Рассказ бургмана поразил меня до слез. Даже синяк болеть перестал.

- Это было давно, ваша Анна тогда только родилась, а вас с Ирмой вообще не было. Король призвал нас на очередную войну. Выступили единым отрядом от поселения, как обычно. В этот раз воевали на южной границе. Плохо там для рыцарей, то горы с пригорками, то леса. Однажды наш отряд был в ночном  дозоре и наскочил на передовой отряд тургнцев.

    Да, жестокая получилась сеча. Но тихо прорваться к нам во фланг у них  не получилось. Твой дед тогда погиб, мой отец, меня зацепило, не сильно, правда, но заметно. Я тогда еще совсем желторотым был, только-только из оруженосцев. Да, собственно, у нас тогда целых из двух десятков рыцарей человека три осталось. И из других отрядов, что на шум подтянулись, тоже много раненых было. А целитель  - один на всех. Их  и сейчас на всех не хватает, но, хвала Его Величеству, побольше стало. А тогда - на все войско десятка два, или даже меньше, было.

    В общем, целитель бился-бился над нами, что мог - полатал. А потом сказал, что он больше работать не может, силы закончились. А у нас - тяжелые, на телегах до города не довезли бы. Целитель говорит, что если бы нашелся в отряде маг, чтобы с ним силой поделиться мог, он бы дальше лечил. А так, если начнет, то выгорит совсем, больше лечить не сможет, а то и вовсе умрет. А где мы ему в лесах под утро мага найдем? Думали, все уже, пора могилы копать. А твой отец, он тогда здоровый мужик был, это к старости усох немного, возьми да и спроси, только ли магическая сила нужна. Может, мол, обычной хватит.

    Оказалось, что может и хватить, если кто-то добровольно жизненной силой делиться будет. Ну, представь, Трауте, это как годами жизни с соседом поделиться, а то и с вовсе незнакомым товарищем. - Господин фон Хагедорн на миг замолк, качая головой своим каким-то мыслям. А потом продолжил. - Мы тогда до города всех, даже четверых самых тяжелых, довезли и сдали лекарю.  А твой отец  и еще два рыцаря из здоровых, что целителю помагали, поседели за одну ночь. 

- А что король? - спросила я. - Нежели, он даже не заметил, как вы его армию спасали?

- Почему не заметил? Заметил, конечно. Меня тогда в столичный гарнизон забрали, учиться военной науке, чтобы сам мог отрядом командовать. Целителю и троим героям ордена дать хотели. Только целитель не взял, сказал, хочет взять деньгами, чтобы свою лечебницу открыть. А твой отец тогда тоже взял деньгами, чтобы поместье расширить.

 - Расширил?

- Да, он тогда поллуга докупил, так что у вас теперь до самой Ауе ваши земли доходят, и лес дубовый. Раньше поместье еще меньше было. Хотел чуть подкопить и докупить еще поля, но как-то не держались деньги у твое отца. Пить он потом уже начал, поначалу только чуть выпивал. Зато щедрый был мужик, у нас после той войны много сирот  было в поселении, так он каждого норовил чем-нибудь побаловать, хоть твоя мать и ворчала.

    А потом видишь как получилось. Мало землей владеть, ею еще и распорядитсья уметь надо. Когда я вернулся сюда уже бургманом, семью перевез, твой отец уже больше времени проводил в корчме, чем в полях. А молодые, чьи деды с ним воевали, уже  не помнили ничего. Надо было их носом потыкать, чтобы помнили, кому жизнью обязаны... Но твой отец, хоть и любил поговорить о старых временах, но тот бой и ту ночь не вспоминал никогда. Я сунулся к нему как-то, так он строго настрого велел молчать, словно стыдился чего-то. Может,  что выжил.

    Господин фон Хагедорн закончил рассказ и остался сидеть, подперев щеку рукой. А я только кусала губу, стараясь не разреветься вголос. Оказывается, мой отец не всегда был старым эгоистом, как его однажды со зла обозвала Анна. Он был плохим хозяином, но доблестным рыцарем и славным соседом. Мог вернуться со славой, а предпочел деньги. Заботился о чужих сиротах, но не позаботился о своих дочерях. Научил Хайко и Айко быть рыцарями, но не сумел научить Виллема... 

    Госпожа фон Хагедорн, вернувшаяся в гостиную во время рассказа и тихо все это время стоявшая, прислонившись к двери, молча утерла щеки и, так же молча, подошла к резному дубовому буфету, стоящему у дальней стены. Достав оттуда маленький графинчик  и небольшие корт-рюмки[2], сама подала на стол, налив из графинчика по глотку сладкого ликера из цвета бузины.

    После таких рассказов наши домашние склоки показались мелкими, настолько, что даже говорить о них не хотелось. Поэтому остаток вечера провели мирно. Господин и госпожа фон Хагедорн попеременно рассказывали веселые истории из своей семейной жизни, а я слушала и мечтала, что когда-нибудь так же буду сидеть за столом в своем доме и развлекать гостей своими историями.

    Уже поздно вечером, засыпая на хрустящих от новизны льняных простынях, я попыталась еще раз представить себе, как будет выглядеть моя жизнь с каждым из возможных женихов. Представить получилось дом и хозяйство - я совершенно точно знала, какие занавески я сделаю для кухни и что посажу в палисаднике у дома.... Только Дирка в этом доме мне представить никак не получалось. Каждый раз, когда я думала  о нем, я представляла его таким, как при нашей первой встрече: на коне, в дорожной одежде или в легком доспехе, гордого, красивого... чужого, рыцаря Его Величества.

