поезд уже час, как приехал.

— Если такая осведомленная, могла бы и встретить. Я бы на такси сэкономила.

— Боялась, что убежишь. А тут уже вроде некуда.

Я остановилась у дверей подъезда и посмотрела на неё. Глядит довольно, словно кот сметаны обожравшийся, словно ничего её не волновало. Но я-то знала, что это не так, и прекрасно знала, по какой причине она мозолит мне глаза.

— Я вовсе не хочу пускать тебя в свою квартиру.

— Это вообще не проблема, — махнула она рукой. — Вадим, ну, шофер мой, прекрасно умеет открывать всякие двери.

— Ну тогда спасибо, что не ввалилась ко мне посредине ночи. Низкий поклон. Что тебе нужно?

Она картинно вздохнула, прижала точеную ручку к высокому лбу. Я смотрела на неё безо всякой ненависти, куда она пропала, ненависть? Испарилась? Я лишь желала, чтобы эта без сомнения прекрасная девушка исчезла из моей жизни и больше не появлялась.

— Ты почему мне не позвонила? — я не сочла нужным отвечать. Она снова недовольно поморщилась. — Могла бы сберечь моё и своё время. Адам мне нужен.

— Нету, — виновато развела я руками. — В наличии не имеется и поступлений не предвидится.

— Не кривляйся. Ты знаешь, что он сошёл с ума?

Я смахнула перчаткой снег с лавочки и присела, чувствуя, что так легко от неё не отделаюсь. Она села рядом со мной.

— По-моему, вы оба больные на голову. Сумасшедшие. Играете в непонятные игры, рискуете чужими жизнями.

— Раньше он был безбашенным, а сейчас сумасшедший. Чуешь разницу?

Я не чуяла, и покачала головой.

— Раньше, он знал, что делает. А теперь ни хрена не знает. Представляешь, он вообразил, что может просто взять и начать новую жизнь.

— Весьма похвальное стремление, его старая жизнь никуда не годилась.

— Ты не понимаешь, — прошипела Эльза, вплотную приблизившись к моему лицу. — Нельзя начать новую жизнь не отдав старых долгов.

Я моргнула, усилием разрывая наш зрительный контакт, который словно связал меня по рукам и ногам, и поняла, что Эльза вцепилась в мою руку так крепко, что наверняка останутся синяки. Я разжала её пальцы и вскочила.

— Он вообразил, что новую жизнь нужно начать именно с тобой, представляешь, насколько ему крышу снесло? Он придёт к тебе. За тобой. А я буду ждать.

— Ты больная! — крикнула я.

Дверь подъезда как раз закрывалась за выходящем из неё мужчиной. Я метнулась, опережая движение Эльзы, дёрнула дверь на себя, влетела в подъезд, и тут же захлопнула дверь за собой. Точнее, попыталась захлопнуть. Тонкие пальчики с кроваво — красным маникюром вцепились в дверь и тянули её к себе, а я к себе.

— Открой!

— Я не желаю сходить с ума вместе с вами!

Металл был холодным, а со стороны улицы наверняка обжигал холодом, так что мне было легче. Я уперлась ногами поудобнее и тянула изо всех сил. Эльза не успела схватиться за ручку и вцепилась в саму дверь. Раздавалось наше тяжёлое дыхание. Щель сокращалась — я была сильнее. Вскоре до пальчиков Эльзы оставался какой то сантиметр.

— Убери свои руки, я сейчас прижму их дверью и испорчу твою красоту парой переломанных пальцев!

— Ты блефуешь! — закричала Эльза с истеричной радостью в голосе.

Да, я блефовала, я не смогу сделать ей больно. Щель становилась все меньше, до пальцев Эльзы оставались считанные миллиметры. Я приготовилась сдаться, и именно в этот момент она уступила. Убрала руки и дверь захлопнулась.

— Ты даже не представляешь, что я поставила на кон, — закричала она и застучала в дверь кулаками.

— Мне все равно! Катись прочь из моей жизни!

И скорее побежала наверх, в свою квартиру, пока не пришёл Вадим, и не открыл Эльзе дверь подъезда. У себя закрылась на оба замка, задвинула щеколду, и притащив из комнаты тумбу, поставила вплотную к двери. Пусть попробует теперь вломиться. Прошла в комнату и упала в кресло. Посмотрела на свои руки — пальцы чуть дрожат от напряжения, на коже красные следы от металла, впивавшегося в нее. Боже, моя жизнь превратилась в дурдом. Когда через несколько минут я подошла к окну, то увидела стоящую на тротуаре Эльзу. Она смотрела на мои окна, задрав голову, и, наверняка, даже не моргая.

