— Теперь все изменится? — спросила я.

— Конечно, — ответил он.

И я решила поверить ему. До завтра. А завтра очки розовые сниму, разобью, выброшу осколки, чтобы не было соблазна. В открытых нараспашку широких воротах мы остановились. Адам обернулся, я посмотрела на едва различимую вдали крышу дома, поднимающуюся над деревьями, и от души пожелала себе больше никогда сюда не возвращаться. По дороге, уложенной желтым, словно в истории из детства, кирпичом, спешила Эльза. К груди она прижимала толстого рыжего кота, моего спасителя.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло, — бросила она, обгоняя нас.

Мы прошли ещё несколько сотен метров и нашли машину, спрятанную в кустах. Эльза села за руль, а Адам, которого я не хотела выпускать, со мной, на заднее сидение.

— Мальчики едут из города, — напомнила Эльза. — Если не наврали.

— Давай вперёд два километра и на проселочную поворачивай.

Эльза послушно завела мотор. Когда мы свернули на грунтовку и немного отдалились, погасив фары, крадясь, позади мелькнули огни. Не наврали, мальчики имели место быть.

— Куда?

— В больницу, — ответил Адам.

И мы поехали в город. Мне даже не верилось, что все: я вырвалась. И я подсознательно ожидала подвоха в любой момент. Но руки Адама сжимали крепко, сердце билось ровно и уверенно, внушая надежду.

Ребёнок, почувствовав, что самое страшное осталось позади, проснулся. Толкнулся, сначала робко, а потом все сильнее, входя во вкус.

За окнами тянулся тёмный лес, мы ехали в обещанную больницу, а Адам держал меня на руках, словно ребёнка, малыш шевелится во мне, что может быть лучше? Конечно, лучше бы, если бы и Эльзы не было, но как говорится, что имеем… Ребёнок толкнул меня изнутри ещё сильнее.

Я отняла руку Адама со своего предплечья и положила ее на живот. Сын толкнулся в его ладонь, словно почувствовав, Адам потрясенно охнул, а меня накатила волна счастья, такого нелепого, ведь на чужой крови и разбитых надеждах его не выстроить.

Двадцать вторая глава

Упал полосатый шлагбаум, и мы остановились перед железнодорожным переездом. Эльза курила, стряхивая пепел в открытое окно, Рыжик спал на переднем сиденье, ему было все равно, где спать, я держалась за рубашку Адама и растворялась в нем. Это пугало. Это убивало. Это возвращало назад, вновь туда, откуда уже не вырваться. Грохоча, несся бесконечный грузовой состав. Я пыталась считать вагоны, но на двадцать третьем сбилась. В темноте они сливались в единое тёмное пятно, лишь мелькал свет фонаря, стоящего по ту сторону дороги. Сердце Адама стучало так близко с моим собственным, его руки жгли, я закрыла глаза. Подумаю завтра. Кто сказал, что думать надо непременно сегодня?

Поезд унесся вдаль, шлагбаум поднялся. Машина тронулась, впереди показались огни города, огни, которых я так долго ждала, как спасения, как избавления.

— Куда именно едем? — спросила Эльза.

— В больницу, — ответил Адам.

— Я откуда знаю, куда везут беременных, я не рожала ни разу, — огрызнулась та.

Но мы тем не менее ехали. Поплыли улицы спящего города, наконец автомобиль приткнулся на стоянке у какой-то из городских больниц.

— Конечная, роддом, — объявила Эльза.

Мы вышли, Адам нес меня на руках. Мои босые ноги так беспомощно свисали, везёт Эльзе, она в теннисках. Зато вероятно на ручки к Адаму ей хотелось куда больше обуви.

А дальше было разочарование. Не было никакого усталого доктора с умными глазами. Я о нем так долго мечтала, а его не было, ну как так можно? Адам достал из бардачка машины полосатые носки, теперь мои ноги были не такими обездоленными. Я вновь закрыла глаза и слушала звонки. Эльза раздражённо звонила в двери приёмного покоя. Нам не открывали очень долго. Наконец загрохотал ключ, дверь, скрипнув, открылась. На нас смотрела неопрятная толстая баба в белом халате.

— Что нужно? — неприветливо буркнула она.

Адам отодвинул её плечом и прошёл внутрь. Эльза тоже. Баба сменила вслед за нами и причитала.

— Вы что? Сегодня не мы дежурим, видите, ни одной скорой? Вам в пятый роддом нужно, он здесь близко, мы не принимаем.

— Где врач? — отрывисто спросил Адам. Усадил меня на обитую кожзаменителем кушетку, запахнул посильнее норовивший сползти с плеч халат и сказал уже мне: — Подожди, я все решу.

И ушёл. Я поджала ноги в полосатых носках, на коже были явственные подтеки высохшей крови, крови убитого нами человека. Странно, но это меня почти не мучило, об этом даже не думалось, словно невзаправду было или не со мной.

— Я вам по-человечески говорю, — баба увеличила громкость, я раздражённо поморщилась. — Думаете, приехали ночью, без документов, без обуви, в крови, и мы должны принять? В пятый…

— Рот закрой, — гаркнула Эльза.

Баба испуганно отпрянула. Но рот закрыла. Я вздохнула с облегчением. Пахло хлоркой, единственное, что совпадало в реальности с моими мечтами. Тишину гулких коридоров прервали шаги. Мне не нужно было гадать, я знала, что это шаги Адама. Просто знала, и все. Ребёнок в животе легонько толкнулся.