    А когда я пыталась представить мужчину в придуманном мною доме, мне все время представлялся Арвид. В рубашке с закатанными рукавами, помогающий мужикам чистить водостоки. Или с мечом в руке, бросающийся защищать не просто не жену, еще даже не невесту... Как я там говорила: „К двадцати пяти годам хоть столько-то ума уже должно быть“? Может, ум - он и есть, почему бы не потешить себя такой мыслью, но сердце, похоже, уже выбрало само. Уже засыпая, я прижалась щекой к подушке, впервые за многие годы разрешая себе помечтать, как это будет, когда под щекой вместо подушки окажется мужское плечо.

    Утро выдалось тяжелым.  Не хотелось вставать, не хотелось выходить из уютной комнаты, чтобы снова столкнуться с окружающим миром.  Не хотелось, но деваться было некуда. Так  повелось у нас в поселении, что только самые больные пропускали службу. Даже  дряхлых стариков дети и внуки привозили в повозках, оказывая тем самым  заслуженное (или не очень) почтение. Я прекрасно знала, что нашу семью и так будет обсуждать вся округа: от почтенных фру до последней посудомойки. Если же я рискну не пойти, мне этого не забудут до конца моих дней. Вздохнув, я в последний раз прижалась щекой к такой удобной подушке, а потом резко откинула одеяло.  И пусть никто не скажет, что у старого фон Дюринга уродилась трусливая дочь!

    Уже одев рубашку и юбку, постояла немного над сундуком, выбирая кофту и чепец. Сегодня перед службой мне предстояло дать ответ господину фон Хагедорну, кого из его сыновей я выбираю. Так решили затем, чтобы уже на этой службе храмовник обьявил наши имена. Ведь до осени оставалось всего-ничего, а впереди еще дорога. Благодаря Арвиду я знала, что дорога нас ожидает совсем не в Хагедорн, но и до него остальным  нашим гостям предстоит добираться не менее двух недель. Думаю, поле долгих недель службы, они тоже обрадуются скорому возвращению домой.

    После недолгих раздумий, решила пока одеться по-девичьи. Раз помолвка еще не состоялась, не стоит одеваться невестой, еще больше раздражая любящих поболтать. Как оказалось, выбор был верный. Госпожа Биргит, внимательно оглядев меня и кивнув каким-то своим мыслям, его одобрила.

 - Молодец, Трауте! Скромность украшает порядочную фройляйн. Но одного украшения для невесты маловато, я думаю.

 - Вы советуете надеть что-то еще, госпожа Биргит?

- Да, я уже послала служанку. Так и знала, что тебе подойдет, хорошо, что мы почти  одного роста.

    Прибежавшая служанка принесла девичью праздничную кофту. Но не синюю, как была у меня, а черную[3]. Из дорогой ткани, с бархатными отворотами - неслыханная роскошь!

- Примерь, будет тебе подарок к помолвке.

- Спасибо, госпожа Биргит! Но это такой дорогой подарок! Я и так бесконечно благодарна Вам!

 - Бери-бери. Это еще моя, подарок от кузена. А я почти и не носила, сменила на яркий „замужний“ наряд.  А потом уже и муж не обижал, было что носить и кроме этого. Дочек у меня нет, у невесток есть свое....

    Дрожащими руками я взяла подарок. В нашей семье подобная  вещь была только у матери, хотя ее кофта выглядела гораздо более поношеной. Даже Агнесс, хотя и гордилась наличием приданого, из родительского дома принесла вещи поскромнее. К моему смущению и радости госпожи Бригит, вещь подошла. Конечно, шито было не на меня, но если тут чуть подобрать, а там - подколоть... Поход на службу, на которую  я шла вместе с семьей фон Хагедорн, уже не казался мне таким тяжелым испытанием. Даже самым ревностным последователям традиции придраться было не к чему: я пока еще не одела наряд невесты. Однако же, каждый, имеющий глаза, мог видеть: сегодня - мой день.

    Наш храм стоял на площади, почти сразу за главными воротами бурга. Его колокольню было прекрасно видно из окон дома господина бургмана. Так что из дома мы вышли не заранее, как это обычно бывало с моей семьей, а почти перед началом службы. Именно поэтому я полагаю, что пропустила самое „интересное“.

    Народ  из окрестных поместий собирался всегда задолго до службы, так что площадь перед храмом превращалась в место всеобщего сбора. Степенно беседовали семейные рыцари, почтенные фру собирались в кружок, чтобы перемыть кости соседке, хихикали молоденькие девицы, перед которыми красовались молодые рыцари и оруженосцы... Самое лучшее время и место, чобы узнать, чем живет и дишит округа.

    По дороге к храму народ расступался перед нами, словно волны Лабы перед носом торговой ладьи. Поскольку я шла вместе со всеми уважаемой семьей, все односельчанки мне вежливо кивали. Однако спину сверлили совсем даже не добрые взгляды. Полагаю, если бы взглядом можно было жечь, моя новая праздничная кофта уже зияла бы огромной дырой сзади. Госпожа Биргит, видя общее настроение, ласково погладила меня по локтю: