Ивка написала заявление о приёме на работу и пообещала через две недели привезти документы и приступить к работе в Потапово. Ей хотелось летать. Она давно не ощущала себя, такой счастливой. Хорошему настроению способствовала и будущая зарплата, она оказалась выше, чем в городе. Зазвонил телефон.

– Ива, ты освободилась?

– Да. Иду к остановке возле больницы.

– Жди меня там, я сейчас подъеду.

Через десять минут бывший одноклассник притормозил рядом с ней. Довольная Иванна плюхнулась на горячее сиденье, обтянутое кожзаменителем. Вскрикнула от неожиданности.

– Как на печку уселась, – засмеялась она.

– Машина на солнце стояла, прости, не подумал. – Данила протянул ей белую розу на длинном стебле.

Иванна одарила его улыбкой.

– Спасибо. Кстати, спасибо ещё за то, что подсказал. Работа в фельдшерском медпункте Потапово – моя.

– Замечательно! – обрадовался он. – Ты твёрдо решила вернуться в село?

– Да. Больше не могу жить в городе. Я так и не привыкла к нему. За несколько дней дома, отдохнула так, будто побывала в длительном отпуске.

– А муж согласен на переезд? – поинтересовался Данила.

– Я ухожу от него, – тихо произнесла Ивка и покраснела. Она опустила голову и не увидела, вспыхнувших радостью глаз Данилы. Не заметила, как дрогнуло и посветлело его обветренное лицо.

– Хорошо обдумала? – Он боялся вспугнуть удачу. Ива будет жить в селе, он сможет видеть её.

– Хорошо. Ещё лет пять назад нужно было уйти.

Данила высадил Иванну у дома. Смотрел, как она обнимает худенькую девочку, совсем не похожую на неё и у него заныло сердце. Он страшился загадывать наперед, боялся мечтать.


ГЛАВА 3


Данила помнил день, когда взглянул на подружку по детским играм другими глазами. Им исполнилось по двенадцать лет. Летом их дружная четверка не вылезала из воды. Они по очереди прыгали с толстых сучьев в реку. Тая осторожно, не залезая высоко на дерево, соскальзывала в воду. А Ивка ловко, так что гибкая фигурка мелькала среди поникших ветвей речной ивы, взбиралась все выше и выше.

– Ива, не надо так высоко,– попросила Тая, замирая от ужаса.

Даже Лёнчик-танкист по обычаю не шутил и не подначивал упёртую подругу. Данила вдруг панически испугался за девочку. Она, не слушая их, нырнула в реку с макушки дерева. Вошла в воду красиво, почти без брызг, но к берегу плыла неловко, гребла одной рукой.

– Ударилась? Ты психическая больная, знаешь это?! – подскочила к подруге Таисия.

– Нормально. Жить буду. – Ива легла на песок и закрыла глаза.

Данила смотрел на её бледное лицо, на плечо и руку, синеющую на глазах, и молчал. Его юное сердце выбрало эту храбрую и ещё угловато-неказистую девочку. Со временем чувство подростка только окрепло, хотя иногда ему казалось, что он ненавидит Ивку. Она обладала злым язычком, насмешки, которыми осыпала друзей, трудно назвать добрыми. Правда, это случалось нечасто. А ещё Ива была отчаянной лгуньей. Выдумывала несусветные истории и злилась, если ей не верили. После поездки с отцом к родственникам в Карелию она приехала, переполненная впечатлениями о таинственных колдовских лесах. Долго потом пичкала их, своих друзей, байками о ведьмах и колдунах, пока он не прочёл страшные истории Гоголя и не показал книжку Иванне. Все истории девочка взяла из этой книги. Данька сделал это украдкой от друзей и пообещал её не выдавать. Ивка Самошина всё равно обиделась и долго дулась, словно не она дурила им головы, а он. Ещё его расстраивало, что его добрая мама почему-то терпеть не могла Ивку. Первый раз маленький Данила заметил это в детском садике: на его день рождение мама принесла в группу конфеты и крохотные мягкие игрушки. Она раздавала подарки детям, а когда дошла очередь до Ивы, в руках мамы уже ничего не оказалось.

– Извини, деточка, не рассчитала. Игрушки закончились, но ведь это пустяк у тебя дома своих хватает, – сказала Мария Савельевна со странной недоброй улыбкой.

Данька увидел, как задрожали губы у девочки, и подбежал к ней.

– Возьми моего мишку, я играю с машинками.

Мама сильно дернула его за руку.

– Мишку я подарила тебе.

– Мамочка, мне не жалко. – Он протянул игрушку Ивке.

Девочка счастливо улыбнулась и, смущённо пробормотав спасибо, убежала. Данька посмотрел на маму и не понял, почему она злится, если он поступил правильно?

Если б Мария Савельевна могла, то запретила бы сыну общаться с Иванной, но, к сожалению, они учились в одном классе и виделись ежедневно. Постепенно сын осознал: мама несправедлива только к Самошиной. Данька спросил, почему она не любит Ивку? Мария Савельевна смутилась:

– Сынок, ты говоришь глупости. С чего мне обращать внимания на какую-то малявку. Просто я не хотела, чтобы ты дружил с ней. Она дочь алкоголика. Чему хорошему может научить тебя эта девочка?

– Мама, но Ива не виновата в том, что её отец пьёт. Она хорошая, – пытался защитить подругу мальчик.

– Я знаю лучше. И мать у неё лгунья, и она такая же.