— Пойдём. Я все решил.

Меня вновь подхватили на руки, понесли вглубь больницы. Остановились перед дверью, на которой висела лишь белая табличка, без каких-либо надписей. Эльза осталась там, на лавке. Мигала, выводя из себя, лампа на потолке. Я слушала, как бьётся сердце Адама. Он же перехватил меня удобнее, открыл дверь. В кабинете ещё никого не было, меня вновь усадили на кушетку.

— Сейчас придет врач. Я отойду решить оставшиеся вопросы. Не бойся.

И я старалась не бояться. И не прислушиваться к тишине, шагам, изредка шелестящим в коридоре. Вдруг остро, до боли, захотелось домой. Уткуться в подушку, свернуться калачиком на продавленном диване, и пошёл он на хрен, весь остальной мир… Но в моём животе ребёнок. Мой ребёнок. Ребёнка надо родить. Все просто.

— Ждете? — спросила молодая заспанная женщина, входя в кабинет.

— Жду, — согласилась я.

— Ложитесь на кушетку.

Я легла. На мой заметно подросший животик был выдавлен холодный гель, и вскоре по нему заскользил датчик УЗИ.

— Один ребеночек, — пробормотала женщина, скорее для себя, чем для меня. — Размеры немного меньше, чем того требует срок. Отслойка плаценты налицо, я так вижу, что она у вас уже не первый день. Почему вы не обратились сразу?

Я промолчала. Мне было нечего сказать. Придумывать варианты, где я пропадала, не хотелось, а если я скажу правду, меня из роддома увезут в психушку. Не дождавшись ответа, женщина вернулась к работе.

— Сохраняться будем?

— В смысле? — удивилась я.

— У вас активное кровотечение. Если решите сохраняться, вам лежать ещё несколько месяцев. А это тяжело, поверьте мне. Куда проще от беременности избавиться и попробовать ещё раз. Возраст вам позволяет.

Я уставилась на женщину, не веря глазам своим. Ах, мне бы решимость Эльзы! Заставить её закрыть свой рот! Как она не понимает? Следующий ребёнок будет следующим. А сейчас во мне нуждается именно тот, что сейчас лежит внутри моего живота. Маленький, беспомощный. Мой.

Ничего не говоря, я встала, вытерла одноразовой пеленкой живот и пошла прочь, уступая на холодную плитку пола ногами в полосатых носках.

— Вы куда? — всполошилась женщина.

Я уже открыла дверь и вышла в коридор. Все так же мигала лампочка. Адама не было.

— Дамочка, вы куда? Ну разве так делают?

Она бросилась за мной, я испугалась, что сейчас она схватить меня за полы халата, и утянет назад, в кабинет, и будет шептать гнусности, убеждая меня в том, что это правильно. Если бы не живот, который вновь твердел на глазах, я бы просто убежала. Мной овладевала паника. Но шаги — шаги Адама, которые я уже слышала, говорили о том, что все будет хорошо. Должно быть.

— Женя? — удивился он. — Она тебя обидела?

Я помотала головой и потянулась к нему руки. Дойдя до меня в три широких шага, он подхватил меня на руки. Я уткнулась в его грудь, пряча своё горящее лицо.

— Что ты сказала? — шагнул вперёд Адам. — Разве я выразился не ясно?

— Но… — заблеяла женщина. — Я думала…

— Не надо думать. Надо делать. То, что я сказал.

Так меня отправили в палату. С тремя, уже спящими девицами. Адам уложил меня на постель, а мне хотелось плакать, хватать его за руки и никуда не отпускать. Мне было страшно и одиноко. Адам опустился на колени у моей постели, склонился, прижимая меня к себе.

— Не бойся. Я приеду через час.

И я отпустила, и вновь старалась не бояться. Лежала, смотрела на светлый квадрат от фонаря на нашем потолке, слушала, как ворочаются в постелях потревоженные соседки. Пришедшая медсестра включила ночник у моей постели и ловко поставила капельницу, пообещав вернуться через час. Весь этот час я лежала и молча глотала слёзы. А потом уснула. За что себя винила, потому что Адам, если это конечно был он, а не Эльза, вернувшись, меня не разбудил. Зато в тумбе у моей постели лежали вещи. Мои вещи. Они пахли домом, ненавязчиво пахли уютом и моими духами. Я прижалась лицом к своей футболке, чувствуя себя глупо, от того, что слёзы закипают на глазах и что я не могу их остановить.

— Я тоже очень домой хочу, — сказала, садясь в постели, девушка с огромным животом. — Меня Катя зовут.

— Женя, — ответила я, вытирая дурацкие слёзы своей розовой футболкой.

Помимо своих вещей у меня были тапочки, документы и еда, которая не лезла в горло. Санитарка, усадив меня после завтрака в кресло-каталку, отвела в душевую и даже помогла помыться. Судя по тому, как подобострастно она заглядывала в мои глаза, её помощь была либо оплачена, либо вытянута криками Эльзы. В любом случае душ в разы поднял мне настроение. После него я вынула мандаринку из бумажного кулька, внезапно вспомнив, как совсем ещё недавно мне её хотелось. Мандаринка была кислой, терпкой, но упрочила моё настроение на высоких позициях. Теперь я была готова лежать в этой палате до победного, до самого дня икс, не отвлекаясь и никак не реагируя на внешний мир.