Он хотел оставаться бесстрастным, как при заключении деловых сделок. Но, поцеловав свою невесту, он понял, что избежать эмоций ему не удастся.

Он сильнее убедился в этом, когда их взгляды встретились и послышались аплодисменты небольшой группы гостей после окончания официальной церемонии.

Гаел женился на Голди, чтобы обеспечить благополучие своего ребенка. Так почему же он вдруг чувствует такой трепет?

– Гаел? – позвала она.

Он взглянул на свою невесту. Они вернулись из часовни домой, где был устроен свадебный обед на открытом воздухе под двумя апельсиновыми деревьями. Гаел пригласил на обед своих сотрудников и выслушивал бесконечные тосты с постоянно застывшей улыбкой на губах.

– Что? – спросил он.

– Ты в порядке?

Он скривил рот:

– Конечно. А что?

Она нахмурилась:

– Не говори со мной покровительственным тоном. Я сделала что-то не так?

Он стиснул зубы.

– Голди…

– Ты едва разговариваешь со мной после того, как мы ушли из церкви. На самом деле мы почти не разговаривали с тех пор, как приехали в Испанию. Я знаю, мы делаем это только ради ребенка…

– Я бы предпочел, чтобы ты не обсуждала наши дела на людях.

– Вот именно. Зачем мы притворяемся влюбленными? – тихо спросила она.

– По той же причине, по которой мы поженились, – ответил он. – Чтобы защитить нашего ребенка.

– Но…

– Хватит, Голди. Если ты хочешь, мы обсудим это позже.


Она умолкла, когда встал главный конюх обширных конюшен Гаела и начал произносить тост. Затем последовало больше речей, в основном на испанском языке, а это означало, что Голди не понимала ни слова. Она могла только догадываться, о чем говорится в тосте, слушая смешки гостей.

Она едва притронулась к еде и в какой-то момент заметила задумчивый взгляд своей матери, которая поглядывала то на нее, то на Гаела. Голди улыбнулась матери, но сомневалась, что ее улыбка была достаточно убедительной.

Подождав, когда Гаел заговорит с виноделами, она извинилась и отправилась на виллу. В сопровождении улыбающейся экономки, Терезы, которая настаивала на том, что поможет ей одеться для первой брачной ночи, и своей матери, продолжающей бросать на нее любопытствующие взгляды, Голди была вынуждена улыбаться.

Как только Тереза ушла, ее мать спросила:

– Ты беременна?

Голди густо покраснела.

– О, Голди, – мягко и почти с сожалением произнесла ее мать.

– Я не хотела говорить тебе сейчас.

Мать кивнула, но ее взгляд остался обеспокоенным.

– Поэтому вы так быстро поженились? – спросила она.

– Я поступила правильно, мама.

– Ради себя или ради ребенка?

По непонятной причине после тихого вопроса матери у Голди сжалось сердце. На глазах Глории выступили слезы, она присела на кровать.

– Это моя ошибка. Прости меня, Голди.

Она покачала головой:

– Нет, ты не права. Не плачь, пожалуйста.

Улыбка ее матери была грустной и неуверенной.

– Не пытайся казаться взрослой сейчас, моя дорогая. Я знаю, я для тебя не лучший образец для подражания. Мне следовало думать о тебе, а не о своих эгоистичных желаниях.

– Я приняла разумное решение, мама. Я не жалею об этом.

Это была ложь во спасение. Истина заключалась в том, что все казалось намного проще на вершине горы, когда Гаел прошептал ей на ухо, что брак – единственно возможный вариант. Произнося обеты в старинной часовне, Голди на секунду представила, что могла бы говорить их кому-то другому, в другое время и в другом месте. Но ее поразило то, что она не смогла представить себе на месте Гаела никого другого.

– Ты уверена, дорогая? Потому что…

– Я уверена, мама. – Она накрыла ладонями руки матери и посмотрела на нее, надеясь, что выглядит убедительной.

Мать кивнула и встала. Подумав, что она уходит, Голди затаила дыхание, когда мать крепко обняла ее и прижала щеку к ее голове.

– Мне следовало быть лучшей матерью, – сказала она. – Я должна была бороться за наше счастье. Прости меня, Голди. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня.

В глазах Голди стояли слезы.

– Мама…

– Тсс, все в порядке, дорогая. Ты будешь гораздо лучше меня, я знаю. Но если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, пожалуйста, позови меня, ладно?

Голди кивнула, и ее мать ушла. Она все еще сидела на кровати, когда в дверь постучали.

В комнату вошел Гаел. Он был без пиджака и галстука.

– Должен ли я воспринимать это как личное оскорбление, что моя невеста ушла до окончания свадебного банкета? – протянул он.

Голди поежилась:

– Мы сейчас одни, Гаел. Не надо притворяться.

Он уселся на кровать.

– Я не притворяюсь, – сказал он. – Ты моя невеста, и я скучал по тебе.

– Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что наш брак – обман, но надо ли нам притворяться за закрытыми дверями?

– По-моему, сегодня наша первая брачная ночь, – прямо сказал он.

Она встревожилась:

– Теоретически да.

Его резкий смех заставил ее вздрогнуть.

– Нет, Голди, не теоретически. По факту.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он скривил губы:

– Ты была девственница при нашей первой близости, но мне вряд ли надо объяснять, что происходит ночью после свадьбы.

Она покраснела, но смело встретила его взгляд.

– Конечно, не надо, – ответила она. – Кроме того, я уверена, что эта ситуация к нам неприменима.

Он медленно выпрямился и неторопливо вздохнул, а потом приблизился к ней. Голди сидела неподвижно, стараясь выглядеть равнодушной.

– Объясни мне, как ты пришла к такому интересному выводу, – притворно беспечно произнес он.

Судя по блеску в его глазах, Гаел очень хотел услышать ее ответ.

Она облизнула пересохшие губы.

– Мы делаем это для ребенка, не так ли? – спросила она. – А секс… только все усложнит.

Он резко рассмеялся.

– Я хочу уточнить. Ты согласна вести жизнь монашки следующие пять лет, и, по-видимому, ты ждешь, что я охотно подчинюсь той же судьбе? – насмешливо спросил он.

Голди открыла рот, потом закрыла его и покачала головой, будучи сбитой с толку.

– Вот поэтому я не хотела так быстро выходить за тебя замуж. Нам следовало обсудить это заранее…

– По-твоему, нам надо было потратить несколько часов или дней на то, чтобы спорить до тех пор, пока ты не образумишься и не сдашься?

Она сердито поджала губы.

– Не делай из меня идиотку, Гаел.

– Очень хорошо. Скажи мне простым языком, что твое предположение смешное, и мы приступим к нашей брачной ночи.

– Брачной ночи не будет! Мы заключили сделку. Секс не является частью сделки.

Он раздул ноздри, его глаза сверкнули от тихой ярости.

– Только потому, что я не предполагал, будто надо прописывать в брачном контракте такую очевидную и фундаментальную деталь.

– Мне жаль, что это так важно для тебя, – сказала она. – А не для меня.

– Я понял. Значит, ты получишь от сделки все, что ты хочешь, а на остальное тебе наплевать.

– О чем ты говоришь? Я согласилась на свадьбу, потому что мы оба хотели…

Он взмахнул рукой:

– Мы оба знаем, что твое согласие стоит пятьдесят миллионов долларов и гарантированных ролей в пяти кассовых фильмах.

Ее обдало холодом.

– Что ты сказал?

– Ты отлично меня слышала, Голди, – протянул он. – И я все сказал.

Она пялилась на него с открытым ртом, когда он развязал пояс ее халата и тот соскользнул с ее плеч, оставляя ее в изумрудно-зеленом нижнем белье.

Прежде чем Голди запротестовала, твердая рука Гаела обхватила ее затылок. Он толкнул ее на кровать и опустился на нее, поставив колени по обе стороны от ее бедер. В следующее мгновение он жадно и страстно поцеловал ее в губы.

Несмотря на обиду, Голди не сдержала стон, когда Гаел коснулся ее чувствительной груди, а потом ловко стянул с нее бюстгальтер. Он прервал поцелуй, чтобы посмотреть на ее полную грудь. Он поглаживал ладонями ее груди и поигрывал пальцами с ее напряженными сосками.

Под наплывом ощущений Голди выгнула спину. Она понимала, что не должна так откровенно наслаждаться ласками Гаела после того, что он сказал ей, но ощущения, пронзившие ее тело, были слишком захватывающими, чтобы от них отказаться.

Она закричала, когда он обхватил губами ее сосок, и поерзала на месте. Она испытывала такое блаженство, что не сразу поняла, как все закончилось.

Она открыла глаза:

– Гаел?

– Теперь ты понимаешь, что влечение между нами такое же естественное, как дыхание. И запомни, секс является частью сделки. Поэтому не спорь сама с собой. Завтра ты будешь спать в моей постели.

Он элегантно поднялся с кровати и постоял какое-то время, глядя на Голди.

Голди хотелось умолять его остаться, но она приложила все силы, чтобы молчать. Подняв подбородок, она поджала губы и молчаливо уставилась на него.

Гаел с горечью улыбнулся, наклонился и провел указательным пальцем по ключице и груди Голди.

– Ну, ты довольна? Что ж, удачи, дорогая, – произнес он тихо, но угрожающе.

Повернувшись на каблуках, он вышел из спальни.

Глава 11

Следующие четыре дня между Гаелом и Голди сохранялась молчаливая враждебность. И они прилагали почти невозможные усилия, чтобы быть вежливыми друг с другом в присутствии ее матери, Пейшенс и персонала. А Гаел вел себя как радушный хозяин: они отвезли Глорию в частную галерею в Барселоне, а затем в парк, где под открытым небом давали оперу «Тоска». И в первом, и во втором случае мать Голди радовалась как ребенок.

Но как только они оставались одни, очаровательная улыбка и подшучивания Гаела испарялись. Он едва смотрел на Голди, отгораживаясь от нее газетой или утыкаясь в еду. Когда ему казалось это приемлемым, он уходил из комнаты, чтобы поплавать в бассейне, или запирался в своем кабинете.

У Голди все было иначе. Во время долгих прогулок по поместью вместе с матерью она выслушивала вопросы и ловила заботливые взгляды. Ей было нелегко выглядеть счастливой, потому что в конце дня она, истощенная, падала в постель, а на рассвете просыпалась от тошноты.