Иванна быстро поняла, что мать Даньки её невзлюбила и старалась не попадаться женщине на глаза.

Во всех детских забавах Ива и Лёнчик играли первую скрипку. Они уговорили Данила и Тосю нарвать неспелой черешни у бабушки Фроси – соседки Танеевых. Потом всем четверым в районной больнице промывали желудки. Именно Ивка решила попробовать, как действует басма и выкрасила друзей в кардинально чёрный цвет. Мать Даньки, ругаясь, оттирала уши и шею от краски. Мальчишек коротко подстригли, а светловолосая Тая ещё долго ходила цыганкой.

Даниле вспомнился ещё один случай из детства.

В конце августа перед пахотой с пшеничных полей убирали солому в стога. После небольшие стога укладывали в две огромные, длинные скирды. Вот с них-то и любила кататься местная детвора. Дружной компанией они отправились прыгать со скирды. С трудом взобрались наверх, используя более пологую сторону. Высота оказалась приличная, и они немного струхнули. Лёнчик стал говорить Ивке, что она никогда не скатится с такой вышины. Внизу бегала Тося и уговаривала их не прыгать. Даня послушал перепалку друзей и сказал:

– Опасно сигать, можно разбиться, внизу мало соломы. Давайте спустимся с отлого склона.

Лёнчик, которому не хотелось рисковать, радостно согласился.

– Точняк, можно грохнуться так, что костей не соберём.

Ива окинула мальчишек презрительным взглядом.

– Можете сойти, где хотите. А я тут прыгну.

Данила увидел странные глаза девочки: они стали почти чёрными. Расширенный зрачок закрыл голубую радужку. Он не понял, но почувствовал: Ивке страшно, но она всё равно шагнёт вниз. Попытался её остановить.

– Ива, не надо, мы верим, что ты можешь это сделать. – Он схватил подругу за руку.

Она выдернула руку и повернулась к нему.

– А я не ради вас. Это мне надо. – Села на солому и оттолкнувшись, поехала вниз.

Они с Лёнчиком посмотрели друг на друга и, проклиная в душе упрямую подружку, отправились следом. Им повезло, большой кусок скирды съехал вместе с Ивой, и приземление оказалось мягким. После этого случая Лёнчик перестал дразнить Иву, опасаясь, что придётся повторять её подвиги. Таисию он никогда не трогал, почему-то ей позволялось быть слабой и боязливой. Лёня мог чуть ли не до драки спорить и соревноваться с Самошиной, но все её идеи принимал на ура. Когда Ива предлагала развлечение, она становилась мозгом предприятия, Ленчик же осуществлял идею технически.

Данила хмыкнул, вспоминая любимую забаву их четверки. Вечером пробирались к дому какой-нибудь бабульки и привешивали к деревянной раме окна картошку на нитке. Потом вся тёплая компания пряталась в кустах. Лёнчик дёргал нитку, картошка стучала в стекло. Бабушка выходила на крыльцо:

– Кто там? Заходите.

После нескольких появлений на крыльце пожилой женщины и её угроз надрать уши безобразникам. Они, прыская и зажимая рты руками, чтобы не рассмеяться вслух, убегали. Иногда их развлечения наносили материальный урон, и тогда шутникам доставалось от родителей по первое число. Как-то Лёнчик предложил намазать клеем лавочки у магазина. На несчастье четверки к скамейке прилипла тетя Галя, подруга матери Данилы. Разъярённая женщина принесла испорченную юбку Самошиным, справедливо полагая, что без Ивки тут не обошлось. Она требовала выдать остальных сообщников преступления. Ива держалась стойко. За испорченную вещь заплатила Елизавета Павловна. Она наказала дочь и не выпускала её на улицу целую неделю. Друзья, как заговорщики, пробирались вечером под окно подружки, чтобы поддержать её моральный дух.

У Лёнчика не было отца, вернее он умер до его рождения. Родители Лёни жили в военном городке во Владикавказе. Машину старшего лейтенанта Сергея Котова – отца Лёни – обстреляли недалеко от города ваххабиты. Лейтенант умер сразу, а шофер и двое солдат получили тяжёлые ранения. Жена лейтенанта – Анна – находилась на шестом месяце. Женщина вернулась в спокойное Потапово к родителям. Лёнька родился недоношенным, его долго выхаживали врачи в детском отделении больницы Излучинска. Мать с раннего детства рассказывала мальчику об отце, и Лёнька буквально с пелёнок мечтал стать военным. Он не понимал, что такое самоходные ракетные установки, которые обслуживал взвод лейтенанта Котова, мальчик представлял в своем воображении танки. Лёня рисовал их, лепил из пластилина, знал все марки и модели. О танках мог говорить часами. Так он и заработал кличку танкист. Чтобы утешить Ивку в недельном заключении, тем более что налить клей на лавочки его идея, Лёня подарил ей любимую модель танка. Ива оценила его жертву и благоговейно приняла подарок.

«Интересно, сохранился ли у неё подарок Лёнчика», – подумал Данила.

Их детство самая замечательная пора. Летом они купались в любимой Капиляпсе, ходили в лес за ягодами и грибами. Варили уху на костре, запекали на углях картошку. В зарослях ивняка дети построили шалаш, там хранили удочки, несколько помятых железных мисок, эмалированные кружки, закопченную кастрюльку, принесённую Ивкой из дому, и запас картошки. Встав взрослым, Данила пытался сварить уху на костре, пытаясь повторить вкус ухи детства – ничего не получалось.