Ночью я не могла сомкнуть глаз. Представляла, как Эльза молча стоит за дверью и прислушивается, как тогда, на даче Алика, которая сейчас превратилась в груду обгоревшего хлама. Порой вставала, подходила к окну и вглядывалась в темноту, заливающую улицы. Один раз, уже в начале четвёртого, мне привиделось, что я вижу высокий мужской силуэт под одним из фонарей, вдруг показалось, что это Адам. От неожиданности я моргнула, и силуэт растворился в ночи.

В конце концов, когда от усталости меня стало лихорадить я, боясь включать свет, нашла свой рюкзак, а в нем оранжевый сухой комочек, отголосок былых надежд. Сжала его в кулаке и уснула.

А утром расстроилась, не обнаружив его. Перетряхнула всю постель, обшарила пол, заглянула под кровать — исчез. Как и сам Адам. Как могла бы исчезнуть Эльза, но я и не надеялась, что мне так повезёт. Весь день я хандрила, словно потеряла не кусок засохшей мандариновой шкурки, а нечто, составляющее смысл моей жизни. Дура.

Выходила из дома с опаской, боялась встретить Эльзу. Я не хотела видеть её до такой степени, что готова была весь день провести дома, но не собиралась идти на поводу у своих страхов, и вышла назло себе, без видимой цели. Долго бродила по улицам, заходила в магазины и глазела на витрины. Не было смысла, не было желания, не было интереса. Ноги несли меня куда глаза глядят, на улице уже начинали разливаться пока жидкие сумерки. Можно возвращаться: день позади, теперь можно пить чай, читать дурацкие книжки, быть может, даже приготовить ужин, а потом долго лежать и пытаться уснуть. Сколько ещё будет таких дней? Буду ли я потом, через десятки лет, если конечно проживу их, сидеть как баба Надя, и жалеть об упущенных возможностях?

Перед моим подъездом горел фонарь. Лавочку под ним было видно очень хорошо — она была пуста. Но шла я все равно нарочито медленно, взвешивая каждый шаг. Чего я боялась? Не знаю, но чувствовала себя невероятно глупо, а ещё униженно. Страх унижал. В лифт я заходить не стала, поднялась по лестнице, считая шаги. В каждом лестничной пролёте двенадцать ступеней, двенадцать шагов. Ярко горела лампочка в тамбуре у моей квартиры. На коврике у дверей коробочка, перевязанная бантом. Я взяла её и рассмотрела: ничего особенного. Белая картонная коробка, сиреневый бант с серебристой каймой. Сейчас я нисколько не опасалась, я чётко знала, что это Адама. Обернулась, словно желая проверить не следит ли за мной Эльза, проверила на месте ли волосок, который я приклеила, желая понять не было ли незваных гостей, и только потом открыла дверь. Снова заперлась на все замки и придвинула тумбу. Задернула шторы, села за стол и, аккуратно развязав бант, открыла коробку. В ней, завёрнутая в пергаментную бумагу, была половинка мандарина. Да, я пообещала себе не иметь дел с Адамом, да вообще с мужчинами. Но… это было так приятно, а мою радость, которая могла бы меня выдать… её же никто не видит… Я подошла к окну и, отодвинув штору, долго всматривалась в темноту, но никаких призрачных силуэтов увидеть не смогла, лишь уставших, спешащих с работы, вполне реальных людей.

Мандаринка была совсем свежей, с нежной, не успевшей заветреться цедрой, с сочной оранжевой мякотью. Она одуряюще пахла: я собрала шкурку и бросила её в вазочку, чтобы ещё долго чувствовать её аромат. Каждую дольку ела не торопясь, наслаждаясь и представляя, как где-то далеко, а быть может и совсем рядом, ест свою половинку Адам, его тонкие красивые пальцы, липкие от сладкого сока…

Перед сном я снова подошла к окну. Город сиял тысячами огней, но был странно спокоен, тих, словно выжидал.

— Спокойной ночи, — шепнула я в темноту. И все, хватит рефлексировать.

Надо выпутаться из этого змеиного клубка, в который меня тянет Эльза: нужно опубликовать Бобо и научиться жить, не пытаясь заполнить свои дни ожиданием. Надоело ждать, хочу просто жить…

Двенадцатая глава

В первых числах февраля у меня зазвонил телефон. Про телефон я вспомнила случайно. Споткнулась взглядом о шнур, валяющийся на полу, и тогда вспомнила — у меня есть домашний телефон. Воткнула шнур в штекер и с тех пор поглядывала на него с опаской. И дождалась, на третий день он все же зазвонил. Я не стала брать трубку. Во вторник он зазвонил вновь. Я послушала трель и, когда звонивший уже готов был сдаться, взяла трубку.